Везучий

Очерк

     В преддверии шестьдесят пятой  годовщины празднования Дня Победы в ВОВ, собирая материал об участниках войны, я наметила встречу с Петром Яковлевичем Милованкиным.  Его, как и других фронтовиков нашего поселка, я знала по предыдущим праздникам девятого мая,  да и  не раз встречала на  других мероприятиях посёлка: всегда подтянутый,   в костюме и обязательно при галстуке.  Перед встречей  я навела справки о нём: за его  спиной были долгие  фронтовые годы,  потом окончание горного техникума и работа начальником теходела на шахте.

     При встрече, чтобы разговорить его, я просто спросила:
—  Петр Яковлевич, а как выживали зимой в окопах?
— Снегом заваливались и всё. Сами удивлялись тому, что не болели. Закалился я ещё в армии  в 1940 году в Монголии. Там снега практически не было, а морозы доходили до -50, а летом наоборот невыносимая жара. Занятия проводились на улице в любую погоду, одежда была не такая и теплая, на ногах ботинки. Вот и закалился: за все годы на фронте ни разу не чихнул. Берег, наверное,  меня мой ангел-хранитель:  был ранен, несколько раз был в шаге от смерти, но остался жив.

     Я почувствовала, что он готов к разговору и за  внешней сдержанностью скрывается потребность выговориться. Это свойственно всем одиноким старикам. Дети давно выросли и разъехались. У них свои  семьи, свои заботы. Бывают наездами, и остаются старики один на один со своими воспоминаниями. Хотя, находясь на пенсии, Петр Яковлевич не замкнулся в домашнем мирке, он, как один из  активных участников клуба «Оптимист»,  не пропускал ни одного мероприятия. Любил танцевать и даже участвовал в танцевальных конкурсах, но шутником и балагуром его  назвать было нельзя: всегда сдержан, немногословен, о войне вспоминать не любил. Но сейчас передо мной сидел совсем другой человек. Исчезла напряженность, все его мысли,  да и он сам был в  далёком прошлом, и я попросила его вспомнить о каком-нибудь фронтовом эпизоде.

            ***
—  Эпизодов, которые врезались в память, было много, — начал свой рассказал Петр Яковлевич. — Наша дивизия, в которой я служил, стояла недалеко от пограничной станции Борзя и в ноябре 1941 года нас отправили на оборону Москвы.  Там и получил первое боевое крещение — стояли насмерть, даже пришлось в штыковой атаке участвовать. В декабре получил тяжелое ранение.
     После лечения в госпитале меня списали по инвалидности, но молодой организм быстро восстановился, и в 1943 году с плацдарма на Днестре в составе I-го Украинского фронта с боями вместе с дивизией,  тесня немцев  на Запад,   пол-Европы прошагал, вернее, прополз  на брюхе с катушкой за спиной. Я ведь связистом  был на фронте, — и он рассказал мне случай, когда был действительно в шаге от смерти:
 — Тянул  я кабель под обстрелом,  и вдруг со свистом перед носом шлепается противопехотная мина. «Прощай, Петя!» — мелькнула мысль. Я зажмурил глаза. Прошла секунда — нет взрыва, ещё секунда — тишина. Перепрыгнул в другую воронку, прижался к земле, а взрыва всё не было. Повезло! Мина  по какой-то причине просто не взорвалась!

              ***

Петр Яковлевич вспомнил ещё один необычный случай:
—  Тяну телефонный кабель. Как всегда,   автомат у меня впереди, а катушка сзади. Вдруг  нос к носу сталкиваюсь с ползущим навстречу немцем. Я оторопел, а немец от неожиданности, увидев перед лицом  автомат,  поднял руки и залепетал: «Найн пуф, пуф!». Что делать, пришлось  взять немца в плен.  Тут же меня обожгла мысль: «А что, если бы немец поднял голову всего на какое-то мгновение раньше меня?»
Значит, опять повезло!!

