Лейла Ночь 18

(18+)


Лейла (Ночь)

               Сдувает ветер прах времен;
               Ушли народы, поколенья,
               Другие нравы, нов закон,
               Свобода совести и мненья.
      
    Веков холодное молчанье
    Хранит заветное сказанье
    О диве вышних, диких гор.
    Ещё свежо в веках преданье,
    Рассказ печален будет мой.

    Как прежде было – и сейчас.
    Закрыв глаза, во мгле ночной,
    Когда придёт урочный час,
    Лейлу я вижу пред собой.   
    Я всей душой ее люблю
    И на страницах здесь, в стихах,
    Как вечный сон боготворю;
    Покойся с миром, бедный прах.            
   
    В горах над долами высоко
    Белела сакля одиноко;
    Внизу долины открывались,
    Где взоры дикие терялись
    И зеленели мирно травы,
    Пастбища, шумные дубравы.
    Средь скал, где бурных, горных рек
    Нетерпелив стремглавый бег,
    И овцы мирно меж камнями
    Гуляют тучными стадами,   
    Где дух на воле отдыхает,
    О смысле бога вопрошает,
    Где время ход остановило,
    Как прежде всё, так ныне было.   
 
              ---
    Уж сакли бедные дымились,
    Столбы под небо ровно вились…
    Звон колокольчиков поля
    Под утро сонно огласил;
    На склоны гор свои стада
    Пастух с клюкою выводил.
    В папахе, бурке, налегке
    Присел поодаль в стороне
    И песнь печальную завел
    О красоте кавказских гор…

    В той сакле на горе приметной,
    Простой на вид и очень бедной,
    Росла Лейла, любви созданье,
    Кавказских гор очарованье.
    Раскаты дальние войны
    Её ещё не омрачали,
    И силы все её души
    Ещё в забвении дремали.   

    Жила без матери она,
    Но с детских лет уж поняла,
    Что русский был тому виной,
    Ее оставив сиротой.

    Суровый брат с седым отцом
    В округе часто промышляли
    Разбоем, местью, грабежом,
    Но дочь-сестру не обижали;
    Её любили – так она
    При них, что вешний цвет, цвела
    В заботах денных лишь о том,
    Чтоб дом их был согрет теплом.

    Лейла, невинное дитя,
    Как цвет вне бурь и непогоды,
    На лоне матери Природы
    Для глаз невидимо цвела.      
    И с детских лет, с самих пелёнок,
    (Хотя всегда была – ребёнок),
    Её ласкали нежно слух
    Напевы гор, и гордый дух
    Ей душу жизнью напоил,
    Кавказа силой вдохновил.
      
    Она мечтать одна любила,
    Одна в горах всегда бродила.
    Иль часто в доме у окна,
    Всегда задумчива, грустна
    Сидела тихо, одиноко
    И зачарованно, глубоко
    Смотрела вдаль, где над главой
    Вершины длинной чередой
    Из-за туманов подымались
    И в облаках от глаз скрывались.
    Любила рано, пред рассветом,
    Когда еще стелится мгла,
    Полюбоваться вешним цветом,
    Взглянуть на долы и луга.
    Иль высоко, от всех далеко,
    Склонившись взором у ручья,
    Сидеть любила одиноко,
    Природы дикое дитя.
   
    Красой ее пленяли горы,
    Она гуляла часто там;
    Её блуждали дико взоры
    По горным склонам и холмам,
    Лаская дивные картины,
    Паденье вод и скал вершины.
    Иль в тишине, среди древес,
    Сойдя под лиственный навес,
    Будила отраженье вод,
    Таившее небесный свод…   
    Иль сев порой на склоне гор,
    Вдали, одна, никем не зрима,
    Внимать любила разговор
    Полночных звезд; неодолимо
    Ее манила за собой
    Бездонна пропасть над главой…
       
