Дневник деда Николая

Oктября 15 дня 1908 года от P. X.

Полный текст: Петенька, часть вторая
https://www.proza.ru/2014/08/02/130

 Вот уже неделю как я в Продувном и мне так тебя не хватает. Вижу о тебе сновидения, беседую и даже там, во сне, скучаю. Вчера взялся писать тебе письмо, но слова заупрямились и не захотели лечь на бумагу. Помучился с час и это занятие бросил. А ты еще дразнишь меня писателем. Мои литературные экзерсизы столь беспомощны, что не решаюсь представить отчет в Географическое Общество о последней поездке в Турцию. Требуется особое состояние души, чтобы мысли плавно перетекли в письмо.
 Осень стоит дивная и теплая. Ветлы напротив усадьбы оделись красным, а наша любимая рябина пылает будто факел. Конюх Федор был намедни мною пойман при попытке ободрать с нее ягоды. Молва утверждает, что он гонит из них самогон. Мой запрет весьма огорчил его, ну да ничего, год был урожайный на картошку и свеклу, так что сырья для его занятий достанет.
 Вообще, соседские мужички не стесняются поругивать власть и нас вместе с нею, но, когда дело доходит до денег, мигом делаются шелковыми и на все готовыми. Кто бы подсказал Государю назначить крестьянам хоть какие мизерные пенсии, и завтра бы страна получила сто миллионов верноподданных. Вот и теперь, выдал Федору рубль на поправку, и он уж смотрит на меня по-собачьи преданно и готов служить "до гробовой доски" (его собственное выражение).
 Дни стоят безмолвные и безветренные, как это бывает только осенью, воздух сладок и прозрачен. Тишина такая, что слышно, как в Караваево у переправы собачатся бабы-водоноски. А это ведь отсюда добрая верста. А как ударит колокол на дедовой церкви вся округа стоит оглушенная, и слезы сами катятся из глаз.
 Я тут взялся перечитывать древних - Иосифа Флавия, Цезаря, Светония. Не знаю, что на меня нашло, но кажется, будто пишут они о событиях, вчера произошедших. Все их гордыни, слабости и похоти так знакомы нам, далеким потомкам, так понятны и простительны.
 Римляне напоминают мне деловых англичан или немцев, с легкой досадой поглядывающих на нас, молодых варваров, обосновавшихся на периферии их цивилизаций, где все умело и толково рассчитано, и каждая копейка приспособлена к делу. Время стерло римлян, но многоязыкая орда, пришедшая на смену, впитала их привычки, нашла себе императоров, и объявила себя их потомками.
 Мало кто сохранился с тех пор. Народы истлели, как ткань. Исчез Египет, оставив за собой бессмертные останки, сгинули в толпах пришельцев славные ахейцы, хитроумные финикийцы растворились в пучине тысячелетий. Пожалуй, лишь евреи сохранили тонкую нить, соединяющую их с прошлым. Но Боже мой, как далеко ушла эта, некогда великая нация, от своей былой славы.
 Флавий все больше толкует о богатстве Иерусалимских храмов, россыпях золота и драгоценностей, дворцах богачей. Где же вы нынче, гордые соперники Рима? Что случилось? Кто так рассеял вас по свету? Что за сила гонит ваш народ через океаны и земли?
 Говорят, что ныне многие евреи нашли землю обетованную в Новом Свете, и, испуганные недавними погромами, тысячами грузятся на пароходы в Одессе и Данциге. Бедные люди. Надеюсь, Америка окажется гостеприимнее, чем их нынешняя временная родина.
 Недавно у меня случился диспут с заезжим Питерским богословом, гостившим у соседей. Прослышав о росписях в нашей церкви, Григорий Топорин, (таково имя гостя) напросился на обед с последующей экскурсией. От скуки ли, или от любопытства я обрадовался, испытав нечто вроде приятного возбуждения. Я представил, какое изумление вызовут у столичного задаваки  Апраксинские фрески и резные ангелы на сводах. А парадные ворота, отлитые венецианскими джетто не встретишь и в столичных церквах. Вряд ли он ожидает увидеть подобное в нашей глуши.
