Исповедь

Вместо дырки в кармане, дыра в голове.
Растворяюсь в толпе, как туман, или дым.
Я не мертвый, хотя при живой вдове,
Остаюсь неприкаянным, и пустым.
Я на вкус, как холодная сталь у клинка,
Умирая в кишечнике старых домов,
Накрывает порой безутешно тоска.
Будто осень настигшая сто городов.
Я бежал по бульварам, в рваных кроссовках,
Излучая любовь, как увядший цветок.
Незаметен, как сценарий для фильма в массовках,
Где для роли мне хватит один прыжок.
Тишина, как кровавые губы любви,
Тихо шепчут ложась на сухую траву.
Отражение в зеркале мой визави,
Что во сне просит выйти на рандеву.
Я внутри разрывался, подобно карбиду,
И анафеме предан на долгий срок.
Был счастливым, хотя и держал обиду,
Принимая грехи, как чужой урок.
И в дурной голове я свободу искал,
И вел себя, как заключенный.
Конвойный отдал меня под трибунал,
С вердиктом, что я обреченный.
Я жил среди мусора, и бутафорий,
Пытаясь понять досконально,
Всю суть бытия, и полез в крематорий,
В котором сгорел вербально.
Я пытался найти на вопросы ответ,
Что душили меня удавкой.
Но пустоты души угодили в кювет,
Оставляя голодной шавкой.
В океане ума не помог батискаф,
Что выводит на чистую воду.
Где сеткою рабицей стянутый шарф,
Вытесняет мою свободу.
Я видел отчетливо Божий венец
Любви, что ходила босою.
Она повернулась ко мне под конец,
В обличии дамы с косою.
Я вещал обо всем, и для всех в пустоту,
Будто жестами для слепого.
Мой стих - это бритва, что режет во рту,
Где-то в полости глухонемого.
Умирая оставлю, что есть на душе,
В циркуляции прожитых дней.
Ведь улыбка, что мысленно шла до ушей,
С каждым разом была глупей.