Гонорар

               
Впервые речь о  гонораре зашла много лет тому назад, ещё на заре репатриации. В популярном сатирическом приложении  к еженедельнику были опубликованы мои лимЕВРики – лимерики о сынах Израиля. С лёгкой руки редактора я решила «лиру посвятить народу своему». Правда, он объяснил, что  редакция  не выплачивает гонорар за первую публикацию, (это так называемое «право первой ночи»), что не омрачило моей радости.
Вскоре я послала свои работы в литературный альманах. Мне позвонил его редактор, значительно поднял мою самооценку, указал количество печатных  листов и предложил  обсудить финансовый вопрос». Я по наивности предположила, что он имеет в виду мой гонорар и скромно заметила: «Это не  столь важно». «Возможно, но всё же довольно существенно», - отозвался редактор. Я пыталась доказать ему, что, хоть я и Серебро, но в сущности бессребреница и возможность внести свою лепту в духовное развитие общества ценю выше, чем материальное вознаграждение. Но постепенно до меня начало доходить, что это я должна заплатить за участие в альманахе.
Четверть века спустя я охотно согласилась на вторую публикацию в том же сатирическом приложении, где состоялся мой литературный дебют, но уже в его электронной версии, хоть и понимала, что никакого гонорара, даже в электронных деньгах, мне не видать, как своих ушей. В этом убеждал многолетний опыт публикаций в русскоязычных СМИ разных стран мира.
Но вопреки объективной реальности я в глубине души о гонораре мечтала, ибо человек, чей труд оплачивается, уже не любитель, а профессионал.
И вот недавно мне предложили посредничество в пересылке моей книги в Америку, где напечатают дополнительный тираж и выплатят гонорар.
 Спустя несколько месяцев, выйдя из дому, я достала из почтового ящика конверт. В нём лежал пакетик с вожделенными словами: «Ваш гонорар». Развернув его, я обнаружила  одинокую, краснеющую от скромности двадцатишекелевую купюру и тут же процитировала Остапа Ибрагимовича : «Сбылась мечта идиота!» Решив не транжирить свой гонорар, а  бережно хранить как семейную реликвию, я положила его  в нагрудный карман, чтоб душу грел. Но ирония судьбы! Мой гонорар алым парусом призрачной  мечты уплыл от меня в неведомую даль. Видимо, купюра, похрустев на прощание, выпала, когда я доставала зазвонивший мобильник. И мне осталось лишь от всей широты еврейской души порадоваться за подобравшего её счастливчика, который будет пожинать плоды трудов моих , исполненных мук и радостей, и ни в чём себе не отказывать.


Детство во дворце

Я родилась во дворце, точнее в бывшем  особняке  губернатора Харькова на улице некогда называвшейся Губернаторской, а после октябрьского переворота переименованной в улицу Революции.Это было старинное здание со следами былого величия: балконами, которые держали на своих плечах кариатиды и  лепными украшениями на стенах. Некогда роскошный дворец был разделён на восемь коммуналок, в одной из которых и прошло моё детство. Мы с родителями ютились в одной трапециевидной комнате, а кухней, ванной и туалетом совместно  пользовались  восемь соседских семей. Между туалетом и ванной стоял сундук, из щелей которого выползали бледные черви картофельных проростков. Само отхожее место  было крошечным уголком, у двери которого непрерывно отбивали чечётку ожидающие своей очереди соседи. Если время, попавшего туда пользователя превышало минуту, раздавался чей-то страстный призыв: "Совесть надо иметь !". Эти слова выработали у меня устойчивый условный рефлекс. Организм на них до сих пор реагирует.
    Когда меня спрашивают о том, чьи произведения впервые повлияли на мою творческую активность, я вспоминаю плакаты соседки Эсфири Соломоновны в туалете : "Блюди чистоту унитаза. Будет приятно для глаза". И  в ванной : "Мыть в ванне галоши и боты могут только идиоты". Надо сказать, что несмотря на бытовые неурядицы, дворцовые интриги в нашей коммуналке не плелись и жили мы дружно.
   Моя девичья фамилия -  Капланская. Из-за этого мне с детства приписывали убийство вождя мирового пролетариата. Помню, вся группа детского сада дружно скандировала : "Капланка Ленина убила". И именно там меня впервые назвали жидовкой. А ещё в этом детском учреждении в меня запихивали  манную и гречневую кашу и ставили в угол , если я смешила детей во время еды или тихого часа. А рассказывать что-нибудь смешное мне очень нравилось. Я каждый раз добавляла в свои выдуманные шуточные истории  новые детали. И когда меня окружала хохочущая толпа, чувствовала себя счастливой. Но в глубине души я считала себя лгуньей и испытывала чувство стыда. А может быть, это было зародышем творческой фантазии,