По первому снегу

~Горе~

Осень побаловала теплом с пяток дней и захныкала мелким, нудным дождиком. Хутор притих в ожиданьи зимы. Бабы возились в кухнях и за рукоделием, а мужики... А мужиков на хуторе почти не осталось, не считая деда Петра да нескольких выпивох без определённых занятий и возраста. Дед с бабой жили по-стариковски, не торопясь. Отспешили уж своё... Город заманил неоновыми вывесками в свои сети детей, да так и не выпустил. Пустили они там корни и наведывались в гости дважды в год: на Красную Горку - помянуть предков и на картошку - не столько копать, сколько обеЗпечить себя на зиму. Но старики не жаловались. У других и этого не было. Слава Богу, что дети приличные, при работе, а то в городах этих тоже жизнь не сахар, хоть и с иллюминацией...

И вот в самый неподходящий момент в середине ноября, моросящего противным дождём, когда ноги разъезжаются по грязи, у бабки Степаниды помер дед. С вечера всё жалился, что лихорадит его. Смерили температуру градусником - вроде норма. Растёрла баба мужа самогонкой, укутала потеплей, а уж под утро встала на двор, подошла к Петруше своему, а он... холодный... Завыла, заголосила бедная.
- Ой, да на кого ж ты меня покинул, родимы-ы-ый? Да как же я теперь без тебя буду-у-у? В город к дитям и не переберёсси-и-и - хозяйство на кого бросишь: курей, коз? Да хоть бы хворал, а то за один вечер и прибралси-и-и? Кабы знала, я б к фелшерке сбегала, может она б чего тебе уколола целительного-о-о... И на кого ж ты меня покину-у-ул...

Так, голося, она незаметно собрала постель, достала дедово смертное, поставила самовар, и как часы пробили на стене шесть раз, накинула дедову плащ-палатку, в которой он ходил на рыбалку, и по темноте бегом к соседке. Насилу достучалась к Верке. Та скотину вывела у себя - не к кому теперь вставать рано. Говорила: "Хоть поживу для себя на пенсии!" О, как - по-модному, значит - для себя... Степанида поплакалась ей о своём горе. Верка неподдельно всплакнула, обязалась собрать старух, и опечаленная гостья её ушла управляться по хозяйству.


~Стёпушка~

Кинула курям зерна, подоила козу Зорьку, а козла Стёпушку, дедова любимца, приголубила и снова завыла, заголосила... Зорька окотилась два года назад тройней. Двумя козочками и козлёнком. Да вот беда - козлёнок мёртвым родился или придушился пуповиной... Бывает такое не только у людей. Коза дочерей своих облизала, а к сыночку и не повернулась даже. Такой вот у них звериный естественный отбор. Петруша, значит, схватил мальца за задние ноги, потряс маленько вниз головой, тот и мекнул в ответ - тихо так подал признаки жизни. Его к матери подсунули, а та в контру сразу! Рога на дитё своё наставила, копытом пол буравит. Не признаёт, значит...

Забрал дед отверженного младенца себе за пазуху своей прокуренной тужурки, отогрел, да так и выходил, выкормил из бутылочки. Внучком, стало быть, стал ему козлёночек. И назвал он его Стёпушкой. В честь своей дорогой супружницы. Как молодые козочки подросли - продали их. Зорька знатная коза была: белая, на высоких ножках, молока давала много. И не было у него такого резкого привкуса, какой обычно имеется у козьего молока. Заказ на её потомство на несколько лет вперёд расписан. За молоком даже из района приезжают. У кого у детей аллергия - только козьим молоком и спасаются. Чудо аппарат, а не зверь - ест ведь всякий сорняк, а молоко выдаёт лечебное. Кормилица, одним словом!

А вот Стёпушку, козлика, продать можно было только... на мясо... Дед и слышать не хотел об этом. Степанида смирилась. Так и стали они жить вместе. Зорька со временем перестала бодать сынка. Окрепшие рога его стали весомым аргументом, видимо.
Степанида вывела коз на лужок за селом. Дождик поутих малость, траву мороз ещё не сгубил. Те и начали радостно жевать. "Сено в зиму экономить надо. Нету теперь хозяина в доме" - и слёзы снова полились её из глаз. Не готова была она вот так в одночасье овдоветь. Да, видно, судьба такая...


~Геня~

Вернувшись домой, Степанида застала Веру, нескольких старух и фельшерицу. Осмотрев покойного и расспросив старуху, та заключила, что с ним случился инфаркт. Выписала справку и ушла. Когда тебе за восемьдесят - знамо дело от чего помирают - от старости...

Старухи пособолезновали маленько и принялись деловито обмывать да обряжать покойного. После затянули читать Псалтырь, и за разговорами начали степенно, без суеты, свойственной обычно бабам, готовить поминки. Последнего деда на хуторе хоронили... Степанида дозвонилась по мобильнику детям, сообщила им горькую новость. Те обещались к завтрему быть. Надо было озаботиться копкой могилы. Кладбище хуторское находилось в конце их улицы. Места на нём хоть отбавляй, не то, что в городе. Но вот найти копателей - вопрос.

Степанида обошла троих мужиков, способных на сей труд. Один из них слёг с поясницей. Двое других были ещё трезвы с утра и как-то неприлично обрадовались возможности подзаработать.
- Только уговор - пока дело не сделаете - не пить! Петруша мой не любил этого дела. Да и знаю я Вас!
- Да ты чё, тётка Степанида, неужто мы нехристи какие? Всё понимаем! Всё в срок! Только для сугреву бы... Погода, вишь, какая? - проблеял Геня, троюродный племянник Степаниды. Шурик молча закивал головой.
Та в ответ грозно сверкнула глазами.
- Геня, смотри мне!