 Господин Топорин оказался молодым человеком с начинающимися бородой и усами, и отнюдь не склонным к историческим экскурсам. Оказалось, привлек его вовсе не храм, а возможность увидится со мной. Прослышав о моей службе при дворе, он почему-то решил, что я могу быть полезен какому-то движению, где он состоит проповедником. Довольно наивное, если не сказать глупое суждение, выдающее явное незнание устройства современной российской власти. Bпрочем, молодости прощается многое.
 Беседа наша поначалу носила отвлеченный характер. Далее мой гость попытался увлечь меня своими политическими новациями, чему я искренне воспротивился, признавшись, что политика мне отвратительна, нравы, царящие во власти пугают, а чванство и невежество нынешних думцев внушают тревогу за будущее империи.
В ответ юноша порозовел щеками, и пропел вдохновенную осанну нынешнему премьеру Столыпину. Он-де и решительный, и умный, и дальновидный, и милосердный... Я решил не спорить, хотя подмывало напомнить, что человек, обогативший русский язык сразу двумя идиомами, как то столыпинский вагон и столыпинский галстук - вряд ли может быть заподозрен в милосердии.
 Кто спорит, Петр Аркадьевич - личность яркая, да и ума ему не занимать. Готов, зажмурившись, согласиться, что для умиротворения российского бунта сгодятся и вагоны дальнего следования, и безсудные галстуки. Но достанет ли всего этого для построения сытого и благожелательного общества. Сомневаюсь. Злоба народа питается нищетой и хамством, а власть делает многое для разжигания обоих пороков.
 Поскольку господин Топорин нашел во мне благодарного, и, главное, молчаливого слушателя, его дальнейшее повествование вознеслось к материям еще более шатким. Он принялся ругать "врагов России", к коим, в первую очередь, отнес американцев и иудеев. Я не сумел сдержать удивления, и получил разъяснение, что Новый Свет стал прибежищем жидо-масонских сект, плетущих заговоры против России, вооруживших и науськавших японцев на нашу мирно похрапывавшую отчизну.
 Далее мой собеседник пустился в пространные рассуждения, выдавшие зачатки богословского образования. Оказывается, коварные иудеи в ранние века извратили заветы Христовы и скрыли главную еврейскую тайну, изложенную Спасителем. Тайна же заключается в том, что дети Авраама и Иакова избраны не Богом , а сатаной. Все их ритуалы - суть поклонение дьяволу, а предательство и убийство Христа осуществлено было по люцеферову наущению. Сие учение якобы изложено в первых редакциях библии, утерянных для потомков, а из более поздних изданий это откровение таинственным образом исчезло, в чем усматриваются очевидные еврейские козни.
 Вот и теперь, исторгнутые народным гневом, враги рода человеческого (читать - евреи) ринулись в Америку, чтобы, сплотив ряды, вредить православным и губить Россию.
 Уф! Кажется, это все. Григорий Яковлевич поведал мне эту историю с таким жаром, что я невольно вспотел и захотел чаю с лимоном и бубликами. Предложенные кушанья несколько сбили накал моего собеседника, он смягчился, и меня успокоил, что когда его единомышленники придут к власти (тьфу-тьфу-тьфу, Господи, пронеси!), то настоящие патриоты, такие, как я, будут оценены по достоинству.
 Я осторожно поинтересовался, что ждет иудеев, равно как и других инородцев. В ответ господин Топорин заговорщицки хмыкнул, и доверительно поведал, что фонарей конечно же на всех не хватит, но в России-матушке достанет лесов и землицы, иными словами, "кого не повесим, тех закопаем. Цыган прогоним назад в Галицию, ну а всяких там армяшек, татар, лезгин да осетинов оставим, вреда от них никакого". Так что бегите, евреи, бегите, пока можно удрать подальше от юных строителей светлого завтра.
