Лейла Ночь

Лейла (Ночь)

               Сдувает ветер прах времен;
               Ушли народы, поколенья,
               Другие нравы, нов закон,
               Свобода совести и мненья.
      
    Веков холодное молчанье
    Хранит заветное сказанье
    О диве вышних, диких гор,
    Свежо в веках еще преданье,
    Рассказ печален будет мой.

    Как прежде было, и сейчас,
    Закрыв глаза, во мгле ночной,
    Когда придет урочный час,
    Лейлу я вижу пред собой.   
    Я всей душой ее люблю
    И на страницах, здесь, в стихах,
    Как вечный сон боготворю;
    Покойся с миром, бедный прах.            
   
    В горах над долами высоко
    Белела сакля одиноко;
    Внизу долины открывались,
    Где взоры дикие терялись
    И зеленели мирно травы,
    Пастбища, шумные дубравы.
    Средь скал, где бурных, горных рек
    Нетерпелив стремглавый бег,
    И овцы мирно меж камнями
    Гуляют тучными стадами,   
    Где дух на воле отдыхает,
    О смысле бога вопрошает,
    Где время ход остановило,
    Как прежде всё, так ныне было.   
 
              ---
    Уж сакли бедные дымились,
    Столбы под небо ровно вились…
    Звон колокольчика поля
    Под утро сонно огласил;
    На склоны гор свои стада
    Пастух с клюкою выводил.
    В папахе, бурке, налегке
    Присел поодаль в стороне
    И песнь печальную завел
    О красоте кавказских гор…

    В той сакле на горе приметной,
    Простой на вид и очень бедной,
    Росла Лейла, любви созданье,
    Кавказских гор очарованье.
    Раскаты дальние войны
    Ее ещё не омрачали,
    И силы все ее души
    Еще в забвении дремали.   

    Жила без матери она,
    Но с детских лет уж поняла,
    Что русский был тому виной,
    Ее оставив сиротой.

    Суровый брат с седым отцом
    В округе много промышляли
    Разбоем, местью, грабежом,
    Но дочь, сестру не обижали,
    Ее любили, так она
    При них, что вешний цвет, цвела.
    В заботах денных лишь о том,
    Чтоб дом их был согрет теплом.

    Лейла, невинное дитя,
    Как цвет от бурь и непогоды,
    На лоне матери Природы
    Для глаз невидимо цвела.      
    И с детских лет, с самих пелёнок,
    Когда еще была ребёнок,
    Ее ласкали нежно слух
    Напевы гор, и гордый дух
    Ей душу жизнью напоил,
    Кавказа силой вдохновил.
      
    Она мечтать одна любила,
    Одна в горах всегда бродила,
    Иль часто в доме у окна,
    Всегда задумчива, грустна
    Сидела тихо, одиноко
    И зачарованно, глубоко
    Смотрела вдаль, где над главой
    Вершины длинной чередой
    Из-за туманов подымались
    И в облаках от глаз скрывались.
    Любила утром, пред рассветом,
    Когда еще стелится мгла,
    Полюбоваться вешним цветом,
    Взглянуть на долы и луга.
    Иль высоко, от всех далеко,
    Склонившись взором у ручья,
    Сидеть любила одиноко,
    Природы дикое дитя.
   
    Красой ее пленяли горы,
    Она гуляла часто там;
    Ее блуждали дико взоры
    По горным склонам и холмам,
    Лаская дивные картины,
    Паденье вод и скал вершины.
    Иль в тишине, среди древес,
    Сойдя под лиственный навес,
    Будила отраженье вод,
    Таившее небесный свод…   
    Иль часто сев на склоне гор,
    Вдали, одна, никем не зрима,
    Внимать любила разговор
    Полночных звезд; неодолимо
    Ее манила за собой
    Бездонна пропасть над главой…
       
    В казачьей русской стороне,
    В куренье ветхом и простом
    Жил парень славный на селе.
    И наш рассказ теперь о нём.
    То было время крепостное,
    Но был свободен наш казак,
    Какое счастье – степь, свобода!
    Но не везде бывало так. 
    Среди лесов, полей и рек,
    На свежем воздухе, на воле,
    Он цвел, как маков алый цвет,
    И рос, как колос в чистом поле.
    Душой простой и незлобливый,
    Веселый нравом, справедливый,
    Он честен был и сердцем славен,
    Любил Природу и друзей,
    Веселье, праздник, шум затей,
    И, в общем, был отличный парень.   
    Родными названный Иван –
    Так русских часто величают,
    И братья из различных стран
    Надежным в дружбе полагают.
 
