Над сердечными стуками

*  *  *
            
Поведай, как слова перевернуть?
Как выдохнуть не громче, не больнее.
Как выпить – на двоих одну – вину
И не упасть на выдохе под нею?

Как мне поцеловать и пожалеть,
Когда молчишь невыспавшейся глыбой?
Люблю тебя на жизнь, а не на смерть,
За всё, за всё сказав тебе спасибо.

Считаем дни на разных полюсах,
И капли дождевые сосчитали.
А осень прячет звёзды в волосах
И сердце разбирает на детали.

Так много позади у нас с тобой,
Задумчивой печали не перечу.
Я падаю осеннею листвой
И, засыпая, верю в нашу встречу.


*  *  *

Здесь вишня жарою придушена,
Но птицы слетаются в стаи.
Мне нужен твой голос простуженный,
Твоя тишина золотая.

Дожди, о бессмертье поющие,
Окно приоткрытое в спальне,
И ночи над чайными гущами,
И свет заблудившийся дальний.

Скажи этой вишне затюканной,
Что нет ничего понарошку,
Но есть над сердечными стуками
Одно слуховое окошко.

Прижмёшься к дрожанью стекольному,
А там – по ту сторону – птица ...
И вишня – не больно, не больно мне! –
Опять под окном золотится.


*  *  *               

Мне бы спеть тебе песню,
да не на чем, нечем и некогда.
В общем, трещины кожи обветренной портят ремикс.
Я пишу эти строки
из дважды постылого Вермахта,
где бывал Достоевский, куда мы опять забрались.

Все изменится, знаю –
вопрос лишь в цене и во времени.
Знаю, выйдешь встречать на метель, мне помашешь рукой.
Так закончится путь
между Богом, тобой и мигренями,
и начнется движение тел по оси круговой.

Не приникнув устами,
бессмысленно вкус предугадывать.
Не обнявшись во сне, грех на холод колючий пенять.
Предрождественский
слышится запах ореха мускатного.
Нет метели – но я на пути, и ты веришь в меня.


*  *  *

сумерки. снег. и Вечность,
глядящая в никуда.
вечер идёт по встречной,
бедный смешной чудак.

снег ... и всё вместе взято,
стекаясь в единый миг,
где, без одной десятой,
чей-то и я двойник.

люди снуют по лавкам,
по сумеркам взад-вперёд.
вечно голодный, Кафка
смерти уже не ждёт.

там, далеко, где верба
тиха посреди снегов,
твердь переходит в небо,
в эхо твоих шагов.


*  *  *

Узник бледной зимы и ненастья,
пленник детских раскрашенных снов,
не стучит к нам чаевничать сватья,
только ветер, навязчивый сноб.

Заневестятся яблоньки наши,
закипит, зашумит все вокруг.
Вот и внучка несет карандашик:
– Нарисуй мне барашка и луг.

Поменяются годы и мода,
но поделены нам пополам
солнце русское в точке восхода
и березовой рощицы храм.


*  *  *

Радость моя, в этот вечер дождливый
за окнами выло, там буря крутила,
и ветер стучался с немыслимой силой,
швыряя о стёкла охапки листвы,
и так мне хотелось к тебе поскорее
бежать, запыхавшись, по тёмной аллее,
бежать мимо грязных промокших скамеек,
и ветер срывал бы платок с головы.

Качались деревья, закрывшись ветвями
от грозного вала ночного цунами,
и мне показалось, что нет между нами
ни стен, ни препятствий, и можно идти.
Подкидывал ветер на дне непогоды
гремящие мысли, летящие годы,
толкались кромешные гулкие своды,
и небо кричало, что жизнь не спасти!..

Захлопнулась дверь, и по лестнице шаткой
за мною, влетевшей, полз холод украдкой,
висел за спиною над тёплой тетрадкой,
и лампа шептала, что звёзды мертвы,
а мне всё хотелось к тебе поскорее
бежать, запыхавшись, по тёмной аллее,
бежать мимо грязных промокших скамеек,
и ветер срывал бы платок с головы.


*  *  *

Тошно от боли и от одиночества;
Творчество – бич, а не дар, не профессия;
Нет равновесия – нет, и не хочется;
Зодчество духа – иная поэзия.

