Рассказы о войне ветерана 240

                ОНИ КОВАЛИ ПОБЕДУ

                ЛЕВАШОВ

                Повесть
                Автор Константин Симонов.

Продолжение 7 повести.
Продолжение 6 http://www.stihi.ru/2019/10/28/1730

                ЗАЩИТНИКИ ОДЕССЫ И СЕВАСТОПОЛЯ

                ПЕРВЫЕ
 АТАКИ ВРАГА НА ОДЕССУ ОТБИТЫ

  «Пока Лопатин ехал на левашовском «танке» в медсанбат, румынские атаки шли одна за другой.
В «максимах» кипела вода, несколько раз дело доходило до гранат. Сначала Левашов, а потом Ковтун дважды водили в контратаку несколько десятков человек – свой полковой резерв. Во время второй контратаки Ковтуна ранило навылет в плечо, и он из последних сил доплёлся до наблюдательного пункта, потный и бледный, повиснув на плече шатавшегося от тяжести бойца.
Левашов встретил его так, словно был лично виноват в случившемся.
– Давайте сюда Таисью! – кричал Левашов, усаживая Ковтуна. – Ах, Ковтун, Ковтун, что ж это ты, а?

  Ковтун, у которого во время боя слетела фуражка, рукой откидывал со лба намокшую чёлку и, хватая губами воздух, часто и надрывно дышал. Что ему было ответить? Бой затихал, атаки были отбиты, дело, на которое его послали, кажется, сделано. Он был тронут горем комиссара, но показывать это было не в его натуре. За сегодняшний день ему несколько раз казалось, что его убьют, и он чаще, чем всегда, вспоминал о своей уехавшей в эвакуацию на Кавказ семье, большой и, судя по письмам, плохо устроенной. Вспомнил о ней и сейчас, с облегчением подумав, что всего-навсего ранен, а не убит. Он сидел в окопе голый до пояса, и сейчас было видно, что ему уже немало лет – на голове ни одного седого волоса, а грудь вся седая.

  Таисья туго бинтовала его – кругом тела, под мышкой, через плечо и снова кругом тела, но, сколько бы она ни наматывала бинтов, кровь каждый раз густо проступала сквозь них, и, казалось, намотай она целые белые горы, кровь всё равно проступит наружу. Ковтуну показалось, что его не бинтуют, а заворачивают во что-то большое, белое, из-под чего он вот-вот перестанет быть виден. Он закрыл глаза и, поняв, что теряет сознание, собрался с силами и усмехнулся.
– Хватит бинты изводить, – сказал он. – Всё равно не замаскируешь, – и прямо взглянул в красивое, потное от усталости лицо девушки. «Красивая какая», – подумал он и бессмысленно пожалел, что не останется здесь, что его отправят в госпиталь, а там, может быть, и совсем увезут из Одессы, и он уже никогда не увидит этой красивой девушки, которая сейчас бинтует его.
– Откомандовался, – сказал он, вздохнул и снова закрыл глаза.

  Левашов, наблюдавший за перевязкой, выругался.
– Второго командира полка мне за сутки меняют, паразиты!
– Бой выиграли – и то хлеб, – сказал Ковтун, открыл глаза и первым увидел шедшего по окопу Ефимова.
Ефимов был такой же, как всегда. Мешковатая гимнастёрка с кое-как пришитыми на воротник зелёными звёздочками горбилась на спине, рука висела на чёрной косынке, а кавалерийский хлыстик пощёлкивал по сапогам. Подойдя, он молча, осторожно пожал Ковтуну левую руку и взялся за трубку телефона.
– Давайте двойку через двадцать третий!
Двадцать третий был штаб дивизии, двойка – штаб армии.
– Товарищ член Военного совета, – с полминуты нетерпеливо продержав трубку около уха, сказал он. – Говорит Ефимов. – Он был взволнован и пренебрёг условными позывными. – Отбились. Потери большие. – Он на секунду повернулся в сторону Ковтуна. – Два командира полка – девяносто четвертого и девяносто пятого – один контужен, другой ранен, но отбились! Уложили противника – счёту нет, сами такого ещё не видели. Благодарю! – сказал он и ещё с минуту молча слушал то, что ему говорили в трубку. – Благодарю! – повторил он. – К восемнадцати не успею, а в девятнадцать буду. Собирайте. Хорошо. У меня тоже всё.

