Камни больше не стреляют...

Защитникам Брестской крепости


«Кто не знает свою историю –
Будет изучать чужую!»

Я не знаю: кто ты? Где ты?
Мистик или атеист?
И читаешь ли газеты,
или же в сети завис?

Есть ли что в душе святое?
Только «лайки» да «репост»?
Или веришь, что в былое
все же есть незримый мост?

Может, молишься в мечети?
Может быть, ты носишь крест?
Знаешь ли, что есть на свете
крепость под названьем - «Брест»?

Здесь священен каждый камень,
каждый выдох, каждый вдох,
каждый ход среди развалин,
каждый отпечаток ног...

По утрам плывут туманы,
в чаще ухает сова;
и от трав — пахуче пьяных
так светлеет голова.

Здесь все звуки замирают!
Слышишь, как бежит волна,
когда щука заиграет...
Два-три всплеска — тишина!

Между рек — зеленый остров.
Среди ив, берез, ракит
высится громоздкий остов -
крепость Брестская стоит!

Вот от этих бастионов, -
Ветры стонут, сквозь летя, -
Встали двести миллионов,
Там бессмертье обретя…


Воздух здесь сырой и ломкий,
зелень — девственно нежна,
туго давит перепонки:
то — безвременья стена.

Нулевое измеренье
за незримою чертой,
где иное исчисленье -
до сих пор грохочет бой.

Днем и ночью канонада...
Огрызается костел,
задыхается от смрада
остров весь... Большой котел!

Дым, огонь, руины, взрывы...
много... много дней подряд! -
обо всем расскажут глыбы:
камни тоже говорят.

 О ночных контратаках
со штыком - на пулемет,
как душили австрияков,
злобно пыхал огнемет...

Не уйти, не увернуться... -
жар и вспышка — ярче дня,
если в каземат ворвутся
 струи жидкого огня...

Дни и ночи, час за часом...
Воздух липок, словно клей...
И несло горелым мясом
из подвалов и щелей!

Как с ума сходили дети -
без еды и без воды,
как сражался «тридцать третий»
через узкие ходы…

А теперь экскурсоводы,
как музей: из зала — в зал,
водят немцев хороводом,
внуков тех, кто крепость брал.

Повествуют им трагично,
сколько было боли... драм...
«Туры» же жуют привычно,
фотки ставят в «инстаграм».


Камни больше не стреляют,
не по нраву им война!
Как никто, они-то знают,
что такое тишина!

Помнят, как земля кряхтела,
самолетов карусель...
что они — частицы тела
Под названьем «Цитадель».

 

Группа азиатов мнется
у  Тереспольских ворот,
гида речь печально льется, -
слушают, разинув рот...


Музыкант, шофер, аптекарь,
кладовщик и санитар,
конюх, слесарь, повар, пекарь -
первый приняли удар.

Гибли в перестрелках быстро,
Немцев много – прут и прут…
Монотонный зов радиста:
-Всем, я – крепость...  Бой веду!

Ведь не знали, не гадали,
откровенно говоря,
когда роты отправляли
в полевые лагеря.

Потому у миномета
повар с конюхом — вдвоем...
перелеты... недолеты...
знай — стреляй! Не пропадем!

И весь день играя в прятки,
маскируясь, как могли,
два бойца с «сорокапяткой»
три громадины сожгли.

Нет прицела... пять снарядов...
-По каналу наводи!
-Под корму... под срез их, гадов...
-Бей того, что впереди...

Дальше – фоткать разрешили…
Вдруг вопрос сбивает с ног:
- Если Мао не пустили,
Что же Ленин не помог?...

Вот и нацики! Откуда?
Гид печально смотрит вдаль -
Развлекаются паскуды:
-Кто не скачет – тот москаль!!

И бормочет что-то старший,
Остальные в рот глядят,
Два подростка, что помладше,
Прямо пьют словесный яд!

Им-то что, они – скотина,
Мозг туманит эта мразь:
-Самостийна Украина
Вот отсюда началась…

 

Во дворах горит железо!
Броневик... грузовики...
ствол зенитки косо срезан...
плавятся маховики...

После будет Севастополь...
После будет Ленинград...
Как один большой некрополь
запылает Сталинград,

Пытки, казни по ранжиру,
тьма поруганных святынь,
и известной всему миру
станет скорбная Хатынь!

А сейчас июнь и лето,
В Муховце кипит вода...
Пограничников секреты
замолчали навсегда!

С чужаков взымали плату,
из укрытий их разя,
но последнюю гранату
сберегали для себя...

 

Жест широкий, обводящий:
-Вот, глядите, мужики!
А потом другой – кричащий
Резко вскинутой руки!

Это им пока забава.
Пока время не пришло.
Рявкнул вдруг: Героям слава! –
Вскинул руку и – пошло…

 

Вечер тих, прозрачен, ясен...
Ярче шарики ракет...
Враг уходит восвояси -
ночью в крепость ходу нет!

Кто останется — погибнет,
часовые — пропадут,
помощь посланная — сгинет...
Ее тоже не найдут!

На рассвете все по новой:
огневая канитель -
рвут фугасы с тяжкой злобой,
нервно кашляет шрапнель...

Тут и школьники – с автобус, -
Смотрят важно, свысока
На глотающего слезы
Ветерана-старика.

Не стрелял он, не давали…
Было – раненых кормил,
За детьми следил в подвале,
За водой к реке ходил…

 

День на пятый? Двадцать третий?
Грохот рушащихся стен...
Вышли женщины и дети -
приказали: сдаться в плен!

Шли вперед на автоматы,
щурились на свет дневной,
и следили казематы
за процессией немой.

Может быть, и уцелеют?
Может быть, и не убьют?
И фашисты все глазеют,
 не стреляют... Тоже ждут...

Если бы стена разверзлась,
Окунув в кромешный ад,
Вмиг насмешливую дерзость
Стер бы с лиц тяжелый смрад…


Замолкали укрепленья.
Связи нет. Разобщены.
Очаги сопротивленья
все равно обречены...

Утомившись от стараний:
во дворах — десятки тел,
подрывают стены зданий,
чтоб никто не уцелел.

Но  ползли неумолимо
к освещенным берегам,
лили в кожухи «максимов»
воду с кровью пополам.

Репродуктор где-то лает...
Подорвать бы, так разтак!
Гарнизону предлагает
плен почетный хитрый враг.

А в ответ летят гранаты
без запалов... Не беда!
И на стрекот автоматов -
наше грозное «ура»!

В небе — красная ракета,
кончен огневой налет...
цепь оборванных скелетов
вновь на вылазку пойдет…

В жаркой рукопашной схватке -
куча тел... орут... хрипят...
в ход идут одни лопатки -
ни патронов, ни гранат...


 

Через месяц обороны,
планы фрицев схоронив,
Вышли крохи гарнизона
на последний свой прорыв!

Над безмолвной Цитаделью
Закружилось воронье –
Поклевали – улетели…
Всем и каждому – свое!

Память часто  не нетленна...
Только эту – сохраним:
Эти надписи на стенах:
«Все умрем, но не сдадим!»

Пусть хулителей немало:
-Мол, все зря, спастись могла!
Цитадель в те дни не пала –
Просто кровью истекла…


Камни больше не стреляют,
им по нраву тишина...
как никто, они-то знают,
что по ним прошла война!