Страшная ночь. По рассказу А. Чехова

Страшная ночь. По рассказу А. Чехова.

Первая часть.

Иван Петрович Панихидин,
Побледнев, лампу притушив,
Взволнованным голосом начал,
Рассказ свой, что - случилось с ним:

1883 год
«Мгла беспросветная  висела,
Тогда, тёмная над землёй,
Когда к себе я возвращался,
В ту ночь уже  под рождество.

Я шёл от друга. (Умер нынче).
Все засиделись у него,
На спиритическом сеансе,
Без света переулки все.

Почти ощупью пробирался,
Жил я в Москве ещё ж тогда,
Там у Успенья – на – Могильцах,
В доме Трупова снял жильё.

В самом глухом месте Арбата…
Мысли ж мои, когда я шёл,
Были тяжелы и гнетущи…
Такого содержания:

«Жизнь твоя близится к закату… Кайся…»

Спиноза сказал эту фразу,
На том сеансе. Дух его,
Вызвать нам всем тогда удастся,
Я даже попросил повтор.

(А блюдечко ещё ж добавит: «Сегодня ночью ожидай»)

Я в спиритизм, в общем не верю,
Но мысль о смерти, иль намёк,
В унынье меня повергает,
Хотя и неизбежна, та.

Теперь же в этом страшном мраке,
На улице что окружал,
Под стон над головою ветра,
Душу мою страх наполнял.

Свободный я от предрассудков,
Торопясь, и боясь уже,
Там оглянуться, Мне казалось,
Коль оглянусь – увижу смерть.

Смерть в ночи, в виде привиденья…»
И Панихидин тут вздохнул.
Выпил воды. И вновь продолжил:
«Меня тот страх не оставлял –

Неясный, но вам всем понятный,
Даже тогда, когда я там,
Взобравшись на этаж четвёртый,
Отпер дверь, в комнату вошёл.

В моём скромном тогда жилище,
Было темно. В печи к тому ж,
Плакал ветер, словно просился,
В тепло. Стуча, в дверцу печи…

«Если верить Спинозе, - улыбнулся я, - то под
Этот плач сегодня ночью мне придётся умереть. Жутко, однако!»

Зажёг я спичку. Порыв ветра,
По кровле дома пробежал.
Тихий плач его обратился,
Уже там в злобный рёв.

«Плохо в такую ночь бесприютным» - подумал я.

Не время было предаваться,
Подобным размышлениям.
Когда же спичка разгорелась,
Окинул взглядом комнату.

И тут мне зрелище предстало,
Ужасно неожиданное…
Как жаль, что порыв того ветра.
Не достиг спички тут моей!

Я ничего бы не увидел,
Не встали б дыбом волосы.
Я вскрикнул, сделав шаги к двери,
В ужасе. И закрыл глаза…

Тут комнате, гроб находился!?
Успел контуры различить,
Розовый в искрах глазет видел,
На крышке золотой был крест.

Видел гроб лишь одну секунду,
Помню ж его во всех чертах…
Судя по розовому цвету,
Для молодой девушки был.

(Дорогой глазет, ножки, бронзовые ручки –
Всё говорило за то, что покойник был богат).

Выбежал опрометью сразу ж,
Не мысля, и не рассуждав,
Невыразимый страх лишь чуя,
По лестнице понёсся вниз…

Вторая часть.

На лестнице и в коридоре.
Было темно, ноги мои,
Путались в полах моей шубы,
Как только шею не сломал.

На улице же очутившись,
К фонарному столбу примкнул,
Стал успокаивать себя я,
Сердце билось, тяжко дышал…

Я ничему б не удивился,
Заставши в комнате своей.
Но как мог в комнату попасть там,
Гроб? И откуда взялся он?

(Дорогой, женский, для молодой аристократки –
Как мог попасть в убогую комнату мелкого чиновника?)

Пуст он, или, труп внутри гроба?
«Коль здесь не чудо. Преступление».
Блеснуло в голове моей
В догадках же терялся я.

Была ж дверь заперта. А ключ мой,
Известен, где лежал, друзьям.
Лишь самым  близким. Не друзья же,
Поставили мне этот гроб.

Предположить – гробовщики мне,
Тот по ошибке принесли,
Но те из комнаты не выйдут,
Пока им не заплатят там.

«Духи предсказали мне смерть, -  думал я –
Не они ли уже постарались кстати снабдить меня и гробом?»

Всё это глупо, и труслив я,
То был оптический обман,
Идя домой был очень мрачно,
Настроен. И… увидел гроб…»

Дождь по лицу хлестал. А ветер,
Сердито мне полы трепал…
Нужно было идти…  Куда же?
К себе воротиться не мог.

Решил отправиться я к другу,
То, к Упокоеву, теперь,
(Впоследствии он застрелился)
У купца Черепова жил.

Дом в Мёртвом же был переулке,
Дома я друга не застал.
На перекладине нащупал,
Ключ. Отпер дверь, Вошёл.

Сбросив с себя мокрую шубу,
Нащупав в темноте диван,
Сел отдохнуть. Темно там было,
А за окном ветер шумел.

В Кремле к заутрене ударят,
Рождественской. Я поспешил,
Зажечь спичку. Свет не избавил,
От настроенья мрачного.

Страшный, невыразимый ужас,
Овладел сильно  мною вновь,..
Я вскрикнул, пошатнувшись даже,
Не чуя ног, выбежал вон…

В комнате друга, я увидел,
То же, что и у себя – гроб!?
Этот гроб был в два раза больше,
А цвет обивки мрачным был.