    В казачьей русской стороне,
    В курене ветхом и простом
    Жил парень славный на селе.
    И наш рассказ теперь о нём.
    То было время крепостное,
    Но был свободен наш казак,
    Какое счастье – степь, свобода!
    Но не везде бывало так. 
    Среди лесов, полей и рек,
    На свежем воздухе, на воле,
    Он цвел, как маков алый цвет,
    И рос, как колос в чистом поле.
    Душой простой и незлобливый,
    Веселый нравом, справедливый,
    Он честен был и сердцем славен,
    Любил Природу и друзей,
    Веселье, праздник, шум затей.
    И, словом, был отличный парень.   
    Родными названный Иван –
    Так русских часто величают.
    И братья из различных стран
    Надежным в дружбе полагают.
 
    То были смутные года,
    Кавказ вулканом волновался.
    Прошла младенчества пора –
    Его призвали – он собрался.
    Ни разу сердцем не смутился
    И в край кавказский устремился,
    Хотя пророчили конец
    Ему бесславный на чужбине,
    Но духом смелый был юнец,
    Он верным сыном был России.         
            
    Мелькали дымные костры,
    Клубы неровно подымались,
    Дрожа в мерцающей зыби.
    Между собой перекликались
    Цепные, горные хребты.
    Черкесы праздные сидели;
    Часы невидимо летели
    В беседах мирных о конях,
    О дикой вольности сынах,
    О красоте их юных жен
    И обо многом о другом…

    Один старик – все перед ним
    Столпились други удалые;
    Он тихим голосом родным
    Вещал слова им призывные.
    И кудлы белые до плеч
    Вились, неторопливо речь
    С дрожащих уст его слетала,
    Но слово каждое звучало
    Живою мудростью, душой,
    Храня отцов завет святой.
    Давно годами убелённый,
    Он безмятежно говорил,
    Не здесь как будто, отрешённый;
    Клюкою угли шевелил...
    Он говорил о газавате,
    Свободу горцев воспевал,
    Всё о Коране толковал(1),
    О Шамиле, борце, имаме;
    Неверных грозно проклинал;
    К убийству, крови призывал.
    Его речам бойцы внимали
    С угрюмым видом, в тишине,
    Слова сердцами принимали, 
    Поведал им он о войне;
    О том, как он в былые годы
    Скакал на резвом скакуне;
    Не знал еще своей дороги,
    Но верен был всегда борьбе.
    И жизнь прожил, храним судьбою,
    Хотя готов был умереть…
    Он смолк, поник седой главою,
    Назавтра воинов ждала смерть…      

    Костер горел во тьме холодной,
    Шипели угли, дым валил.
    В горах шакал один голодный
    За перевалами бродил.
    И ветра злые завыванья
    Качали редкую траву.
    Без страха в сердце и страданья
    Сыны глядели на войну.
    Один черкес, как ворон, чёрный,
    Стоял поодаль, в стороне,
    Раздался голос его борзый,
    Он рассказал им о мечте:
    Он местью пламенной дышал,
    Погибель русским предвещал.
    Что звезды тёмной ночи,
    Блестели страстью его очи.
    И гордость горного орла
    Со скорбной раной на челе
    Читались в сумрачном лице,
    Он был пророк и Сатана. 

    На небе тучи заходили,
    Повея влагою в горах,
    Кругом всё небо обложили,
    В долины пал ненастный мрак;
    Вода, как чистая слеза;
    Близка уж страшная гроза,
    Уж слышны были в отдаленье
    Её угрозы и волненья…   

    Заходят (заплыли) тучи над горами;
    И над рекой, и над лугами
    Раскаты грома, молний блеск,
    Из края в край раздастся треск.
    В потоки мутные сливаясь,
    Стекает дождь с окрестных скал,
    И мчится, пенясь, дикий вал
    В долину с гор, шумя спускаясь. 
    С тяжёлой думой на челе
    Шайтан под буркою в скале 
    Сокрылся мрачной непогоды,
    Сидел, смотря на тёмны своды.   
    Дождь лил в горах сплошной стеной;
    Джигит на капли пред собой
    Глядел – те падали звуча (стуча),
    О смерти мысли наводя…   
   
    Блеснула молния, удар,
    Зажглося древо… наповал
    Грозой в ненастье сражено;
    Упав, обуглилось оно…
    То явно был недобрый знак,
    И чью-то жизнь поглотит мрак.   

