Секунданты

                …Я блуждал в искусственной чаще
                и открыл лазоревый грот…
                Неужели я настоящий
                и действительно смерть придет?
                О. Э. Мандельштам, 1911



Горит застенчивый восток.
Вскипает кровь и человечность.
Так тянет жить, что поперёк
встает обещанная Вечность.
Где жемчуга воскресных рос
и восхитительные грозы
даются свыше без угроз, –
само бессмертье под угрозой.

Мне серый облик мостовой
и строгий тон домов окрестных
запоминаются строфой,
как детский лепет интересный,
как неизбежности мотив,
как мелос вдумчивого Данте, –
домов немые секунданты
надёжно встали позади.

И дней прозрачных череда
пройдёт, не спрашивая, мимо,
лишь опуская иногда
стопу на час необходимый
в немытый будничный настил
шероховатых предписаний, –
корил ли ты, благословил
последний вдох под небесами.

За торжествующими даль,
за побеждающими – время.
И бьётся прошлого хрусталь,
стирает будущего кремний.
Всепоглощающая грусть
в разоблачительных утехах
предназначает человека
к витой изящности искусств.

Проникновенные слова,
и понимающие лица.
Дворы столичные сперва,
подворья теплые провинций.
Над колокольнями стрижи,
а над уставами – скрижали
и Бог Любви, что нам вершит,
но лезть к Нему не разрешали.

Здесь полуночною порой
склоняет к путнику влюблённо
берёзка с белою корой
главу на гати полутемной.
Вдали деревни огоньки,
и бродит эхо драк собачьих.
Ночные запахи тонки,
но ничего уже не значат.

Прикосновения нежны,
недоуменны восклицанья.
Разливы неги всполошит,
играя, звёздное мерцанье.
Но в предрассветной глубине
возникнет заревом жар-птица,
и шторы съёжатся в окне,
боясь пред ней испепелиться.

На подоконнике браслет
иссиня-черной тенью брызнет
на златотканый чистый свет,
на тишину, на чьи-то жизни.
В прощальном всплеске белизны
уста сольются и отпрянут,
пробуждены к разлуке рано,
приходом дня потрясены.

Здесь мира праведная боль
в шкале отчаянья все выше,
и после маленькой второй
от нас добра никто не слышит.
В букете кухонных дымов
всего приятней сигаретный –
дым исчезающих миров
и рок десницы безответной.

На вседозволенной траве
пласты лесного терракота.
Кто не был прав и кто правей –
один вопрос, одна забота,
одно занятье пустомель.
В часы чаев и омовений
идет негласная дуэль
за честь просаженных мгновений.

Спасенный амфорой стиха
от помраченья нестиховий
глядит на синие верха,
в долины облачных верховий.
Он, может быть, еще живой.
Его глаза дождю открыты
и теплой осени ржаной,
и разрешительной молитве.

А на восточной стороне,
где над Невой Ростральных пламя,
где довелось родиться мне,
где я расстреляна годами,
еще стоят мои дома,
моих осечек секунданты.
Они совсем не виноваты,
я их назначила – сама!

12.10.2012


«Раскрыть стихотворение и взять», изд. «Стеклограф», Москва 2020, стр 7-10.