Рай или Джордано Бруно различает 5

        "У подножия Везувия родился - на площади цветов сгорел" - так должно было быть высечено на могильной плите Джордано Бруно вместо всяческих дат и цифр. Единый порыв единой героической страсти - от начала юности и до конца зрелого возраста, почти без отдыха, без остановок и передышек - с минимальными остановками, чтобы вздохнуть поглубже и снова, снова...
       Он весь "слит в одном воображении" - так писали о Джордано Бруно, используя выражение другого ренессанского гения, только английского, а не итальянского, а именно - Шекспира.
       Джордано Бруно был скачком - это становится ясно всем, мало-мальски знакомым с ним, аномальным сердцебиением самой истории, менявшей свои эпохи, и поэтому дышащей глубоко и с трудом. И вовсе он не принадлежал Новому времени, и вовсе он не принадлежал старой власти, и кто бы ни хотел присвоить его в свой ряд горько обманывался, потому что такие люди вообще никому не принадлежат, кроме исключительно собственной любви. Можно находить в Джордано христианские черты, можно раскапывать в нём герметического египетского мага ( как делает то сегодня, одна из самых известных книг о Джордано Бруно), можно выдавать его за смелого учёного, как без зазрения совести делала советская материалистическая школа, выбирая из Бруно отрывки о Вселенной и называя всё остальное неизбежными предрассудками средних веков; можно делать всё это, но только Джордано при этом исчезает - его феномена, его чудаковатости, его чудесности, его юмора - больше с нами нет. И самое главное, - больше с нами нет его поэзии. А ведь Джордано говорил, что поэзия, философия, живопись и музыка - одно. И нельзя не навредить гармоничному творению, убрав из него, якобы "лишние части". "Всё или ничего" - поставьте же восприятие на накал максимума, и встретьтесь с самим Джордано, а не с "тенями его идей".
        Он искал себе места, но он его не нашёл. Он исколесил всю Европу в поисках правды, и света, и свершения, а обрёл гонения, насмешки, клевету и угрозы, а в конце жизни так и тюрьму, и смертный приговор.
      Но если Томазо Кампанелла именно в тюрьме написал свои главные труды, то не такой "вольной птичкой" был Джордано и в тюрьме ему не пелось, и не уединения он искал, занимая кафедры и организуя диспуты, выпуская свои труды один за другим, и смело нападая на всех своих противников.
    Время было такое... Кто тогда не прятался, не ретушировал свои новые веяния? Кто не знал, что за это можно сгореть, попасть в пыточную камеру, быть отлучённым от церкви, нищенствовать в опале?
     Кажется, этого "не знал" один лишь Джордано Бруно. Потому что, по тому как он ведёт себя, что пишет и как говорит, сдаётся, что он "слепец" или совершенный безумец, не понимающий где он родился и каково его горькое время; между тем, по поведению Бруно на диспутах, обладая определённым чутьём, несложно заметить, что именно он то и видит лучше всех остальных - не только уровень традиционных знаний и самих людей, но и сиюминутную атомосферу происходящего. Странное поведение Бруно на диспутах, когда он прерывал беседу и уходил после какой-либо фразы говорящего, свидетельствовало вовсе не о дурном характере, как думают и до сих пор довольно многие, но о той глубине характера, что воспринимая целое и отталкиваясь от целого, знает в какой момент разговор уже "никуда не ведёт". Никто не говорил о его пророческом даре, но он без сомнения у Джордано был.
Первая работа, которую пишет Ноланец (прозвище по одноимённому родному городку), это работа "О знамениях времени". К сожалению, она не сохранилась, но итак понятно, что совершенно молодой человек, начинающий таким образом своё творчество - неординарен.
      Бруно интересовали не ужасы казематов современного времени, а отдалённое будущее и глубокое прошлое, причём последнее настолько в глубоком виде, что должно было дать "архе", которое чуть позже будет искать и Хайдеггер - дать истинное начало. Так для Бруно не христианство и не евреи, и даже не греки не были истинным началом, таковое он отправлял в ещё более ранние времена и искал в Египте. Столь же широким размахом Бруно захватывал и в своей "религии" - природу. В более тесные рамки он просто-напросто не умещался, и конечно, постриг был не для него, как и определённый орден, как и католичество, как и протестантизм, но одна лишь магия, граничащая с мистикой способна была держать такого человека, а из этой магии фонтаном била поэзия и жизнь.
      Нет ничего глупее, чем приравнивать Бруно к чернокнижникам, но и эти ходячие версии преследуют Бруно до сих пор. Не одни отцы инквизиции, видимо, чуют тут "демонов", но и обычные люди в наш технологичный век трясутся от страха, обозревая необозримое - бруновское, бесконечное - сталкиваясь с тем, что сильно влияет, но не разложимо по-пластунски, не подвластно рассудку. Что и говорить, в наш "просвещённый век" уже и Хайдеггера частенько называют магом, следовательно, на таком фоне, Бруно, сам бог заповедовал относить к "демонам".
Для современного полого, изнеженного человека, Бруно, конечно же, демон, ибо сильные страсти больше не горят в нас, даже не приближаются к нам на близкое расстояние. Не сомневаюсь, что сегодня Бруно также бы посадили, как и вчера, если только и не быстрей вчерашнего.
      Люди, что жили "нигде и никогда" - продолжают жить там же, до тех пор пока хотя бы одно сердце или одна душа воспроизводит в себе их "нигде и никогда". Бруновская молния искрит в любых грозовых разрядах, но больше она не обитает ни в чём - половина Бруновских работ и до сих пор не переведены, внимание!, на европейские языки, а не на русский, а официальная церковь и ныне не желает признать, что осудила и казнила невиновного и предпочитает относить "ужасное сердце" Джордано к сонму еретиков.

