Дух стен или его пустота

Стены дышат и вбирают в себя все. Радиацию и шаги. Те пятнадцать лет, которые перевернулись на календарике. То, что перевернуло восприятие.
Грохот ветра и течение колес. Река течет, протекает, плавится.. Земля  подрагивает.
Мое тело обдувает легкое ветренное напыление. Мои волосы летят и оседают, а глаза с белыми яблоками моргают и снова смотрят, моргают и снова, и снова морают.. Вечный цикл человеческих глаз.
Люди рассыпались, осталась только одна. Люди испепелились, и остались стены, которые все помнят.
Прозрачные занавески уже не стремятся домой. Не рвутся. Ни в синее небо, ни в Китай в руки узкоглазого портного.
В зеркале шевелится рука. Сначала я боюсь, а потом понимаю, что это моя.
Они говорят. Поезда летят мимо, голоса летят мимо, полюса..
Я сижу в том самом месте, где стены все помнят. Где нарциссик кидался вещами и пел. Где та единственная смеялась. Где я была другая, чужая, растворенная в сизой толпе.
Теперь приоткрыта дверь. Стены могут хранить тайны лучше, чем люди. Стены никогда не скажут и поэтому никогда не соврут. А все-таки люди более искренние, в них хотя бы течет кровь. И они хотя бы думают, что умеют любить. И если речь об искренности, то в них есть искра, которую я называю душрй, а некоторые - психикой, разумом, да чем угодно.. Все равно это есть. Если бы этого не было, я бы не поняла, что в зеркале двигается моя рука и сошла бы с ума или умерла от страха.
Люди умеют чувствовать. Хотя бы интуитивно - страх, агрессию, любовь. И у них случаются слезы.
А стены холодные и скованные.
Все говорят, все говорят, и я тоже умею говорить, и я могу сказать. Но я только смотрю исподлобья, со жжеными волосами, с острыми пальцами и нанизанными на них кольцами, прямо как окольцованная птица.
Я выхожу из комнаты.
Я сажусь на то же самое место.
Я выхожу из комнаты.
Я пытаюсь исправить системную ошибку.
В алгоритме допущена ошибка, и ее нужно исправить, ее нужно устранить, ни то вся программа не заработает, и тогда компьютерный мастер поймет, что это безнадежно и станет делать другую программу. А мне нужна - моя, а мне важно - чтобы я осталась в здании, в программе, в алгоритме, окольцованная - ни то я стану пиратом, доживу до шестисот лет с одной ногой и в самой старости утону в Карибском море.
Но нет же, нет, я выбираю алгоритм, я борюсь за свою позицию в алгоритме, я бьюсь за место под солнцем, испачканным серым туманом. И думаю, будто это солнце как две капли воды похоже на то огромное, на то горячее, на то настоящее..
Я не принадлежу даже к этим стенам, которые я так боготворила. Я - что-то иное, я уже не часть, я уже не часть. Я отделяюсь от всего, что есть вокруг, отгораживаюсь широкой ширмой, а потом смотрю на себя в зеркало. И уже вижу не руку, а девочку, которая бродит по нездешнему лесу.
На девочку смотрят четыре стены, потолок, пол. Но она - в лесу, она не умеет чувствовать стены, она не умеет чувствовать атмосферу, когда около - могильные склепы, и поезда возят посиневших шаттлом отсюда в мир иной. А звезды, как сигнальные огни, как маяки, моргают, указывая неверный путь. Вот к чему мы все стремимся, не глядя по сторонам. У Брейгеля Икар упал с неба, но обывателям не до того. Если я упаду, скажем, с кровати на пол, стены меня не подхватят, не уложат, не утешат. Не спросят про мой сон, но просто все запомнят, чтобы и дальше хранить свинцовое молчание партизана, который никому и ничего не рассказывает.
Стены не спасают человека, это точно, это я могу сказать совершенно..
Шум. С балкона - шум леса, за балконом, за пределами здания, едет пригородный поезд. Она так любит поезда, она любит ночь и звезды. А я так люблю ее.
Единственное, что осталось похожего на меня. Единственное-не-пепел.
Еще здесь сосны и (вместо разбойников) листья на больших дорогах. Их можно загребать ногами, в них можно утонуть. А все-таки приятнее тонуть в теплой воде и в соли, когда на лице одни морщины, и оно благодатное, ласковое как море..
Я здесь уже была. Я здесь уже была. Мне здесь было хорошо. Я не держалась за людей, они были только податливой поверхностью, ускользающей из рук. И мне было все равно, с кем я. Мне были интересны люди как люди, люди как факт, как сплетение в них (в каждом человеке) смыслов, эмоций, как загадка всего сущего..
Но теперь, видно, что-то поменялось. Перевернулось.
И деревья стоят и шатаются, и гремит колесами поезд, и мне это милее, чем они. Кажется, и поезд, и листья содержат в себе бОльшую, на миллионы световых лет отдаленную от земли, от Земли, тайну, сокровенную.. Люди с глиняными лицами ходят туда-сюда. Я ищу свой чай и наливаю горячую воду.