Мания

Если однажды
в полуденной или ночной
тиши
услышишь треск
или скрежет ты
необычный,
уверенным будь – то поэты
грызут
карандаши
или же перья
железные
автоматических ручек.

Всё самоедство.
А Муза роняет перо,
годится которое разве что для
дремучей подушки,
последнее
с синей пупырчатой
тушки,
и оголяет
бесстыдно
бесплотную грудь, и
бедро.

Жажда писанья
страшнее,
чем птичий
грипп,
свалит с копыт
даже супертамбовского
волка!
Ежели муза попала на мушку,
что кура
в ощИп -
два полушария
мозга
работают, как двустволка.

Порох бездымный, беззвучный.
Дуплет, дуплет!
Пороховницы
со скоростью света
пустеют.
Неуловимые,
бродят в дому
Галатеи.
Музы бессмертны.
Из них
не налепишь котлет.

Клавиатуру облапив,
енот- поласкун -
слышишь,
строчит холостыми,
как из
пулемёта? -
Это
безмузье вгоняет
поэта
в тоску,
это
на муз
беспощадно идёт
охота!

Пуще неволи
охоты такой
процесс.
Бродят сюжеты, как ёжики
в плотном тумане, и
надо нести –
а куда нам деваться –
свой
крест –
граф ли, не граф* –
не открестишься
от
графомании.


*Намёк на графа Струйского – поэта, книгопечатника середины 18 века.