  Ах, тришкин кафтан, тришкин кафтан, – вздохнул он, имея в виду не только вышедшего из строя Ковтуна, но и свой разговор с членом Военного совета. Ставка утвердила его командующим, и надо было решать, кому сдавать дивизию. Он вздохнул ещё раз и сказал телефонисту, чтобы тот соединил его с командиром второго батальона Слеповым.
– А ты, Левашов, – обратился Ефимов к Левашову, пока телефонист вызывал номер, – пошли кого-нибудь, чтобы мою полуторку подогнали.
– Как бы не обстреляли, – сказал Левашов.
– Не обстреляют, – уверенно сказал Ефимов и снова нагнулся к Ковтуну. – Здорово больно?
– Не знаю, товарищ генерал, ещё не расчухался.
– Чем санитарки ждать, в кабину моей полуторки сядешь – и прямо до первой градской больницы. Была градская, а стала наша. Полдивизии в ней перележало. – Ну что там у вас? – заторопил он телефониста. – Где Слепов?
– Докладывают – в роту пошёл. Сейчас соединят.
– Думаю вместо вас пока Слепова на полк поставить, – сказал Ефимов, обращаясь к Ковтуну. – Какого вы о нём мнения?
– Не успел составить себе мнения, товарищ генерал-майор, – ответил Ковтун.
– Это, впрочем, верно, – сказал Ефимов. – Ничего, вернётесь из госпиталя, составите!
– Утешаете, товарищ генерал.
– А что ж, раненых положено утешать, – улыбнулся Ефимов.
– Обидно, что обратно в дивизию вряд ли попаду, – с горечью сказал Ковтун.
– Почему? Рапорт по команде: хочу продолжать несение службы в своей части!
– Ответят, что не кадровый. Послужил три месяца в одной части – послужишь в другой. Да и вообще война, какие уж тут претензии.
– А по мне такие претензии на войне должны больше уважаться, чем в мирное время. И тот, кто имел возможность уважить такой рапорт, а не уважил, – тот дурак! – сердито сказал Ефимов.
Он принял из рук телефониста трубку и, спросив Слепова, через сколько времени тот может прибыть сюда, приказал явиться, сдав батальон заместителю.

  Подминая под себя кусты, ефимовская полуторка подъехала к самому окопу. Левашов вместе с Ефимовым помог Ковтуну вылезти из окопа. Хотя в посадках было почти сухо, Ковтуну от потери крови казалось, что он при каждом шаге вытягивает ноги откуда-то глубоко из-под земли.
Доведя Ковтуна до машины, Левашов забежал с другой стороны и оттуда, перегнувшись через руль, помог ему усесться в кабине. Лицо Ковтуна побелело от усилия, с которым он всё-таки дошёл до машины своими ногами.
– Будь здоров, – сказал Левашов, целуя Ковтуна. – За полк не переживай, не подведём. – Как ни коротко было их полковое братство, Левашов хотел подчеркнуть, что оно было и его не выкинешь из памяти.
– Спасибо за службу, капитан Ковтун! – сказал Ефимов, глядя в бледное лицо Ковтуна. – А вы поосторожней, Тимченко! – вдруг прикрикнул он на шофёра. – Знаете, что значит ездить осторожно?
– Так точно! – бодро ответил шофёр, хотя за три месяца езды с Ефимовым как раз совершенно запамятовал, что значит ездить осторожно.
– Сказка про белого бычка, товарищ генерал, – опечаленно сказал Левашов, когда машина отъехала. – Не везет девяносто пятому.
– Как ваше мнение о Слепове? – вместо ответа спросил Ефимов.
– Как прикажете, – сказал Левашов.
– А ты не фордыбачься, – сказал Ефимов. – Твой характер мне известен. А что заранее с тобой не посоветовался – прощения просить не буду, тем более что ты мне всё равно бы назвал Слепова. Так или не так?
– Так, – сказал Левашов и улыбнулся.
– Чего улыбаешься?
– Конечно, есть ещё одна кандидатура, – продолжая улыбаться, сказал Левашов.
– Старая песня, – ненатурально сердитым тоном сказал Ефимов. – Только не пойму, на что ты сейчас напрашиваешься: на похвалу или на выговор?
– На выговор, товарищ генерал. Хотя бывали, конечно, в жизни случаи...