    Настало утро. Спали горы,
    Дремали мирные просторы.
    Под небом, в сизой вышине
    Мечеть белела на скале,
    Светила превратили ход,
    Раздались клики — то мула
    Молитву огласил с утра,
    И пробудился весь Восток.       
    Стелясь, на горы пал туман;
    В горах виётся караван,
    И слышен говор узденей,
    И топот их лихих коней.
    Уже давно и стар, и млад, —
    Все нетерпением кипят
    И боя ждут; как вдруг вдали
    За перевалом казаки
    Меж скал, проторенной тропой
    На конях едут, меж собой
    Об укрепленьях говорят;
    Кинжалы, бляхи, галуны блестят;
    А кони чуют уж беду,
    Фырча, гарцуют на ходу…
   
    Как, пенясь, бьется водный вал,
    Напали горцы из-за скал. 
    И завязался страшный бой.
    Один черкес убит, ногой
    За стремя зацепился, головой
    С коня на землю вольно пал.
    И вдоль дороги по степи
    Конь долго мчал его в пыли…

    Лейла, Лейла, то брат твой был,
    Он храбро смертью опочил.
   
    Сестра поплакала с отцом.
    Но что поделать? Воин-гром – 
    Иван – иль нет, – его сразил,
    То не известно… он там был.      

    Они сошлись – вода и смерч,
    Глубины чувств и красна речь(2).
    Иван увиделся с Лейлой,
    Её заметив над рекой
    Склоненной – воду набирала,
    Лицо прохладой умывала…
    И повстречалась близко с ним,
    Когда назад несла кувшин.   
    Казак пред ней спрыгнул с коня,
    Лейла – ваяние сама;
    В сосуде не вода –
                любовь.
    Её, качнувшись, пролила…
    Взглянула, приподняла бровь...
    Он говорил – глаза в глаза, –    
    Того хватило навсегда
    Влюбиться страстно, глубоко…
    Лейла пленила жизнь его.

    Сияет месяц в облаках,
    Ночной туман стоит в горах;
    И, обернувшись сизой мглой,
    Вершины спят во тьме седой…    
    Пылает пламя, у костра
    Казак сидит, и на просторы
    Душа его устремлена;
    Вдоль гор блуждают сонно взоры…
    Виётся дым чуть зримо в выси,
    Тревожа ночи тишину;
    Печалят душу тайно мысли,
    Но, забываясь, уж ко сну
    Клонится буйна голова;
    Сверкают звезды, ночь тиха.

    Не спится – и казак привстал,
    Коня лихого оседлал.
    Поверив призрачной мечте,
    Подъехал к сакле на скале. 
    В дверь постучал… молчанье.
    Открыла дверь Лейла-очарованье
    И гостя пригласила в дом – 
    Просил напиться… пред ней
    Присел; с ним поделиться
    Спешила ужином скорей…
       
    Улыбку мило затая,
    Лейла лицо чуть отвернула,
    Его давно уже любя;
    В ней искра страсти промелькнула:
    «Прости, не в праве я тебя
    Удерживать… Останься,
    Приляг у мирного огня,
    Забвенью сладкому предайся.   
    Уж ночь настала на дворе – 
    Куда, казак, тебе спешить,
    Куда поедешь на коне?..
    Останься кров со мной делить!
    Отец сегодня не придёт,
    У кунака ночлег найдёт…»

    Туманы дымной пеленой
    Носились сонно над рекой,
    Лилась прохлада ночи;
    Затихло всё – и на покой
    Манили сладостные очи… 

    Казак остался до утра
    Делить уют и мирный кров.
    Всю страсть, и нежность, и любовь
    Ему отдала в ночь Лейла:
    Объятья с лаской распахнула,
    Уста в уста в него вдохнула
    Любви истомный, сладкий дух,
    Он с ней прилёг – огонь потух.
 