Что бесполезнее слова бумажного,
Каждого скрина его электронного,
Полного муки, его, завсегдашнего,
Страшного сутью, его, безусловного?

Кровная общность – простая, телесная;
Честность приветствую, преданность скромную,
Невероломную, небесполезную
Чествую как добродетель верховную.

Пробуя горечь, прогоркнешь с отчаянья;
Чаял ли света? А выпали сумерки,
Отблеск сутуленький, право молчания,
И развенчанье на избранной публике.

Где вы, отступники – речи поспешные?
Где вы, с усмешкою в петлю тянувшие?
Нет вас, минувшие и не воскресшие,
Вешкой последней в ночи промелькнувшие.


*  *  *

Воздух полуизмучен –
На последнем витке
Скрип холодных уключин
Примерзает к реке.

Этот город не проклят,
Он всегда чуть живой,
Он – растерянный оклик
У тебя за спиной.

Хочешь – спи, дорогая.
Неподвижен челнок.
Маета городская.
Пустота. Потолок.

Сколько ждать – боже, боже.
Не гадать, что и как.
Осень звёзды разложит
На другой зодиак;

Прикоснётся устами,
И пойдёшь за листвой,
Ускользающей снами
Полумглы золотой.


*  *  *

В туманах недоброго края,
Где правит разбойничий люд,
К рябинам идут, догорая,
И странные песни поют.

И ходят, и ходят по кругу
Отжившей до срока толпой,
Сбиваясь на хриплую ругань
В печали своей пропитой.

Им ветер полощет глазницы,
И снег наступает в их тень.
И свету замёрзшему снится
Пустынная мгла деревень,

Где стынут вчерашние дали
В глухом перекрестье дорог,
И зверь сторожит у развалин...
И – зыбь колдовская. И – Бог.


*  *  *               

Белый тростник, чёрная муть.
Шепчут ветра, стебель сгибая:
– Всё отберёт тьма вековая,
Не обессудь, не обессудь.

Каплет со звёзд звонкая ртуть,
И над седой сонною зябью
Слышится мне: «Если оставлю,
Не обессудь, не обессудь...»

Иней покрыл время и путь,
Замер восход в точке возврата.
Если цена ниже, чем плата,
Не обессудь, не обессудь.

Надо найти силы чуть-чуть
И до конца выпрямить плечи:
Нет, не вражда – суть человечья!
Не обессудь, не обессудь.


* * *

               
                А.К.

Мне что-то вспомнились наши годы,
Когда мы рядом шагали смело
Под свист и хохот трусливой кодлы,
А сердце рвалось, и сердце пело.

Россия рушится и Европа;
Бежать-то некуда, да и подло,
А, значит, будет в кишке окопа
Артиллериста взбухать аорта.

Похоже, вцепятся мёртвой хваткой
Паучьи лапы во всё живое,
И рухнет, Саша, избушкой шаткой
Мироустройство, как под пилою.

Гляжу в туманность на дым сражений,
Где вестник бури, свирепый ветер,
Ждёт от стихии распоряжений,
Нацелив смерча на землю вертел.

Пришли на память мне сны и речи,
И вдруг подумалось: напоследок
Нас отпевают сентябрь и свечи
Из воска жёлтых душистых веток.

2015


 * * *

В сумерках сад дышит сиренями,
Льёт горизонт светлое олово,
И вдалеке, словно в безвременье,
Дымка плывёт нежно-лиловая.

Будет земля глухо ворочаться,
Тихо урчать тёплая улица,
Будет звезда падать в песочницу,
И на скамье вечер ссутулится.

Как листопад, крыльями красными
Вдруг задрожит и на мгновение
Вспыхнет огонь древними сказами
И опадёт без дуновения.


*  *  *

В человеке воздух и вода –
Море успокоенное, птицы.
Если он посмотрится туда –
В этой жизни только отразится.

И пойдёт по мягкому песку
В тишину обутыми ногами,
Радуясь травинке и листку,
От жары прилегшему на камень.

Ни о чём не спросит – а зачем,
Если так известны все ответы?
Немота горит в его свече,
Потому что в ней немало света.

Был – и нет. Остался лишь дымок
С парой недоеденных картошин,
И среди жестянок и досок
Стебелёк, на Божий свет проросший.

2010 - 2020