  В словах Левашова содержался намёк на прошлое самого Ефимова, который в разгар гражданской войны перешёл с политической работы на строевую.
– Мало ли что бывало, – усмехнулся Ефимов.
– Знаю, полком командовать всё равно не дадите, а с батальоном, по совести, справился бы, – сказал Левашов.
– А мне не надо, чтобы вы справлялись с батальоном, – Ефимов вернулся к обращению на «вы». – Я бы хотел верить, что придёт время и вы справитесь с дивизией в качестве её комиссара. Но для этого вам надо поменьше пить и матерщинничать, пореже показывать, заметьте, не проявлять, а показывать свою храбрость, а главное, научиться про себя считать до трёх, прежде чем сказать или скомандовать.
– Почему до трёх? – не сразу поняв, спросил Левашов.
– А для того, чтобы за это время успеть подумать, соблюдая нормальный процесс: сперва подумал – потом сказал, а не наоборот. Вот Слепов, – издали кивнув на появившегося в конце окопа саженного, долговязого капитана в каске и накинутой на плечи плащ-палатке, – тот, наоборот, иногда слишком долго думает. Советую взаимно поделиться опытом. Здравствуйте, Слепов!

  Слепов приложил руку к большой лобастой голове и посмотрел на Ефимова внимательным медленным взглядом. Попав в девятнадцатом году воспитанником музыкальной команды в этот самый полк, Слепов служил в нём уже двадцать два года и понемногу, каждый раз с великим трудом, но зато прочно, поднимался со ступеньки на ступеньку. Не первый день зная Слепова, Ефимов верил, что этот неповоротливый человек исправно потянет полк в одной упряжке с умным, но зарывающимся Левашовым.
– Принимайте полк, Слепов, – сказал Ефимов и посмотрел снизу вверх – на Слепова все без исключения смотрели снизу вверх, – в неподвижное, угловатое, топором вырубленное лицо капитана.
– Слушаюсь, – сказал Слепов, прикладывая руку к каске, и, хотя это было счастливейшее мгновение его жизни, ни один мускул не дрогнул на его лице.
Ефимов пробыл на передовой ещё целый час. Весь день, пока шёл бой, он ещё чувствовал себя по-прежнему командиром дивизии, но теперь, узнав, что его назначение на армию уже состоялось, с каждой минутой всё больше отвлекался мыслями в будущее.

  Уже на обратном пути, недалеко от наблюдательного пункта, немцы, как обычно выпустив наугад перед ужином серию мин, чуть не накрыли Ефимова и всех, кто с ним был. Ефимов едва успел соскочить с «танка». Поднявшись, он увидел Левашова, который держался правой рукой за левую.
– Что, зацепило? – спросил Ефимов.
Левашов, закатав рукав гимнастерки, пощупал застрявшие под кожей мелкие осколки.
– Ничего, – сказал он, – как слону дробина, фельдшер вынет.
– Вот что, – сказал Ефимов, – мне надоело с вами возиться. Я вам уже в прошлый раз приказывал пойти после ранения в медсанбат; тогда вы открутились, но на этот раз придётся! Подумаешь мне, незаменимый!
– Так что это за ранение? Курам на смех, бекасинник! – снова ощупывая руку, сказал Левашов. – Вы же в госпиталь с вашей рукой не легли? А если по делу – вас давно бы самих надо отправить!
– Держи карман шире, – сказал Ефимов.

