Двадцатый век

Двадцатый век

Америка. Нью-Йорк.
Во всех газетах:
Премьер-министр
на панихиде у Поэта*.
У изголовья
пламенеют розы.
Ни близких,
 ни родных
Опять без спроса
Они, сломав
порядки все,
Сквозь междометья,
Прошли сухими
по росе
В конце столетья.
Был не готов
двадцатый век
К такой программе.
Как будто
вышел человек.
Какая драма?!
В своих стихах
остался он
Бок о бок с нами.
И умирать
какой резон?
Тяжёлый камень
Его глазам,
его руке
Зачем помеха?
Вот Черномырдин
налегке
К нему приехал.
Без разрешенья.
Для чего
им политесы?
Два личных мненья.
Ни к чему
закон повесам.


Закаменели лица
у охраны.
И рукоплещут
двум гигантам
эмигранты.
Мир содрогнулся
вдруг
В тоске необъяснимой.
Венецию,
Россию,
Всех любимых,
С кем жил Поэт
И без кого
прожить пытался,
Не стал сегодня
приглашать
И не старался.
Тысячелетие застыло
у разлома.
Лица необщим
выраженьем
незнакомы,
Любимцы бесконечных
парадоксов,
Нефтяник и Поэт,
чужие вовсе,
И всё-таки у края
повстречались,
Бессрочных пять минут.
Какая малость?!
Премьер молчал.
Здесь что
ни скажешь –
околичность.
Двадцатый век
бесспорно знал,
Что значит Личность.

*26 января 1996 года в Нью-Йорке умер И.А. Бродский. Так сложилось, что в это время в США с официальным визитом находился премьер министр России В.С. Черномырдин. Виктор Степанович побывал на прощании с поэтом.