    Теперь они и дни, и ночи
    Гуляли вместе под луной.
    Все реже по ночам смыкая очи.
    Весенней, ласковой порой
    В шумящих травах забывались,
    Любви без меры предавались – 
    Как звери дикие в лесах
    И птицы вольные в горах. 
    Гнездо устроили в скале
    Для тайных встреч наедине.

    Однажды, сидя на брегу,
    Иван, за руку взяв Лейлу,
    Собравшись, высказался кратко,
    С любовью к ней, как на духу:
    – Моя печальная горянка,
    Темноволосая дикарка,
    Нам не расстаться никогда,
    Теперь мы вместе – навсегда!..
    – Иван… ты правду говоришь?
    – Лейла! Ты плачешь? Ты грустишь?..
    – Предчувствую беду…
    – И почему?
    Нам невозможно вместе быть!
    Чтоб вышла я за казака –
    Отец не примет никогда!..
    Его оставить не могу…
    Что разрешит мою судьбу?..
    – Могу тебя я увезти!
    – Нет! Нет! Не убегу!.. Прости!
    – Но почему?..
    – Я горы и леса люблю…
    Я родилась здесь… не могу…
    Мне у тебя всё будет ново,
    Не примет и твоя родня…
    – Да нет! Даю тебе я слово…
    – Нет, нет! Всем буду я чужа!
    Останусь здесь! С тобой...
          
             --- 
    Тихий вечер, неприметный,
    Звёзд мутящих караван,
    Дым из труб, прозрачно-бледный,
    Горы кутает в туман.
    Незаметно день протёк.
    Старец гордый наклоненный
    Уж спешит под тёплый кров,
    Под вязанкой тяжеленной.
    Запах дыма. В сакле сухо,
    Веет пряный запах лука;
    Дочка бедная в углу
    Варит ужин старику.
    — Добрый вечер, мой отец,
    Долго не было тебя,
    Воротился наконец,
    Волновалась тут уж я.
    Старец мрачный, помолчав,
    Пододвинулся к огню,
    Самосад свернул, помяв,
    Закурил; как на духу
    Дочке сказывал своей
    Про удалых узденей…
    И, запнувшись, вдруг сказал,
    Голос отчий задрожал:
    — Видно, дочка, не к добру
    Стал казак к нам заходить,
    Кто таков и почему
    Смеет твой покой будить?
    — Не волнуйся, мой отец,
    Он по нраву мне, он люб!
    Добрый это молодец,
    Я больна, и мой недуг
    Может он лишь излечить,
    В чём его мне обвинить?
    — Чем же ты больна? Ответь!
    Что еще там за недуг?
    — Врач он! Нету сил терпеть:
   Боль пронзила сердце вдруг… 
    —  Издалёка я видал,
    Но мой острый глаз приметил,
    Знай, он мне напоминал
    Казака, что в брата метил.
    Он повинен в его смерти,
    Ты должна свершить суд мести,
    Отомсти за брата кровь!
    Он любил тебя, любовь
    Крови требует его,
    Отомсти же за него!
    Страшно ей, не по себе,
    Странны речи диве те,
    Очи вспыхнули – огонь:
    Пламя мести засветило.
    И её печальный взор
    Сталь клинка остановила:
    «Будет брат мой отомщён,
    Кровь за кровь… таков закон!» 

И месть её затмила взоры,
Её мутятся чувства вдруг —
Кипение восточной крови;
Ей так мучителен недуг.
Нутро объемлет ада пламя;
Кровавой дымной пеленой
Перед глазами, словно знамя,
Ведёт все чувства за собой.
«Но, может, это был не он?..» —
Сладка была любовь с врагом.   
Она любовь бы не предала,
Но всю безумье взволновало,    
Смутило чувства все в груди.
Лейла решила, что любви
Достигнет в смерти вечной,
Не здесь — столь скоротечной…
Ведь он неверен будет ей —
Так лучше смерть пускай теперь
Сердца навеки их скрепит,
На свете том соединит.   