  Они снова сели в «танк» и поехали.
– Вот что, – сказал Ефимов после нескольких минут езды. Они приближались к штабу полка. – Я сейчас поеду в Одессу и захвачу вас с собой! Заедете в госпиталь, навестите Мурадова и Ковтуна, а кстати вынете свои осколки. Дело к ночи, в полку без вас ничего не случится. Так или нет, Слепов?
– Так точно, – сказал Слепов.
Левашов молчал. По правде сказать, он обрадовался.
Приехав в штаб полка и зайдя в хату Левашова, Ефимов посмотрел на часы. Чтобы поспеть в Одессу к девятнадцати, надо было выезжать через десять минут. Он сел за стол, устало потянулся и попросил стакан чая.

  За окном остановилась машина, и в хату, широко распахнув дверь, вошёл Бастрюков в шинели, перепоясанной новыми ремнями, и в каске.
– С победой, Иван Петрович! – сказал он и стал снимать каску. Но затянутый под подбородком ремешок не расстёгивался, каска не снималась, и Бастрюкову пришлось неловко и долго стягивать её, постепенно сдвигая с затылка на лоб.
– Здравствуй, здравствуй! – наблюдая это занятие и прихлёбывая чай, ответил Ефимов. – Как там у вас в дивизии? – Он имел в виду штаб дивизии. – Надеюсь, всё в порядке, потерь нет?
– Все в порядке, – сказал Бастрюков, наконец сняв злополучную каску. – С шефами целый день провозился. Приехали с утра и всё на передовую рвались. Пришлось, понимаешь, чуть ли не силой удерживать.
– Удержал?
– Привёз сюда. Сейчас грузовик подъедет – немного поотстал от меня. Говорят: не вернёмся в Одессу, пока на передовой не побываем! Решил их хотя бы сюда, к штабу полка, подвезти под вечер, благо тихо стало, – сказал Бастрюков. – Вызовем для них с передовой народ, пусть побеседуют!
Он уже оправился от неудачи с каской и сейчас удобно раскинулся на стуле, бросив перед собой на стол до отказа набитую полевую сумку.

  В хату вошёл отлучавшийся Левашов. Ефимов заметил, что он уже перевязался на скорую руку; из-под обшлага гимнастёрки виднелся бинт.
– Слушай, Левашов, – полуоборачиваясь, но не здороваясь, деловым тоном сказал Бастрюков. – Сейчас шефы подъедут. Я нарочно от них оторвался, чтобы предупредить тебя. Давай вызови сюда для встречи лучших людей с передовой. Ну, скажем... – Он потянул ремень на полевой сумке и с натугой стал вытаскивать оттуда толстую клеёнчатую тетрадь.
– А вы не трудитесь, товарищ полковой комиссар, – сказал Левашов. – Я лучших людей и так знаю. Сейчас вызову.
– Ну, скажем, – наконец вытащив тетрадь и не обращая внимания на слова Левашова, сказал Бастрюков. – Ну, скажем, – повторил он, надевая очки, – из второго батальона Коробков.
– Убит Коробков, – сказал молчавший до этого Слепов. – Утром сегодня убит.
– Убит? – Бастрюков поверх очков посмотрел на Слепова так строго, словно тот был виноват, что Коробков убит и предполагаемый вызов не может состояться. – Или Горошкин.
– Горошкин жив, можно, – сказал Слепов.
– Давай, – повернулся Бастрюков к Левашову, – сейчас список с тобой набросаем.
– Зачем же список, товарищ полковой комиссар? – возразил Левашов. – Я просто обзвоню сейчас батальон и вызову.
– Всё у тебя всегда просто, Левашов, – сказал Бастрюков. – Слишком всё у тебя всегда просто, а кандидатуры надо обдумывать! Одесский пролетариат приезжает, нужно, чтобы действительно лучшие люди полка с ними встретились.
– А у нас в полку плохих нет, – упрямо сказал Левашов. – Даже я вроде для людей ничего, только для вас плох.

