А иначе стихи не пишутся

Из поэтических страданий.

Я могу быть вежлив изысканно
И могу быть предельно грубым,
Если вдруг поленюсь, не выскребу
У себя джентльменские трубы.

Дирижёр, властелин метафоры,
Наполняю себя сомнением
И коленом давлю на амфоры
С генетическим вожделением.

И размахиваю гиперболой,
Как весенней набухшей вербою,
Гротесково, но без надрыва
Проникаю в себя стыдливо.

Перекланявшись с дамой в розовом,
Прохожу в себя Каракозовым,
Перебросившись с дамой в бежевом,
Ощущаю себя невежею.

Рядом топчутся Карамазовы,
Но со мной они не повязаны
Мелкой сетью мещанских сплетен
При дневном или лунном свете.

Не двуличное состояние,
Не потребность в дешёвом трюке --
Это лично моё желание,
Мне упавшее прямо в руки.

Тот не вымучил и не выродил,
Кто не нюхал ни синь, ни пороху,
Не вживался собою в Ирода,
А слова понасыпал ворохом.

Справедливые и сердечные,
Но пустые они, беспечные,
По пыли, по грязи под шляпами,
Жёлтой сукровицей не ляпаны.

Я обязан жить на вулкане
И карабкаться вверх по склону,
Чтобы бомбы по филиграни,
Чтобы лава прожгла ладони.

Перевесив собой препятствия,
Пересилив свою растерянность,
Я над словом могу повластвовать,
Представляя всю жизнь феерией.

Я участник в любом движении,
Соучастник любых событий,
Не залеченный снисхождением,
Сытой вялостью не покрытый.

О высоком предназначении
Вслух не треплются даже гении,
Быть простым, как алкаш у пристани –
В этом тоже своя изысканность.

Джентльменство до первой ругани,
Где у барда язык обугленный
От сгоревшего междометия,
Если барда дерьмом пометили.

И не нужно кривляться в зеркало,
На надежду собой посверкивать,
Я поэт и моё значение,
Чтоб не камнями при прочтении.

Чтобы руку при встрече подали
Не за то, что растёкся одами,
За простое упоминание
О живущем в соседнем здании.

А иначе стихи не пишутся,
Разбегаются прочь метафоры,
Не ложатся в бумагу ижицы,
Спят с соседними каллиграфами...
«»»»»»»»