             ***
—  Потом был такой случай, — припомнил Петр Яковлевич.  — Была глубокая осень, мы несколько дней держали оборону на окраине деревни, снега ещё не было, но погода была промозглая. С наступлением темноты бои прекращались, и наступало  затишье.
     Не выдержав холода, несколько солдат решили потихонечку уйти в деревню, чтобы пару часов поспать в тепле. Звали с собой и меня, но я от усталости не мог пошевелиться.  Чуть-чуть подсушив свою одежду на костре, я тут же  натянул её на себя, и,  плотнее прижавшись к прикорнувшим солдатам, в  полудреме  дожидался рассвета.  Днём  нас ждала очередная атака врага, во что бы то ни стало, нужно было удержать этот плацдарм.
    На рассвете  обнаружилось, что ушедших ночью солдат нет в строю. Хотя, буквально в считанные минуты, они прибежали из деревни, их расстреляли на виду у всех за то, что они на пару часов покинули линию обороны. Было очень жутко:   я мог тоже оказаться  на их месте, и только неимоверная усталость спасла меня от такой участи…

    Наши войска гнали немцев с оккупированных территорий, —  немного помолчав, продолжал Петр Яковлевич. — Вот как-то, перейдя вброд  небольшую реку, вошли в одну деревню, где нам и приказали расквартироваться  в пустых хатах по пять-семь человек. Окинув наметанным взглядом один двор,  я свернул к нему. За мной потянулись остальные.
    Меня он привлек тем, что рядом с домом был колодец,  у сарая лежали наколотые дрова  —  будет, чем растопить печь. Чуть поодаль виднелся погреб. Один солдат направился к нему, решив проверить, не остались ли  там кое-какие запасы. « Хороший бункер!» — воскликнул он, — но пустой.

    Быстро разожгли дрова в печи — хотелось быстрее согреться. После переправы все были мокрые и продрогшие, заодно решили устроить постирушку. Управившись со стиркой, в ожидании ужина, немного расслабленные от тепла и какого-то домашнего уюта, двое солдат  дремали, а двое неугомонных  травили байки.
    Мне тоже хотелось вздремнуть, но идти за ужином была моя очередь. Полевая кухня расположилась на краю деревни. Я уже натянул сапоги и  подсохшую форму, собрал котелки, как вдруг один солдат со двора в приоткрытую дверь  крикнул: «Петро, меня вызывает старшина, давай котелки, я  заодно сбегаю на кухню и  прихвачу ужин». Забрав у меня котелки, он убежал.

    Вскоре послышался гул немецких самолётов. Страшный свист падающих бомб и грохот от взрывов заставил нас, хватая одежду, выскочить на улицу и быстро запрыгнуть  в погреб. Взрывы раздавались  все ближе и ближе, и вдруг  так бабахнуло, что всё затрещало,  на нас посыпалась земля и упали какие-то доски. Все отскочили  в дальний угол погреба.  «Ну, —подумал я, —  хана! Следующая бомба наша —  сами себе выбрали могилу».
    Вдруг наступила тишина,  сердце бешено колотилось, —  пронесло или сейчас жахнет? Немного выждав, помогая друг другу, вылезли из полуразрушенного погреба. На месте хаты дымилась воронка. Да, — выдохнул  я, —  вовремя закончились у немца бомбы.

    Натянув наконец-то одежду, побежали смотреть, что натворил немецкий бомбардировщик. Добравшись по разбомбленной деревне до  окраины, где уже толпились  солдаты  нашей роты,  мы вместо кухни увидели  огромную воронку. Кто-то бросил: « Вот и поужинали», а я подумал не о пропавшем ужине, а о том, что  мне сегодня  повезло  дважды: не пошёл в своё дежурство на кухню, от которой ничего не осталось, и последняя бомба рванула совсем рядом с погребом, никого не задев. Повезло и повару: он успел укрыться подальше от кухни, и тому солдату с нашими  котелками, которого по дороге задержал старшина. 

              ***
    Освобождая от немецких захватчиков  Украину, Бессарабию, прошёл Петр Яковлевич с боями Румынию, Болгарию, Венгрию, воевал и на территории Германии,  Чехословакии.
 