    То были смутные года,
    Кавказ вулканом волновался.
    Прошла младенчества пора,
    Его призвали, он собрался.
    Ни разу сердцем не смутился
    И в край кавказский устремился,
    Хотя пророчили конец
    Ему бесславный на чужбине,
    Но духом смелый был юнец,
    Он верным сыном был России.         
            
    Мелькали дымные костры,
    Дымы неровно подымались,
    Дрожа в мерцающей зыби,
    Между собой перекликались
    Цепные, горные хребты.
    Черкесы праздные сидели;
    Часы невидимо летели
    В беседах мирных о конях,
    О дикой вольности сынах,
    О красоте их юных жен
    И обо многом о другом…

    Один старик; все перед ним
    Столпились други удалые;
    Он тихим голосом своим
    Слова вещал им призывные.
    И кудлы белые до плеч
    Вились; неторопливо речь
    С дрожащих уст его слетала,
    Но слово каждое звучало
    Живою мудростью, душой,
    Храня отцов завет святой.
    Давно годами убелённый,
    Он безмятежно говорил,
    Не здесь как будто, отрешённый,
    Клюкою угли шевелил...
    Он говорил о газавате,
    Свободу горцев воспевал,
    Всё о Коране толковал(1),
    О Шамиле, борце, имаме,
    Неверных грозно проклинал;
    К убийству, крови призывал.
    Его речам бойцы внимали
    С угрюмым видом, в тишине,
    Слова сердцами принимали,
    Поведал им он о войне,
    О том, как он в былые годы
    Скакал на резвом скакуне,
    Не знал еще своей дороги,
    Но верен был всегда борьбе.
    И жизнь прожил, храним судьбою,
    Хотя готов был умереть,
    Тут он поник седой главою,
    Назавтра воинов ждала смерть…      

    Костер горел во тьме холодной,
    Шипели угли, дым валил,
    В горах шакал один голодный
    За перевалами бродил,
    И ветра злые завыванья
    Качали редкую траву,
    Без страха в сердце и страданья
    Сыны глядели на войну.
    Один черкес, как ворон, чёрный,
    Стоял поодаль, в стороне,
    Его раздался голос ровный,
    Он рассказал им о мечте,
    Он местью пламенной дышал,
    Погибель русским предвещал;
    Что звезды тёмной ночи,
    Его блестели хладны очи.
    И гордость горного орла
    Со скорбной раной на челе
    Читались в сумрачном лице,
    Он был пророк и Сатана. 

    На небе тучи заходили,
    Повея влагою в горах,
    Кругом всё небо обложили,
    В долины пал ненастный мрак;
    Вода, что чистая слеза;
    Близка уж страшная гроза,
    Уж слышны были в отдаленье
    Её угрозы и волненья…   

    Заходят (заплыли) тучи над горами;
    И над рекой, и над лугами
    Раскаты грома, молний блеск,
    Из края в край раздастся треск.
    В потоки мутные сливаясь,
    Стекает дождь с окрестных скал,
    И мчится, пенясь, дикий вал
    В долину с гор, шумя спускаясь. 
    Шайтан под буркою в скале
    С тяжёлой думой на челе
    Сокрылся мрачной непогоды,
    Сидел, смотря на тёмны своды.   
    Дождь лил в горах сплошной стеной;
    Джигит на капли пред собой
    Глядел – те падали звуча,
    О смерти мысли наводя…   
   
    Блеснула молния, удар,
    Зажглося древо… наповал
    Грозой в ненастье сражено;
    Упав, обуглилось оно…
    То явно был недобрый знак,
    И чью-то жизнь поглотит мрак.   

    Настало утро. Спали горы,
    Дремали мирные просторы.
    Под небом, в сизой вышине
    Мечеть сокрылась на скале,
    Светила превратили ход,
    Раздались клики — то мула
    Молитву огласил с утра,
    И пробудился весь Восток.       
    Стелясь, на горы пал туман;
    В горах виётся караван,
    И слышен говор узденей,
    И топот их лихих коней.
    Уже давно и стар, и млад,
    Все нетерпением кипят
    И боя ждут; как вдруг вдали
    За перевалом казаки
    Меж скал, проторенной тропой
    На конях едут, меж собой
    Неспешно речи говорят,
    Клинки наточены блестят,
    А кони чуют уж беду,
    Фырча, гарцуют на ходу…
   
    Как, пенясь, бьется водный вал,
    Напали горцы из-за скал. 
    И завязался страшный бой.
    Один черкес убит, ногой
    Он в стремя тесное попал,
    С коня на землю вольно пал,
    И вдоль дороги по степи
    Конь долго мчал его в пыли…

    Лейла, Лейла, то брат твой был,
    Он храбро смертию почил.
   