    На небе звёзды чередой
    Неторопливо выплывают,
    Полночной северной красой,
    Дрожа, незыблемо мерцают;
    Средь них красавец молодой,
    Пастух печальный томно бродит,
    Задумчив в неге неземной,
    Сиянье тусклое наводит.
    Печально горные напевы
    Звучат сегодня при луне;
    И взоры любящие девы
    Блестят слезами в полутьме…
    Сияют звёзды, ночь тиха.
    Горит костёр в горах высоко,
    Восходят искры в небеса.
    Душе влюблённой одиноко.
      
    Туманом всё заволокло:
    Воздушно, призрачно, легко;
    Престолы дивные Природы,
    В туман укутанные горы,
    Стоят незримо, величаво;
    Уж утро в горы сонно пало…

    Лейла глядит – и горы тонут
    В рассветной дымке голубой,
    Вершины снежные выходят
    На небе длинной чередой…
    И Солнца луч уж за горами
    Блеснул в синеющей дали.
    И таят бледные туманы,
    Являя дивный край земли.    
   
    Природы тайные картины,
    Едва кто зрит сиянье гор,
    Под Солнцем спящие вершины,
    Немой натуры разговор.    
    О, как прекрасны си картины:
    Паденье рек, кремни, стремнины!
    Долины устланы цветами –    
    Так близко жизнь под небесами.   
    Прекрасней гор – лишь только горы!
    И необъятные просторы,
    Что взором в раз не охватить,
    Здесь пуще сердце хочет жить.
 
    О чудо! Кругом голова!
    Восторг и жизнь! Сверканье льда.
    Звенит весенняя капель,
    В горах смеется тихо Лель.
    Шумя, потоки мчатся с гор,
    Повсюду слышен грохот волн,
    В ущелье падает река.
    И в пене бурной, что дуга,
    Что шаль узорная, цветная,
    Царица света рождена – 
    Из капель радуга златая…          

    Люблю я шум младой весны,
    Когда душа на воле дышит;
    Волненье бурное в крови,
    Когда рука свободно пишет,
    Почуяв чаянья зимы;
    Когда кровь пенится и бродит,      
    Сердца открыты для любви,
    И счастье в душу к нам нисходит
    С приходом ветреной весны;      
    Когда капель звенит ручьями,
    Когда Природа вся дыша,
    Подует вешними ветрами
    И пробудится ото сна; 
    Когда, все силы пробуждая,
    С приходом солнечного рая,
    Оттает мёрзлая земля;
    И с Солнца первыми лучами
    Между холодными камнями
    Бежит и пенится река.
    Люблю весенние порывы,
    Когда на небе голубом
    Заходят тучи грозовые,
    Повея влагой и дождем;
    Когда за домом сад шумит,
    Вдали склоняются дубравы;
    Над лесом тучи, гром гремит,
    И ветер вольно клонит травы…          

    Печальна истина одна –
    Согласны были бы со мной
    Те, кто остались навсегда
    В горах, влекомые судьбой:
    Прекрасна жизнь – трагично зла!

    Подходит вечер. Тишина.      
    Молчат вершины снежных гор.
    Мелькнёт испуганный сайгак.
    То в вышине парит орёл,
    Окрест бросая гордый взгляд… 
    Раздастся выстрел — дрогнут горы,
    Заговорят ущелья, своды,
    Как пробужденные от сна;
    Мгновенье лишь – и тишина…      

    На горы пала мирно ночь,
    Ползёт на холмы сонно мгла.
    Себя не в силах превозмочь,
    Ступает бледная Лейла,
    Подходит к пропасти крутой;
    Сияют звезды в темноте,
    Её мертвит немой покой.
    И месяц томный в вышине
    По небу одиноко бродит,
    Себе приюта не находит,
    Сияя тускло над горами
    В ночном серебряном тумане…      