        Говорят, что у него был невыносимый характер, говорят, что он обладал страшно завышенным самомнением, что часто впадал в ярость, гнев, что не вёл свои диспуты "как положено", не имел как таковых друзей, соратников и учеников, а только определённые "круги общения" - все правы, все видят нечто, но не могут понять, всё же - что же, в конце концов они видят - инквизиторы посылающие его на казнь и подписывающие ему смертный приговор добавляют - "но это учёнейший и умнейший человек, какого мы только встречали", но при этом он - еретик?
Так кто же видит и кого видят все эти люди?
       Разве неправда, что Джордано был вспыльчив? Да он был сам огонь! И от нескольких его фраз вспыхиваешь и сам, как щепка, поднесённая к огню, и летишь как мотылёк радостно и доверчиво прямо на этот огонь. Но брёвна тупые, тяжёлые и мокрые - не вспыхивают. Может быть вместо нескольких признаков и качеств попробовать сказать о нём нечто другое - более важное, более главное?
Гений Джордано Бруно блистал так ярко, что "дорос до смерти" - вот более существенная характеристика ноланца. Даже среди великих людей такой характеристикой обладают немногие. Суд над Джордано определённым образом похож на суд над Жанной дАрк и на судебный процесс Сократа, а эти последние, все, без исключения, имеют определённую "психофизику" и логику суда над Христом.
      Я слышала множество пустой и никчемной болтовни о Джордано, впрочем, как и о Сократе, и о Жанне, но даже и те речи, которые заставляли прислушиваться мои уши, а не спешно затыкать их, даже и те размышляющие, которые размышляли довольно неплохо - не могли понять - почему Джордано отказался от всех своих еретических заявлений спустя 8 лет тюрьмы и был готов уже якобы принять покаяние, но в последний момент вдруг "передумал" и "взялся за старое". Между тем, такое же "колебание духа" пережила и Жанна, подписавшая отречение, а затем понявшая, что совершила ошибку. И мы можем вспомнить Христа, который воззвал на кресте - "Господи, зачем ты оставил меня?", проявив тем самым на мгновение упадок сил и малодушие, неподобающее разумеется Богу. А перед этим в Гефсиманском саду молил бога - "пусть чаша сия минует меня", но всякий раз, конечно же, выправляясь - "но да будет воля твоя, а не моя". Неужели так сложно понять? Не будь этих слабостей - мы бы подумали, что перед нами театр теней, а не реальная живая плоть. Не победа, не чудо, не торжество духа, а плоский комикс.
Под давлением, нажимом, под прессом смерти, дух на мгновение становится не самим собой, но тут же, не найдя себя, понимает, что это не Он. И возвращается, и не может не возвратиться. У христа эта потеря занимает пару секунд, а у Джордано, скажем, несколько дней, недель. И разум его помутился - от беспрерывного мучения и страдания, от невозможности оттолкнуться от чего бы то ни было, кругом мелочь и суета, и тогда, дух раздвояясь и падая - в последнем страдании снова отталкивается вверх от самого себя. Неужели это так трудно понять? Конечно же, ведь нет и самой проблемы. Есть только слишком вспыльчивый Джордано, слишком пацифичный Христос?