 Впрочем, еврейская тайна, храбро открытая господином Топориным, не так нова, как кажется на первый взгляд. Сама постановка вопроса, конечно же, достойна Филиппа Испанского, который, собственно, первым прозрел сатанинскую сущность иудаизма, и руками крещеного еврея Торквемады внес убедительную лепту в борьбу по искоренению дьявольского учения. Интересно, знает ли об этом мой юный собеседник. Не уверен, что эту прискорбную историю преподают в реальных училищах. Так что, верно, Григорий Яковлевич считает себя первооткрывателем страшного заговора, гордится этим несказанно, и собирает клуб единомышленников с лопатами и веревками.
 Послушаешь такого, и правда посчитаешь Петра Аркадьевича образцом милосердия. Поневоле лезет в голову соблазнительная мысль: собрать в укромном месте всех новоявленных "друзей России", пригласить столыпинскую расстрельную роту и скомандовать "Пли!". Только поможет ли? Не уверен, уж больно много развелось господ топориных, они молоды и уверены в себе. Жить рядом с ними страшновато.
Господин Топорин отужинал, но от ночлега отказался, и, к моему облегчению, ускакал к соседям.Oставшись один, гулял по парку. Вечер выдался яркий, с легким прохладным ветерком. Низкое закатное солнце просвечивало сквозь руки деревьев, одетые золотыми браслетами уходящей осени. Вдалеке за рекой играла музыка, слышались смех и пение.
 В голову лезли мысли, и никак не забывался сегодняшний разговор. А в чем, собственно, разница между Богоизбранностью и отметиной сатаны? Не объединяет ли Господь все добро и зло мира, представляясь нам разными сторонами своего бессмертного существа. Ведь мы, люди, Его дети, но и дьявол порожден тем же Отцом.
 И тогда борьба добра и зла представляется лишенной смысла, ибо есть одно и то же, и победа добра невозможна, равно, как и невозможно полное торжество зла. А жизнь человеческая представляется сиреневым бульоном, куда Отец наш подсыпает по обстоятельствам сахара или соли из сосудов счастья и скорби.
Поэтому, жаждущий народного счастья господин Топорин оказывается, по своей сути, средней руки чертом, слабо соображающим, что творит, или вернее, собирается натворить. А посланец Сиона Изя Финкель, который приютил и выхаживал меня, больного горячкой, в своей хижине на окраине Гурзуфа, являет самую сердцевину добра, направленную непосредственно на меня, несмотря на свою явную принадлежность к зловредному сатанинскому племени.
 Помнишь ли ты Изю? Он был человеком во всех смыслах выдающимся. Наиболее выдавался его костистый, вызывающе торчащий, веснушчатый нос. Несомненны были и отменные мужские достоинства Финкеля. Мне не случилось их увидеть, но постоянные ночные гостьи, невзначай навещавшие холостого Изю, были живыми свидетелями неисчерпаемости его любовных сил. На мои вопросы Финкель смиренно опускал долу взор и признавался, что "Предвечный одарил его радостью и трудолюбием". Любовь была, пожалуй, единственным занятием, которому трудолюбивый Изя отдавался со всем рвением своей древней души. Все остальные виды творческой жизнедеятельности он ненавидел искренне и честно, и лишь иногда, для пополнения скудных средств, снаряжал рыбную ловлю, добывая ворох серебристых сардин, толстую сонную кефаль или розовую камбалу. Заходившие к вечеру дамы сноровисто накрывали на стол, готовили и сплетничали. Изя победно поглядывал на меня, скованного тисками христианской морали, и я чувствовал, что безвозвратно теряю нечто важное и невосполнимое, что позднее оказалось молодостью.
 Боже, Боже, сколь изумителен созданный Тобою мир. Как жаль времени, Твоего главного подарка, невосполнимо утекающего в сосуд всемирного зла.
 Вернулся домой и думал о тебе. Господи, как мне повезло, что я встретил тебя и сделал женой, исполнив древнее предначертание. Какое счастье, что мы вместе. Я купаюсь в тепле, излучаемым тобой, мне хорошо и покойно, что бы не происходило во внешнем, таком бурном и недобром мире. Философы спорят о счастье, а оно живет по соседству и имя ему - любовь. Как это просто, Боже мой, как легко быть счастливым, когда ты рядом.