    Казак, закутанный в рубище,
    Открыл глаза, проснувшись рано;
    Еще дымилось пепелище,
    От гор повеяло прохладой…         
    Воспоминаньем вдохновлён,
    Лежал в скале на ложе он.
    Над ним красавица склонилась –
    И сердце бедное стремилось
    Его обнять, его ласкать – 
    Но сталь зловеще обнажилась:
    Он должен первым смерть принять:
    «Умри, Иван!..» Удар – и кровь
    На красный бархатный покров
    Фонтаном брызнула – и он
    Был околдован смертным сном.

    Лейла слезами залилась,
    Душа её вовне рвалась
    И взор потупленный блуждал:
    О, что же он тогда искал?..
    В ней смерть любовь превозмогла,
    Вновь поднялась её рука…
    Блеснула молния в глазах,
    Клинок дрожал в её руках – 
    Удар под сердце… и она
    Без чувств лежала холодна...

    Их демон ночи Азраил
    Любя крылом приосенил;
    Покойтесь с миром – бедный прах,
    Восток силён, велик Аллах!

    Акбар Аллах.


                ***
    Смерть влюбленных
    Навеки скрепит сердца —
    Крепче всех объятий.

    (Их души – одна свеча,
    Что светит аду)


                ***
    Не смерть, а пламя любви.
    Две свечи в одну слились.
    И светят тьме.


                ***
    Смерть – их свадьба.
    Брак, где «смерть не разлучит» –
    Сама венчает. 
    (Соединила навеки)

   
    (1)
                *** 
    Как много толкователей Корана
    Зовут не к миру, а к войне –
    Пособники исламского Шайтана!*
    (В речах чьих глас Шайтана)
    О, сколько заблуждений на Земле!

   *(отчасти) по плодам познаете их

    Науки хлеб – невкусный и чужой

    (Невежеству сопутствует и глупость,
    Отсутствие научных центров,
    Безынтересность, скудоумость,
    Наличие лже-ментров;
    А также беспросветный труд, нужда,
    Когда уж дело не до знаний,
    Как выжить – вот забота дня,
    Еще ответственность – семья
    И как избегнуть ей страданий.)


    (2)   
         Они сошлись — вода и смерч,
         И мир исчез в кипеньи встреч. 

         Или

         Они сошлись — вода и смерч,
         Чтоб в вихре чувств уйти навек.
   

    Примечание. Писал из себя, услышав историю, как казак влюбился в горянку. Поставил отчасти себя на место Лейлы и Её брата (моего альтер эго). Моя поэма «Лейла (Ночь)» — фантазия.

     Примечание. Возникнут законные вопросы: могла ли девушка в условиях суровых кавказских обычаев отдаться мужчине без брака? Как посмотрело бы на это общество и родня? Безусловно, такой поступок был бы осуждён бесповоротно. По существующим устоям, брак требует предварительного согласия отца, который никогда не благословил бы союз дочери с русским казаком.

    Но мне хотелось показать, что любовь, вспыхнув с первого взгляда, способна оказаться сильнее любых устоев и преград. 
    История знает примеры: вспомнить хотя бы весталок Древнего Рима, которым под страхом смерти (захоронения заживо) запрещалось вступать в интимные отношения, — но и они порой шли против запрета. Такова сила жизни, естества, продления рода.   
   
    Могла ли Лейла открыться отцу? Она сделала робкую попытку. Почему же старик не устроил скандала сразу? И почему возложил долг мести именно на дочь, а не свершил правосудие сам? Вероятно, он не желал терять её окончательно и видел в этом жестокий, но единственный способ доказать её верность роду — раз уж её сердце оказалось вовлечено в столь пагубную связь.