    Сестра поплакала с отцом.
    Но что поделать? Воин-гром – 
    Иван – иль нет его сразил,
    То не известно… он там был.      

    Они сошлись: вода и смерч,
    Глубины чувств и красна речь(2).
    Иван увиделся с Лейлой,
    Её заметив над рекой
    Склоненной – воду набирала,
    Лицо прохладой умывала…
    И повстречалась близка с ним,
    Когда назад несла кувшин,   
    Казак пред ней спрыгнул с коня.
    Лейла – ваяние сама;
    В сосуде не вода –
                любовь,
    Её, качнувшись, пролила…
    Взглянула, приподняла бровь...
    Он говорил – глаза в глаза, –    
    Того хватило навсегда
    Влюбиться страстно, глубоко…
    Лейла пленила жизнь его.

    Сияет месяц в облаках,
    Туман ночной стоит в горах;
    И, обернувшись сизой мглой,
    Вершины спят во тьме седой…
    Вдоль гор блуждают сонно взоры;
    Пылает пламя, у костра
    Казак сидит, и на просторы
    Душа его устремлена.
    Виётся дым чуть зримо в выси,
    Тревожа ночи тишину;
    Печалят душу тайно мысли;
    Но, забываясь, уж ко сну
    Клонится буйна голова;
    Сверкают звезды, ночь тиха.

    Не спится – и казак привстал,
    Коня лихого оседлал,
    Поверив призрачной мечте,
    Подъехал к сакле на скале. 
    В дверь постучал… 

    Улыбку мило затая,
    Лейла на путника взглянула,
    В сердцах его уже любя,
    В ней искра страсти промелькнула:
    «Прости, не в праве я тебя
    Удерживать… останься,
    Приляг у мирного огня,
    Забвенью сладкому предайся.   
    Уж ночь настала на дворе,
    Куда, казак, тебе спешить,
    Куда поедешь на коне?..
    Останься кров со мной делить!
    Отец сегодня не придёт,
    У кунака ночлег найдёт…»

    Туманы дымной пеленой
    Носились сонно над рекой,
    Лилась прохлада ночи;
    Затихло всё, и на покой
    Манили сладостные очи… 

    Казак остался до утра
    Делить ночлег и мирный кров.
    Всю страсть, и нежность, и любовь
    Ему отдала в ночь Лейла:
    Объятья с лаской распахнула,
    Устами в война воздохнула
    Любви истомный, сладкий дух,
    Он с ней прилёг, огонь потух.
 
    Теперь они и дни и ночи
    Гуляли вместе под Луной,
    Ночами не смыкая очи.
    Весенней, ласковой порой
    В шумящих травах забывались,
    Любви без меры предавались,
    Как звери дикие в лесах,
    Иль птицы вольные в горах. 
    Гнездо устроили в скале
    Для тайных встреч наедине.

    Однажды, сидя на брегу,
    Иван, за руку взяв Лейлу,
    Собравшись, высказался кратко,
    С любовью к ней, как на духу:
    – Моя печальная горянка,
    Темноволосая дикарка,
    Нам не расстаться никогда,
    Теперь мы вместе навсегда!..
    – Иван, ты правду говоришь?
    – Лейла, ты плачешь? Ты грустишь?..
    – Предчувствую беду…
    – И почему?
    Нам невозможно вместе быть!
    Чтоб вышла я за казака –
    Отец не примет никогда!..
    Его оставить не могу…
    Что разрешит мою судьбу?..
    – Могу тебя я увезти!
    – Нет! Нет! Не убегу!.. Прости!
    – Но почему?..
    – Я горы и леса люблю…
    Я родилась здесь… не могу…
    Мне у тебя всё будет ново,
    Не примет и твоя родня…
    – Да нет! Даю тебе я слово…
    – Нет, нет! Всем буду я чужда!
    Останусь здесь! С тобой...
          
