Осенний этюд из детства

ОСЕННИЙ ЭТЮД ИЗ ДЕТСТВА

Рядом сядь, мое старенье,
и припомни старый дом;
как в замедленном движенье,
люди шли пешком, и время
тоже шло тогда пешком.

Были площади просторны,
были улицы пусты.
От Озерной до Нагорной
вдоль ограды, вдоль узорной —
только желтые листы.

Вел отец меня за руку,
и рука была тепла.
И осеннюю науку
открывал он мне, как другу,
каждой ветки и ствола.

В коже каждого листочка,
поднесенного к глазам,
сквозь который яркой точкой
по крапчатой оболочке
пробивалось солнце к нам.

Было так оно огромно,
что я твердо знал тогда:
все бессмертны поголовно.
Даже птица, даже крона
и травинка у пруда.

Вечен город, площадь вечна,
и в саду лепной фонтан.
Вечны все и каждый встречный,
с нашей сладкозвучной речью,
созданной на радость нам.

Вечен парень в тюбетейке
у прилавка своего,
вечны белые скамейки,
приз за двадцать две копейки —
два холодных эскимо.

Проходила, сняв косынки,
стайка городских девчат.
Пергидрольные блондинки,
юбки в складку на резинке,
туфли-лодочки стучат.

И со свистом, и с гитарой
следом кучно пареньки.
Вечерок пройдет недаром.
Будут все они по парам
в эти теплые деньки.

Прошумели, пролетели.
Вновь простор и тишина.
Но прошли на самом деле
двадцать лет назад шинели,
тяжесть серого сукна.

Гул войны исчез, и скоро
победитель наш народ
заново отстроил город,
чтобы жить нам в эту пору         
без несчастий и невзгод.

Город тихий и уютный,
до чего ж он был родным!
Плыл по осени безлюдной,
как огромнейшее судно,
заводской пуская дым.

Он качал кормой вокзала,
в Днепр нос глядел его.
И, как в трюм, к себе пускала
нас прохлада кинозала,
где рождалось божество.

В полумраке возникали
сны из пыльного луча.
Рыцарь смеха и печали,
бесновался милый Чарли,
состраданию уча.

А потом в воздушной глади
вечер гас, сходя на нет.
Словно он на реостате
был, как в том кинотеатре —
гаснущий неспешно свет.

И встречал большой, степенный
старый дом. А фонари
и бревенчатые стены
охраняли мир нетленный,
коммунальный мир внутри.

Столько лиц — и все родные.
Все семейства — как одно.
Так встречали в выходные,
словно каждый раз с войны я
возвращался из кино.

И набитый до отказа
нищим хламом коридор
наполняли пеньем сразу
два десятка керогазов —
в общий ужин лился хор.

Мамин взгляд лучист и ласков.
«Мой родной, пора, ложись.
Закрывай покрепче глазки».
И читала на ночь сказки,
так похожие на жизнь.

Погоди, мое старенье,
и припомни всё о том,
что прошло в одно мгновенье:
детство, яркий день осенний,
папа с мамой, старый дом.