      Один из учеников Христа - Христа предал. И запечатлел тем самым на фоне любви картину предательства. И с тех пор гадаем мы - что же такое предательство? И называем направо и налево, и друзей своих, и врагов своих предателями, а ведь всё подсказано тут также давным давно. Предательство может быть лишь там, где есть любовь. Без любви предательства не существует, творятся чёрные дела, совершаются мрачнейшие вещи, а предательства "нет". Не на что указать нам пальцем, невозможно ничего увидеть, предательство имеет свою глубину лишь как антипод любви, оттуда, из зазеркалья любви оно становится выпуклым, а так, само по себе, оно абсолютно плоско. И никогда, никогда, никогда, вы не обнаружите его и нигде не явит оно себя, за исключением раны на самом сердце. На живом сердце вырезано предательство, на живой любви. Никаких внешних доказательств предательства быть не может. Вот почему современные молодые люди говорят - "а может быть у Иуды была просто другая концепция?" Естественно, дорогие мои, именно так само по себе предательство и выглядит.
      И у Джордано Бруно случился свой предатель, потому что сердце Джордано горело довольно мощно, чтобы на нём смогло запечатлеться и предательство. И тоже "ученик" - по его приглашению Джордано приехал в Италию, начал обучать его, не понравился и был сдан в руки инквизиции. От учителя не отказались, а о нём "озаботились", чтобы он попал "куда следует". Несомненно, и у такого ученика была "собственная концепция"( а точнее - общеповальная, вкупе с привкусом частного рвения), так что и он не предатель, а скажем так - человек прошлого мировоззрения. Скажем так и всё. И станет легче. При множестве равноценных концепций предательства вообще нет и поэтому это устаревшая этическая категория.
На внешний вид даже не подкопаешься, хотя стоит только разок, хотя бы мизинцем колупнуть и мы тут же увидим, что никогда предатели, воистину, не имели "собственной" концепции, но лишь общеходячую, а последняя, как ни странно, присуща, как мы знаем, огромному множеству людей, но это множество людей не обязательно при этом становится предателями. Предателем становится не каждый - но лишь тот, кто желает заиметь воистину "своё", но только до настоящего своего не дотягивается и выбирает "своё" - "любым способом". Затем этим любым способом оказывается, конечно же, самый ходовой и распространённый. Так что предательство не так просто, как само себя малюет. За всяким предательством стоит личная воля, клевещущая на себя и на мир.

      Сократ, идя на смерть сказал:
"Вот я иду на смерть, а вы идёте на жизнь, но только одному богу известно, что из этого - лучшее".
      Джордано идя на смерть сказал:
"Зачитывая смертный приговор, вы трясётесь от страха больше, чем я, выслушивающий этот приговор".

Сократ грозно, торжественно, но косвенно и двусмысленно задал вопрос, Джордано прямо и недвусмысленно ответил на него.

     И вот я уже вижу, как из углов, из щелей выползают тени, тени ползут, тени шепчут - "Джордано Бруно нигде этого не говорил, эти слова ему приписали гораздо позже, нет никаких свидетельств, что он так говорил".
Ну, конечно, Платон сохранил для нас слова Сократа, а вот бумаги Бруновского процесса, вывезенные Напалеоном из Италии, пошли просто на бумажную переработку на фабрике, на "макулатуру", проще говоря - знамение времени - знамение Нового времени - "практика, практика и ничего личного". И выходит, что эти слова Джордано лишь только миф? Лишь только? Но не миф ли венчает последнюю истину? Не в мифе ли и благодаря мифу, Галилей, отвернувшись от всех, от всего мира, после отречения говорит: "а всё-таки она вертится"? И не миф ли один только передаёт нам главную истину того, что было в реальности и с Галилеем и с Джордано?
      Так вот что... Страх - ваше истинное лицо, даже уполномоченные властью, вы боитесь оторваться от ваших "задокументированных фактов" и шагнуть, как вам кажется, на призрачную почву мифа, там нет для вас чувств, убедительности и доказательности, а на бумажной доказательности вы все помешались, одновременно вместе с Новым временем. Но ваши факты рухнут вкупе с вашими теориями, а миф будет стоять - ваши факты лишь обслуживают ваши теории, а ваши теории так недолговечны - один миф умеет абсолютно различать...