    Но могла ли Лейла переступить через любовь и убить любимого?
    Чувственная любовь зачастую сильнее родственной привязанности. Известны случаи, когда женщины прощали даже убийц своих братьев, ограничиваясь разрывом. Но когда приказ исходит от отца…

    Девушке через любовь (если она действительно сама любит) трудно переступить, практически невозможно. Гораздо естественней было бы для неё принять собственную смерть, как поступила черкешенка в пушкинском «Кавказском пленнике».
   
     Лейла уж мыслит про себя:
     «Ты не убьешь убийцу брата?.. 
     Тогда навеки ты проклята!»
     Но кто из женщин, чья рука
     Убьёт любовь наверняка?..

   Наиболее естественным для Лейлы было бы хранить чувство в тайне и не давать им воли. Оказавшись же в безвыходной ситуации, она, скорее всего, лишила бы жизни себя, но не любовь. А можно было и ничего не делать. Иной выход – бросить отца и уехать с возлюбленным, сделавшись его законной женой. Все это было бы более естественно. Но логика поступков порой бывает разной у людей.

    Мог ли отец-горец потребовать от дочери убийства? Узнай он о её близости с казаком, по законам чести он, вероятнее всего, казнил бы её сам. Отец в любом случае запретил бы ей с ним встречаться и сам бы постарался убить его. Но если бы она продолжила встречаться, то проклял бы ее или убил. По крайней мере он мог попросить ее избавиться от казака (насчет которого он мог ошибаться, обвиняя его в гибели сына, но все равно казак там был). Если бы все же отец очень любил свою дочь и не мог принять казака в качестве ее мужа, то он бы не убил ее, но для нее единственный выход – уйти с глаз долой с казаком и жить с ним по любви и с болью воспоминаний о брате и оставленном отце, переживая противоречия.

    Естественно для девушки не допустить близость до брака. Однако и бремя неразделённого чувства может стать невыносимым, особенно когда встречаешь взаимность.

    Со своей стороны, казак мог бы попытаться просить её руки, хоть и получил бы отказ. Оставался выход – бежать ей без отцовского согласия. Но была ли готова к этому Лейла? К тому же, Иван был военнослужащим и не мог свободно распоряжаться своей судьбой, хотя, вероятно, мог бы на время оставить жену в своём доме.

   То есть были преграды для их любви на земле. А также у Лейлы была вера в потустороннюю жизнь. Не хотелось и горы покидать, и отца. Но и остаться с отцом она не могла. Бывает, когда жизнь становится невыносимой, единственный выход – смерть.

    Примечание. То, что любишь, трудно уничтожить; трудно убить того, кого любишь. Сама любовь является началом рождения (жизни) и противлением смерти. Тем более трудно и противоестественно для девушки, женского существа (находящегося в основе рождения и процветания жизни), убить того, кого она любит, глядя на него, – любовь противится смерти и является почти непреодолимым препятствием; влюбленный, скорее, готов убить себя, чем любимого.

    Когда-то я спрашивал: мог ли Онегин убить на дуэли своего друга Ленского? Почему Онегин не поднял пистолет и не выстрелил в воздух, а вероломно убил друга? Также не вполне понятно, зачем черкешенка покончила с собой от неразделённой любви у Пушкина в «Кавказском пленнике». Возможно ли такое в реальности?
    В реальности многое возможно, но это было желанием Пушкина.

    Примечание. Пушкин, «Поэту»:
    «…И впрям, завиден ваш удел:
    Поэт казнит, поэт венчает;
    Злодеев громом вечных стрел
    В потомстве дальном поражает;
    Героев утешает он;
    С Коринной на киферский трон
    Свою любовницу возносит.
    Хвала для вас докучный звон;
    Но сердце женщин славы просит:
    Для них пишите; их ушам
    Приятна лесть Анакреона:
    В младые лета розы нам
    Дороже лавров Геликона…»
      
     P. S. После написания «Лейлы» понял, что сюжеты лучше брать из жизни, которая предоставляет столько абсолютно, единственно выверенных сплетений судеб, что и измышлять не надо. (Но и фантазию исключать не стоит…)