Вениамину Петровичу

Дорогой дедушка,
Хотя никто тебя так не называл: дедушка. Звали дядя, дядя Вена. Не Веня, а именно Вена – и меня, маленького, ещё только начинавшего постигать значения слов, мучила тайна твоего имени, когда во время наших велопрогулок я с завистью разглядывал выпуклые очертания вен на твоих мужественных, смуглых руках рабочего. Звенели видавшие виды «школьники» на ухабах, почти беззвучно в утреннем солнце раскачивался бор, я помалкивал тебе под стать, а в твоих руках кипела вся твоя жизнь; но почему ты был Вена, я так и не узнал, а дядя – потому что до самых преклонных лет ты оставался молодым.

Молодой дедушка,
Прости меня без улыбки за все твои наказы, посыпавшиеся прахом.
Я не обтираюсь ледяной водой, и оттого, должно быть, моя грудь шириной не с капот твоей белой «Оки» с приваренным к багажнику запасным колесом, на которой ты возил всех нас купаться на Волгу. И хотя я больше не боюсь воды, плавать я толком так и не научился.
Прости, что не стал слесарем. В круговороте своего сытого, мирного счастья и горя, я не знаю, кем я стал. Но страшнее – не знаю, смогу ли я стать кем-то ещё.
В любимом тобою городе на Неве сгущаются зимние сумерки. Я сижу на кухне впотьмах и пережёвываю потухшую сигарету.
Будь ты здесь, ты дал бы мне по губам.

Тихий дедушка,
Когда позвонила мама сказать, что тебя не стало, я удивился, ведь ты никогда не жаловался на сердце. Ты вообще не привык жаловаться. Каждое слово, сказанное тобой, казалось мне рывком заведённого мотора. Чудесного, доброго вечного двигателя. Как же мало я знал о тебе.
Дедушка, кем ты был? Не для меня, не для мамы, не даже для бабушки Нины, а для самого себя. Чем гордился? Чего боялся? О чём плакал (я видел это однажды) и о чём мечтал?
Как бы мне хотелось расспросить тебя, глядя в глаза, словно лучшего друга детства, потерянного с тех пор, как перестали пользоваться домашними телефонами. Ну, как ты? Помнишь стихи наизусть? Что ты читаешь? Какую музыку слушаешь? Где гуляешь по вечерам?
Расскажи, как ты рос во время войны. Как учился и работал в трудные послевоенные годы. И как любил. Почему не завёл детей. И почему благородная созидательная сила твоих рук не принесла тебе того, что мы зовём человеческим счастьем.
Все мои вопросы, как вертлявые яблоки с воткнутыми в них перьями, которые мы подбрасывали высоко-высоко в небо. Стукаются об землю.

Светает, и вот – по щиколотку в грязном снегу, в толчее метро побежит моя незаметная жизнь.
Но если мне будет трудно, я скажу: спасибо. И если мне будет больно, я скажу: спасибо. И если мне будет страшно, – скажу. Спасибо, что научил любить. Тёплые сосны в позднем июльском солнце. Козочку, двух котов, бабушкины цветы. Учение. Труд. Творчество.

2019