             --- 
    Вечер тихий, неприметный,
    Звёзд мутящих караван,
    Дым из труб прозрачно-бледный
    Горы кутает в туман.
    Час вечерний, день протёк,
    Седой старец наклоненный
    Уж спешит под тёплый кров,
    Под вязанкою согбенный.
    Запах дыма, в сакле сухо,
    Веет пряный запах лука;
    Дочка бедная в углу
    Варит ужин старику.
    — Добрый вечер, мой отец,
    Долго не было тебя,
    Воротился наконец,
    Волновалась тут уж я.
    Седой старец, помолчав,
    Пододвинулся к огню,
    Самосад свернул, помяв,
    Закурил; как на духу
    Дочке сказывал своей
    Про удалых узденей,
    И, запнувшись, вдруг сказал,
    Голос отчий задрожал:
    — Видно, дочка, не к добру
    Стал казак к нам заходить,
    Кто таков и почему
    Смеет твой покой будить?
    — Не волнуйся, мой отец,
    Он по нраву мне, он люб,
    Добрый это молодец,
    Я больна, и мой недуг
    Может он лишь излечить,
    В чём его мне обвинить?
    —  Издалёка я видал,
    Но мой острый глаз приметил,
    Знай, он мне напоминал
    Казака, что в брата метил.
    Он повинен в его смерти,
    Ты должна свершить суд мести,
    Отомсти за брата кровь,
    Он любил тебя, любовь
    Крови требует его,
    Отомсти же за него!
    Страшно ей, не по себе,
    Странны речи диве те,
    Очи вспыхнули – огонь:
    Пламя мести засветило.
    И её печальный взор
    Сталь клинка остановила:
    «Будет брат мой отомщён,
    Кровь за кровь, таков закон!» 

И месть её затмила взоры,
Её мутятся чувства вдруг,
Кипение восточной крови,
Ей так мучителен недуг.
Нутро объемлет ада пламя;
Кровавой дымной пеленой
Перед глазами, словно знамя,
Ведёт все чувства за собой.
«Но, может, это был не он?..»
Сладка была любовь с врагом.   
Она любовь бы не предала,
Но ей безумья покрывало    
Смутило чувства все в груди.
Лейла решила, что любви
Достигнет в смерти вечной,
Не здесь, столь скоротечной…
Ведь он неверен будет ей,
Так лучше смерть пускай теперь
Сердца навеки их скрепит,
На свете том соединит.   

    На небе звёзды чередой
    Неторопливо выплывают,
    Полночной зыбкой красотой
    Дрожа, в смятении мерцают;
    Средь них красавец молодой,
    Пастух печальный томно бродит,
    Задумчив в неге неземной,
    Сиянье тусклое наводит.
    Печально горные напевы
    Звучат сегодня при Луне,
    И взоры любящие девы
    Глядят слезами в полутьме…
    Сияют звёзды, ночь тиха.
    Горит костер в горах высоко,
    Восходят искры в небеса.
    Душе влюбленной одиноко.
      
    Туманом всё заволокло,
    Воздушно, призрачно, легко;
    Престолы дивные Природы,
    В туман укутанные горы,
    Стоят незримо, величаво;
    Уж утро в горы сонно пало…

    Лейла глядит – и горы тонут
    В рассветной дымке голубой,
    Вершины снежные выходят
    На небе длинной чередой…
    И Солнца луч уж за горами
    Блеснул в синеющей дали.
    Растаяв, бледные туманы
    Явили дивный край земли.    
   
    Природы тайные картины,
    Никто не зрит сиянья гор,
    Под Солнцем спящие вершины,
    Немой натуры разговор.    
    О, как прекрасны си картины:
    Паденье рек, кремни, стремнины!
    Долины устланы в туман,
    Где дух восходит к небесам...
    Прекрасней гор – лишь горы
    И необъятные просторы,
    Что взором в раз не охватить,
    Здесь пуще сердце хочет жить.
 