(Коричневая обивка придавала ему какой – то особенно
Мрачный колорит).

Как он сюда попал? Откуда?
Точно – оптический обман…
Болезнь нервов было. Виденье…
Галлюцинация уже.

Куда б я не пошёл, наверно,
Всюду увидел бы я гроб.
Сходил с ума? Заболел чем – то?
Всё – «гробомания»  пришла…

Причину же искать недолго,
Стоило только вспомнить мне,
Слова Спиноы на сеансе,
«С ума схожу я!» - думал я.

«Боже мой! Что же тогда делать?!»
Трещала голова от дум…
Ноги подкашивались… Дождь лил.
Ветер пронизывал насквозь.

На мне не было шапки с шубой,
За ними возвращаться?  Нее…ет.
Выше сил моих… Страх тут крепко,
В объятиях холодных сжал.

Волосы же дыбом стояли,
Холодный пот лился с лица…
Хотя уже я и поверил:
«Галлюцинация была ж».

Рисковал страшно простудиться,
И к счастью вспомнил тут уже,
Недалеко живёт приятель,
Погостов. На сеансе ж был.

К нему я поспешил скорее,
В доме Кладбищенского жил,
Советника статского. Пятый,
Этаж, Погостов занимал.

А у него же моим нервам,
Пришлось перетерпеть ещё ж,
Пытку одну.  К нему взбираясь,
Услышал страшный шум вверху.

Наверху бежал в тот миг кто – то,
Стуча ногами, хлопая,
Дверьми. «Ко мне - я крик услышал, -
Ко мне! Ко мне, дворник, скорей!»

Через мгновенье мне навстречу,
Фигура тёмная неслась,
В шубе, в цилиндре, там помятом…
«Погостов! Ты!» -  воскликнул я.

«Это вы? Что такое с вами?»
Погостов встал. Судорожно,
Схватил за руку меня сильно,
Был бледен, тяжело дышал…

Взгляд беспорядочно блуждал там,
Вздымалась грудь… Воскликнул он:
«Это вы, Панихидин? Вы, ли?
 Бледны, как выходец с могил…

Не галлюцинация ли вы?..
Боже мой... вы страшны, мой друг…
Но что с вами? Что происходит,
На вас лица нет тут совсем!

Я рад, что вас увидел. Коль вы,
Действительно вы, не обман.
Проклятый сеанс спиритизма…
Он так расстроил нервы мне.

Что я, придя домой, увидел,
У себя в комнате же – гроб!?»
Ушам своим я не поверил,
И повторить то попросил.

«Гроб, настоящий гроб! – И сел он,
В изнеможенье на ступень. -
Не трус я, но ведь и чёрт сам бы,
Тут испугался бы совсем.

После сеанса натолкнуться,
В потёмках тут на этот гроб!»
Не испугаешься тут, разве,
От страха чуть не околел».

Путаясь я, и заикаясь,
Доктору рассказал про всё,
Про гробы, виденные мною,
Про то, как я, то, пережил.

Минуту мы там друг на друга,
Глядели выпучив глаза…
И в удивленье рты раскрывши.
Щипать друг друга начали.

Третья часть.

«Обоим больно нам, а значит,
Видим друг друга не во сне.
Значит, гробы там все те, были,
То, не оптический обман.

Что же теперь, батенька, делать?»
Доктор обоих спрашивал.
Битый час мы с ним простояли,
На лестнице холодной той.

Страшно озябши – порешили,
Отбросить малодушный страх,
Дежурного разбудив, вместе,
В эту там комнату зайти.

Так мы и сделали. Войдя же,
В номер. Свечку же там зажгли.
И гроб увидели, обитый,
Белым глазетом, с бахромой…

Дежурный набожно крестился…
«Теперь же можно нам узнать, -
Бледный доктор сказал, сам трясся, -
Пуст гроб, иль обитаем он?»

И в нерешительности доктор,
Нагнувшись -  крышку там сорвал,
С гроба. И мы взглянувши,
Увидели… что гроб сей – пуст!

Покойника не было. Только,
На дне лежало там письмо,
Такого оно содержанья,
Сейчас я и прочту его:

«Милый Погостов! Как ты знаешь,
Дела там тестя моего,
Пришли уже в страшный упадок,
В долги по горло он залез

На днях описывать придут уж,
Его имущество. И то,
Погубит семьи, тогда наши,
Погубит также нашу честь.

Что для меня всего дороже.
Вчера же на совете, мы,
Припрятать ценное решили,
Самое, дорогое нам.

Имущество моего тестя,
Всё, заключается в гробах,
(Он гробовых дел мастер будет)
Решив – припрятать лучшие.

К тебе обращаюсь, как к другу,
Помоги, и наше спаси,
Тут состояние. Честь также,
В надежде - послал тебе гроб.

Который, я прошу припрятать,
Буквально на неделю лишь.
Без помощи друзей, знакомых,
Погибнем мы. Спасите нас!

И всем, кого в друзьях считаю,
Послал по гробу я уже.
На благородство их надеюсь,
Челюстин ( И.)  – любящий тебя»

Три месяца, после всего там,
Лечился я от нервов. Друг,
Гробовщика зять, спас и правда,
Имущество, и честь их всех.

Каждый вечер, входя в квартиру,
Боюсь всё, что - увижу я:
Мраморный памятник там белый,
Или там катафалк уже…».