Погода и в правду была мерзкая. Геня с Шуриком взялись копать резво, да быстро сдулись. Ноги скользили по глине, спины быстро вымокли под моросящим дождём. И рады, и не рады уже были мужички. Сказалось и пристрастие к возлияниям. Не то уже здоровье, не те силы. Но слово дали - надо копать. Не забор ставили - покойник ждать не будет. Да и самим совестно будет. Кряхтели, но копали.

Степанида вертелась с бабами на своей кухне, а сама поглядывала в окно. И за что Петруше моему в мокрую землю ложиться-то? А мужики, поди, совсем уж вымокли...
Она собрала копателям картошки в мундире, варёных яиц, сала, лука, хлебца. Потом подумав чуток прихватила дедову куртку и пиджак.
- Ему уж не понадобятся, а им сейчас одёжка сухая нужна, - уговаривала бабушка сама себя. И, напоследок, в сенях, чуть задержавшись, вернулась-таки в дом за бутылкой для сугреву. Не дай Бог простудятся ещё...

Когда Степанида увидела, что мужики стоят уже по пояс в яме, сердце её сначала подпрыгнуло от радости, что работа движется, да тут же и упало вниз - скоро, скоро ляжет в эту землю её Петруша и расстанутся они... до сроку.
- Вот, хлопчики, поешьте, чем Бог послал! - сказала она ласково, застелила на край могилы газетку, сверху полиэтилен. Выложила закуску и торжественно поставила бутылку.
- Ну, ты человек, тётка Степанида! - почти хором обрадовались мужики, надевая сухую одежду.
Пока они ели, Степанида оглядывала кладбище. Скоро и ей тут лечь придётся. Что теперь без мужа делать-то. Почитай, шесть десятков вместе-то. Расставались только когда она рожала деток, да он в район ездил на курсы повышения квалификации. "А летом тут хорошо! Берёзки шелестят, цветочки цветут..." - подумалось и снова потекли слёзы.


~Первый снег~

Опомнилась, увидела, что ни еды, ни самогонки уж нет. Морось перестала шелестеть в воздухе, и с неба медленно и таинственно начал падать первый снег. Степанида даже всплакнула от счастья - услышал Бог её молитву! Пожелав мужикам крепости, ушла Степанида домой. И уж отогревшись, через пару часов снова засобиралась. На сей раз она взяла оговоренную за работу сумму, разделила её поровну в разные карманы, и две наградные бутылки самогона.

Мужики как раз вылезли из ямы. Грязные, но счастливые, стояли они на фоне первого белого снега, торжественно приготовившего кладбище к похоронам. Расплатившись за работу, Степанида ушла домой. А Геня простился с Шуриком, отхлебнул из бутылки и побрел между могил. Присел на скамью, снова отхлебнул и... уснул, опершись на столик, от самогону и усталости. Очнулся - темно, холодно, зубы стучат. Пошёл, не разбирая дороги, и обходя кучу земли, угодил в яму. Ту самую, что сам и копал, но это не беда. Беда в том, что напротив в могиле... кто-то сидел.
- Шурик, ты?
Существо молчало. Геня трезвел на глазах. Тем более, что они, глаза, привыкли к темноте и Геня рассмотрел на голове незнакомца... рога. Два белых глаза смотрели на Геню, не мигая.

Бедолага, он и молитвы бабкины вспомнил, и в грехах покаялся до самого первого класса, но видение не пропадало, а сопело и сучило ногами, вжимаясь в противоположную стену. "Всё ж имеют силу бабкины-то молитвы!" - подумал Геня. Сколько времени так прошло, не мог сказать, но седых волос мужику в ту ночь точно прибавилось. И тут прямо над головой он услышал голос:
- Стёпа, Стёпушка, ты где?
- М-е-е-е..., - проблеяло существо в ответ и радостно засучило копытами.
"Тьфу ты, зараза, козёл!" - с досадой подумал Геня.
- Тута мы, тётка Степанида, туточки...
- Ой, нашлися, дорогие! А мы уж обыскались вас. За полночь уж. Подай-ка мне Стёпушку, Геня, да и сам вылазь.
Она приняла перепуганного козла из рук племянника, потом подала руку Генке, и побрели они по домам, оставляя на снегу три дорожки следов.

"Утром встречать родных из города, деда хоронить, поминать... Дел по горло! Хоть бы всех отпустили там... Вот и горе у нас, а всё ж радость - детей, внуков повидаю. До весны, ой, как далёко...", - думала бабушка Степанида.

"Пить завязываю. Черти видятся... А молодцы мы с Шуриком-то - одолели могилу. А то приедет на похороны Светка - дочь покойного Петра Иваныча. Люблю её, заразу, ещё со школы. Может потому и не женился потом... Эх, кабы не родня дальняя была... У ней, конечно, муж инженер, куды там нам сирым, трактористам... Побриться бы надо, да отоспаться. Вот дурак! Нужен ты ей, пьянчуга... Всё! Пить завязываю!" - думал Геня.

А козёл ничего не думал. Он радостно бежал к знакомым воротам. Там тепло, там ароматное сено и мать Зорька.

17.10.19.Донецк

+++++++
Светлой памяти моих родителей (Николая и Любови). Не о них совсем, но многое... о них...
22 октября 4 года как не стало бати...

*курям - курам (местный диалект).