век осьмнадцатый

Век осьмнадцатый. Муштра.
Технологии такие.
Да, за Веру,за Царя,
за Отечество!Другие
были люди. Времена,
ведь себе не выбирают.
Чаши горькие до дна
пьют,живут и умирают.
Подготовленный солдат
где угодно по приказу
действовать,как автомат
по Уставу был обязан.
Было так,как быть должно
в те года на свете этом.
Рекрут был давным-давно,
как положено отпетым.
Да-с. Отпетый был солдат.
Армия головорезов.
От штыков,от пуль,гранат
никакой боязни-стресса.
Век осьмнадцатый. Успех
молодой большой Державы.
Что муштра? Муштра не грех,
ежели во имя славы.
-----------------
Petr Ivanovich Bartenev "Осьмнадцатый век. Исторический сборник"


О, громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась, дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.

(А.С.Пушкин)
------------------
Русские солдаты наемниками не были. Военная служба начиналась со слова с французского «рекрут», т. е. «годный». Было еще слово «кантонист» – в переводе, опять-таки, с немецкого «военнообязанный», если это был солдатский сын. В противоположность этим наименованиям возникло русское слово, ставшее ругательством, «негодяй», т. е. негодный к службе в армии.

На проводах в армию рекрутов «забривали», т. е. забривали лоб (в XVIII в. под солдатский парик), раздевали при людях, стыдно, догола, и наряжали в иноземное армейское платье, т. е. в чужую кожу, а «платишко хрестьянско выкидали родителям». И они, с голосьбой, везли это в свои избы. Проводы в солдаты равнялись отпеванию заживо. Гуляя год перед службой, рекрут и сам себя заживо отпевал и оплакивался всей родней. Уходил-то он из родного дома на долгие годы. В известной песне лейб-гвардии Гренадерского полка на стихи Петра Матвеевича Карабанова[53] поется с непривычным для 1795 г. реализмом:

 
Ни из чести, ни из платы,
Не идет мужик в солдаты.
Пальцы рубит, зубы рвет,
В службу царскую нейдет.
А когда служить сберется,
То как с жизнью расстается,
Тут жена, и брат, и сват,
Гришка, Сидор и Кондрат,
Как по мертвым, зарыдают,
До кружала провожают.
Всей деревней заревут:
«Ваньку в рекруты сдают!»
 
Однако та «пропасть разверстая», куда падал отпетый домашними рекрут, при ближайшем рассмотрении оказывалась хоть и тяжелой, но все же жизнью, где были и свои достоинства.

Теперь солдат до конца службы забывал о добывании хлеба насущного. Как человек казенный, он все необходимое получал не от земли и трудов, а от казны.

Казарма, куда попадал крестьянский парень, была во много просторнее и лучше его деревенской избы, а если гвардейская, то дворец. Еда – много вкуснее, сытнее и полезней, чем в деревне. Одного хлеба, хоть ржаного, хоть пшеничного, – 3 фунта в день, в ежедневном рационе – полфунта мяса, 300 граммов крупы и многое другое. Физически здоровый и сильный, в самом расцвете лет (служба с 21 до 46 лет, но могли по прихоти барина забрить лоб и в 30), солдат быстро привыкал к воинскому труду и дальним походам

(Петербург – столица русской гвардии. История гвардейских подразделений. Структура войск. Боевые действия. Выдающиеся личности ТЕКСТ
Автор:Борис Алмазов)