Элегия

Проморгается город туманом и свежей росой,
разрывая могучим дыханием вязь паутин
и, нарушив соборность бульваров, хмельной и босой
встретит нас суетой бесполезных под утро гардин.

Серебро тополей осыпается шелестом слов
и кленовое золото тихо шуршит в тишине.
Где-то в этих краях проверяет Господь свой улов,
где-то в чреве домов дух молчания ныне в цене.

Помолчим, побурчим, проклиная растаявший год.
Он уносит с собой высоту разбазаренных сил.
Мы ползём и прощаемся, молча стуча в небосвод,
с этим годом и городом, с прелью чердачных стропил.

Мы ползём и жуём бессловесные мысли о том,
как взлетали легко, как мучительно было упасть
в серебро тополей, что лежит под ногами ковром
и на золото клёнов, хранящих упрямую страсть.

Где ж тот город с глазами окошек, с оркестром сверчков?
Где снующий по рекам кварталов мой ангел ночи?
День мерцает в потеющих стёклах разбитых очков,
и звенят виновато от ставен юдоли ключи.