  Это была уже прямая дерзость. Бастрюков поднялся и не своим голосом крикнул:
– Смирно!
Левашов с искажённым лицом встал в положение «смирно».
– Вот что, – тоже вставая, сказал Ефимов. – Левашов, выйдите. И вы, Слепов, тоже. Мы с полковым комиссаром вызовем вас.
Левашов и Слепов вышли.
– Это ты его распустил, Иван Петрович, своего любимца!
– Он не мой любимец, а полка любимец. Вот в чём суть дела. А тебе даже не интересно знать, почему так? – спокойно возразил Ефимов.
– Всё равно, моя бы личная воля, я бы его давно с комиссаров снял, – раздражённо сказал Бастрюков. – Он не комиссар, а хулиган.
– Подожди, Степан Авдеич, – по-прежнему спокойно, но твёрдо сказал Ефимов, кладя руку на плечо Бастрюкову. – Я его, конечно, не оправдываю. Разговаривать, как он сейчас с тобой, не положено. Но человек весь день в бою был, двух командиров полка потерял, сам ранен...
– Если ранен, пусть в медсанбат идёт, – сказал Бастрюков.

  Он был миролюбив с начальством, но терпеть не мог, когда ему наступали на ноги подчинённые.
– Вот именно, – всё так же тихо и твёрдо сказал Ефимов. – И даже не в медсанбат, а в госпиталь. Я в Одессу еду, так, с твоего разрешения, заберу его с собой до ночи, на перевязку.
– А кто же шефов с людьми знакомить будет? Я, что ли? – огрызнулся Бастрюков. При всём своём гневе на Левашова он не хотел, чтобы тот уехал, оставив его одного с шефами.
– Отпусти его, – повторил Ефимов. – Он поедет, а ты пока тут покомиссарь за него. С шефами посиди, заночуй в полку. Ты тут не так часто бываешь. – В голосе Ефимова послышалась железная нота.
– Ну что же это такое? – вдруг осевшим голосом сказал Бастрюков. – Привёз в полк шефов, комиссара полка нет. Сорвём встречу!
Он говорил правду, и Ефимов понимал это. Если Левашов уедет, то, действительно, под руководством одного Бастрюкова человеческой встречи с шефами не получится.
– Хорошо, – сказал Ефимов подумав. – Пусть остаётся. Но только ты, пожалуйста, как только шефов проводите, сразу отпусти его в госпиталь. Ладно?
– А на что он мне потом нужен будет? – с полной искренностью сказал Бастрюков. – Конечно, отпущу. А ты что, уже уезжаешь? – спросил он, увидев, что Ефимов надевает фуражку. – Не встретишься с шефами?
– К сожалению, не могу, – сказал Ефимов. – На девятнадцать вызван в штаб армии, – и быстро вышел из хаты.
Бастрюков, выходя вслед за ним, с трудом удержался от готового сорваться с языка вопроса – среди дня он услышал по телефону от одного политотдельского работника, что Ефимова прочат в командующие.

  Рядом с «эмкой» Бастрюкова и полуторкой Ефимова стоял грузовик, на котором только что приехали шефы. Шефы – рабочие Январских мастерских – семеро мужчин и одна женщина – толпились у грузовика, как со старым знакомым разговаривая с Левашовым, – некоторые из них уже бывали в полку раньше.
– Здравствуйте, дорогие товарищи шефы, – сказал Ефимов и стал по очереди здороваться. – Очень хотел бы сам принять вас в полку, но не сумею. Но товарищи вас примут от всей души, – и он кивнул в сторону Левашова. – А пока честь имею кланяться, – приложил он руку к козырьку. – Назначен командующим Приморской группой войск и должен немедля отбыть в Одессу.
Он пожал руку Левашову, Слепову и Бастрюкову, для которого, собственно, и не отказал себе в удовольствии всё-таки сказать эту последнюю фразу, шагнул к полуторке и, сидя в кабине, еще раз приложил руку к козырьку».

 Продолжение повести в следующей публикации.