    Вспоминая, как в Германии и Чехословакии они освобождали из лагерей военнопленных, он продолжал,  —  жуткая была картина:  выводили ходячие скелеты, половину заключенных выносили на руках — идти у них не было сил.
В Праге довелось встретиться с американцами. Обыкновенные солдаты, как и мы, хлопали друг друга по плечу, делились сигаретами.

    После официального объявления окончания войны, мы   почти всё  лето 1945 года выбивали из лесов на территории Чехословакии засевших там немцев. 
В конце июля  нас отправили на Восток. Радуясь, что остались живы, все уже грезили домом,  волнуясь перед предстоящей встречей  с родными,  с девчонками, которые провожали на фронт.  Поезд уносил всё дальше на Восток.
   Вскоре  прошёл слух, что  нас везут  на другую войну, на войну  с Японией, союзницей Германии. Тема разговоров о доме отошла на задний план, и я подумал: повезёт ли мне выжить и на этот раз.

    Переброска войск на Дальний Восток проводилась в глубокой тайне. Ехали в теплушках целый месяц: днём состав стоял где-нибудь в тупике на станции, а ночью  продолжал свой путь.
    Удивительно,  почти через четыре года я оказался  на той же  пограничной с Монголией станции Борзя, откуда  в 1941 году отправили на фронт, на Запад. На этот раз двигались в обратном направлении, воевать предстояло с японцами.
Боевой путь на  Дальнем Востоке начался с продвижения колонны через пустыню. От палящего  зноя и  духоты, казалось, — вот сейчас остановиться сердце. Было только одно желание  —  напиться воды. Всё чаще  перед глазами появлялись  миражи с водоёмами.  Температура доходила до пятидесяти градусов.  Не выдерживала и техника — вскипала вода в радиаторах машин.

    А впереди нас ожидал  переход через хребет Большой Хинган.  Этот переход дался с огромным трудом.  Мы шли вслед за танковыми войсками, на перевалах колонна  двигалась медленно, по два-три километра в час. Особенно движение замедлилось, когда  вокруг нас начал сгущаться туман,  невозможно было различить впереди идущего. Потом туман стал рассеиваться, а когда я  через некоторое время оглянулся, то обомлел от увиденного: хвост нашей колонны выползал прямо   из белого, казалось, такого плотного  облака, сидевшего на вершине хребта. Значит, это был не туман, и  мы прошли сквозь это облако.

    Спуск  оказался ещё сложнее,  чем подъём: перевалив хребет, нас  накрыли  такие  дожди, которых я не видывал раньше. Скользкий грунт на крутых участках стал   опасным для техники,  но сработала солдатская смекалка:  тросами скрепляли между собой танки, задние машины служили тормозом для передних.
    Невероятно, но мы прошли путь, который считался непроходимым и  такой маневр наших войск через хребет оправдал себя.  Для японцев наше появление с этой стороны  было  полной неожиданностью. В результате стремительной операции, проведенной войсками Советской Армии, Квантунская армия в начале сентября 1945 года была окружена и разгромлена.

    Довелось мне участвовать и в штурме знаменитого Порт-Артура, удивившего нас своим видом. Порт-Артур оказался небольшой деревушкой на побережье полуострова, но по своему стратегическому положению он имел громадное значение,  и именно там располагалась японская военно-морская база.
    Повезло мне и на этот раз  —  ни одной царапины не получил в боях с  японцами. Может правда, есть у меня ангел-хранитель, — сказал в заключении Петр Яковлевич.

    Участники войны не любят рассказывать о своих геройских подвигах,  для них это тяжелые воспоминания  —  рядом гибли их фронтовые друзья,  и  чаще рассказывали вот такие случаи,  в которых  повезло выжить. Не был исключением и Петр Яковлевич, ведь медали «За отвагу» и «Воинскую доблесть» просто так не давали. 

    Его сердце остановилось за полтора месяца до празднования шестьдесят пятой  годовщины со Дня Победы.
С того момента, как состоялся этот разговор прошло немало лет. Уходят  герои Великой Победы, но остаются в памяти людской вот в таких маленьких эпизодах.