    О чудо! Кругом голова!
    Восторг и жизнь! Сверканье льда.
    Звенит весенняя капель,
    В горах смеется тихо Лель.
    Шумя, потоки мчатся с гор,
    Повсюду слышен говор волн,
    В ущелье падает река.
    И в пене бурной, что дуга,
    Что шаль узорная, цветная,
    Царица света рождена – 
    Из капель радуга златая…          

    Люблю я шум младой весны,
    Когда душа на воле дышит;
    Волненье бурное в крови,
    Когда рука свободно пишет,
    Забыв все чаянья зимы;
    Когда кровь пенится и бродит,      
    Сердца открыты для любви,
    И счастье в душу к нам нисходит
    С приходом ветреной весны;      
    Когда капель звенит ручьями,
    Когда Природа вся дыша,
    Подует вешними ветрами
    И пробудится ото сна; 
    Когда, и силы пробуждая,
    С приходом солнечного мая,
    Оттает мёрзлая земля;
    И с Солнца первыми лучами
    Между холодными камнями
    Бежит и пенится река.
    Люблю весенние порывы,
    Когда на небе голубом
    Заходят тучи грозовые,
    Повея влагой и дождем;
    Когда за домом сад шумит,
    Главой склоняются дубравы,
    Над лесом тучи, гром гремит,
    И ветер вольно клонит травы…          

    Молчат вершины снежных гор.
    Мелькнёт испуганный сайгак.
    То в вышине парит орёл,
    Окрест бросая гордый взгляд… 
    Раздастся выстрел — дрогнут горы,
    Заговорят ущелья, своды,
    Как пробужденные от сна;
    Мгновенье лишь – и тишина…      

    На горы пала мирно ночь,
    Плывёт на холмы сонно мгла;
    Себя не в силах превозмочь,
    Ступает бледная Лейла,
    Подходит к пропасти крутой;
    Сияют звезды в темноте,
    Кругом царит немой покой.
    И месяц томный в вышине
    По небу одиноко бродит,
    Себе приюта не находит,
    Сияя ясно над горами,
    В воздушном, призрачном тумане…      

    Казак, закутанный в рубище,
    Открыл глаза, проснувшись рано;
    Еще дымилось пепелище,
    От гор повеяла прохлада…         
    Воспоминаньем вдохновлен,
    Лежал в скале на ложе он.
    Над ним красавица склонилась,
    И сердце бедное стремилось
    Его обнять, его ласкать – 
    Но сталь зловеще обнажилась,
    Он должен смерть её принять.
    «Умри, Иван!..» Удар – и кровь
    На красный, бархатный покров
    Фонтаном брызнула – и он
    Был очарован смертным сном.
    Лейла слезами залилась,
    Душа её вовне рвалась
    И взор потупленный блуждал:
    О, что же он тогда искал?..
    В ней смерть любовь превозмогла,
    Вновь поднялась её рука…
    Блеснула молния в глазах,
    Клинок дрожал в её руках – 
    Удар под сердце – и она
    Без чувств лежала холодна...

    Их демон ночи Азраил
    Любя крылом приосенил;
    Покойся с миром бедный прах,
    Восток силен, велик Аллах!

    Акбар Аллах.


   
    (1)
                *** 
    Как много толкователей Корана,
    Его толкующих к войне,
    Пособников исламского Шайтана!*
    О, сколько заблуждений на Земле!

   *(отчасти) по плодам терроризма познаете их

    (Невежеству сопутствует и глупость,
    Отсутствие научных центров,
    Безынтересность, скудоумость,
    Наличие лже-ментров;
    А также беспросветный труд, нужда,
    Когда уж дело не до знаний,
    Как выжить – вот забота дня,
    Еще ответственность – семья
    И как избегнуть ей страданий.)


    (2)   
         Они сошлись — вода и смерч,
         И мир исчез в кипеньи встреч. 

         Или

         Они сошлись — вода и смерч,
         Чтоб в вихре чувств уйти навек.
   

    Примечание. Писал из себя, услышав историю, как казак влюбился в горянку. Поставил отчасти себя на место Лейлы и Её брата (моего альтер эго). Моя поэма «Лейла (Ночь)» —    фантазия.

