Здравомыслие

Растворение проявленной формы, перетекание видимого в смысл, напрямую не названный, но живой, невидимый, как в полёте мельканье крыльев - дело настолько редкое, что никто не обратил внимание на этот хрустальный шедевр.
Может, название "Здравомыслие" отпугнуло наблюдателей, не ждущих от здравомыслия ничего, кроме поучающих сентенци, и сбитых с толку ускользающим от погони мерцанием.
А ведь если остановить спешку и навести оптику, мы увидим череду узнаваемых и совершенно непостижимых трансформаций: человек, расставаясь с покровами иллюзий, как дерево с листвой, в сердце своём превращается в камень, но камень, дышащий кислородом. Стеклянный купол очертаний прежде явленной кроны остаётся уже нематериальной аурой, но всё же хранит объём, наполняя его другим содержанием. Что приближаться к пульсирующей сердцевине жизни мучительно и в каком-то смысле жестоко, и это движение оставляет разрез, и обусловленность собственными несовершенствами если и позволяет увидеть, то лишь то, что откликается вожделением и желаньем обладания.
Кажется, на том можно было бы и закончить, но стихо вдруг включается в поток Хроноса, и перед читателем разворачивается, как свиток собственных заблуждений, путь между ясностью сознания классической Греции и современным помраченьем товарооборота алчности. Там, где расцвело нежное дерево жизни, появляется Фидий, несущий образ бога в храм (не в прямом смысле, потому что скульптуры, созданные Фидием, были огромны, статую Афины (богини мудрости) или Зевса одиному человеку не поднять)- считавшийся непревзойдённым скульптор несёт живое переживание бога, бога в себе, в прямоугольник храма (а возведён ли он или растворён в окружающем мирозданье, которое и есть храм для человека, не суть), - и переживание и представление это драгоценно, как золото, которым покрывались одежды созданных им статуй. И обесцененье (Лаврион - местность, где открыли серебряный рудник во времена Перикла и начали добывать этот более дешёвый, чем золото, металл, для чеканки монет)- это всё, что отделяет человека от этого живого переживания сакрального чуда, бога внутри и оттого - способности увидеть бога вовне.
Обесцененье - это и есть та самая "тринадцатая мысль", "чёртово число", лжвый довесок за столом бога,из которого возникли и серебренники предательства, подмены живого древа пышными видимостями, к которым так склонен католический культ, хотя здесь он больше метафора иллюзий вообще.
Но мы имеем дело с мистерией, а не с социальным обличением и прагматикой правил жизни. И потому стихо совершает изящное движение, никак не предусмотренное внимательным читателем - с последней строчки внутри сознания оно через слова "ещё не" возвращается к тому самому телу дерева и теперь уже видит его крону мерцающей в воздухе, как радуга. Чудо соприкосновения с невидимым состоялось, и в тишине проступил образ бога. Пусть хоть на несколько мгновений.

Валерия Исмиева   03.11.2019 11:26   •   Заявить о нарушении