     Примечание. Возникнут вопросы: могла ли девушка вот так вот отдаться без женитьбы? К тому же на Кавказе столь суровы нравы и законы. Как бы на это посмотрело общество, родные? Необходимо сперва выйти замуж, кандидата еще должен одобрить отец, а он бы никогда не согласился отдать любимую дочь за русского, казака.
    Но мне захотелось так написать, показав, что любовь бывает с первого взгляда и сильнее разных устоев и преград. 
    В древние времена в Риме весталкам под страхом смерти (захоронения заживо) запрещалось вступать в интимные отношения. И все равно порой они вступали… Такова сила жизни, естества, продления рода.   
    Могла ли девушка сказать отцу о своей любви? Она почти сказала, но он не очень понял. Почему отец не устроил скандал? Мог ли отец попросить дочку свершить месть, почему не сам? Не хотел потерять ее, она должна была это сделать, раз это её любовь, её отношения.
    Могла ли Лейла переступить через любовь и убить любимого?
    Обычно любовь чувственная превыше любви к брату, зачастую женщины остаются с любимыми, которые убили их братьев, по крайней мере не мстят им, могут расстаться. Но, а если велят…
    Девушке через любовь (если она действительно сама любит) трудно переступить, практически невозможно. К тому же она могла бы просто убить себя (как это сделала черкешенка в «Кавказском пленнике» Пушкина).
   
     Лейла уж мыслит про себя:
     «Ты не убьешь убийцу брата?.. 
     Тогда навеки ты проклята!»
     Но кто из женщин, чья рука
     Убьет любовь наверняка?..

   Для Лейлы естественно было бы просто хранить свои чувства про себя, тайно, и не давать им воли. Если бы дала, то, скорее всего, оказавшись в такой ситуации, просто убить только себя, но не свою любовь. А можно было и ничего не делать. Иной выход – бросить отца и уехать с возлюбленным, сделавшись его законной женой. Все это было бы более естественно. Но логика поступков порой бывает разной у людей.

    Мог ли отец-горец попросить у дочери убить казака? Если бы он узнал, что она была близка с ним, то он ее убил бы сам скорее по законам чести. Отец в любом случае запретил бы ей с ним встречаться и сам бы постарался убить его. Но если бы она продолжила встречаться, то проклял бы ее или убил. По крайней мере он мог попросить ее избавиться от казака (на счет которого он мог ошибаться, обвиняя его в гибели сына, но все равно казак там был). Если бы все же отец очень любил свою дочь и не мог принять казака в качестве ее мужа, то он бы не убил ее, но для нее единственный выход – уйти с глаз долой с казаком и жить с любовью и болью по брату и оставленному отцу, деля это противоречие.
    Естественно: до свадьбы она не подпустила бы к себе. Но и одиночество с неразделенным чувством невыносимо. Трудно и устоять, если и тебя любят.
    Казак должен был бы попросить руки дочери у ее отца, но тот точно бы отказал. Единственный выход – бежать ей без отцовского согласия. Казак мог и похитить невесту, пленить ее. Но готова ли была Лейла?.. Есть ещё одно обстоятельство – казак находился на службе и не мог вернуться домой, когда вздумается. Но на время мог и оставить жену дома у себя.
   То есть были преграды для их любви на земле. А также у Лейлы была вера в потустороннюю жизнь. Не хотелось и горы покидать, и отца. Но и остаться с отцом она не могла. Бывает, когда жизнь становится невыносимой, единственный выход – смерть.

    Примечание. То, что любишь, трудно уничтожить; трудно убить того, кого любишь. Сама любовь является началом рождения (жизни) и противлением смерти. Тем более трудно и противоестественно для девушки, женского существа (находящегося в основе рождения и процветания жизни), убить того, кого она любит, глядя на него, – любовь противится смерти и является почти непреодолимым препятствием; влюбленный, скорее, готов убить себя, чем любимого.

    Когда-то я спрашивал: мог ли Онегин убить на дуэли своего друга Ленского? Почему Онегин не поднял пистолет и не выстрелил в воздух, а вероломно убил друга? Также не вполне понятно, зачем черкешенка покончила с собой от неразделённой любви у Пушкина в «Кавказском пленнике». Возможно ли такое в реальности?
    В реальности многое возможно, но это было желанием Пушкина.

    Примечание. Пушкин, «Поэту»:
    «…И впрям, завиден ваш удел:
    Поэт казнит, поэт венчает;
    Злодеев громом вечных стрел
    В потомстве дальном поражает;
    Героев утешает он;
    С Коринной на киферский трон
    Свою любовницу возносит.
    Хвала для вас докучный звон;
    Но сердце женщин славы просит:
    Для них пишите; их ушам
    Приятна лесть Анакреона:
    В младые лета розы нам
    Дороже лавров Геликона…»
      
     P. S. После написания «Лейлы» понял, что сюжеты лучше брать из жизни, которая предоставляет столько абсолютно, единственно выверенных сплетений судеб, что и измышлять не надо. (Но и фантазию исключать не стоит…)