Вокыран

ВОКЫРАН
О ПОЭЗИИ, НОЧНОЙ ЭРЕКЦИИ И РЕВНОСТИ БЕЗ ЛЮБВИ…
(из воспоминаний заведующего Бюро пропаганды художественной литературы)
     … Как-то ВОКЫРАНА спросили:
---А кто из современных исполнителей Вам нравится больше всех?
---АНИ ЛОРАК, - ответил ВОКЫРАН…
ОБ АВТОРЕ
  Вокыран (В.В.) поэт, мемуарист, преподаватель. После окончания в 1969году средней школы поступил на механико-математический факультет, но вскоре понял, что математика – это не его призвание и забрал документы. Работал на кирпичном заводе, служил в ракетных войсках ПВО, был пожарным.
    В 1973 – 78 гг. учился на филологическом факультете. В составе студенческих строительных отрядов принимал участие в строительстве   города Надыма.  После окончания университета работал преподавателем, заместителем директора профтехучилища.
   Стихи В. В. печатались в газетах «На боевом посту» (1971), «Молодая гвардия», «Городские известия», «Наш взгляд», «Российский писатель», в журналах «Толока», «Смена», «Подъём», в коллективных сборниках «Рукопожатие», «Слово о бойце» (ЦЧКИ г. Воронеж), «Дебют в «Современнике» (Москва).
   В 1989г. в издательстве «Молодая гвардия» (Москва) вышла первая книга его стихов «Неспешное течение полей». Затем издавались сборники стихотворений «Ожидание полёта», «На русской равнине», «Фотографии на память», «Рубежи», «Негасимый свет», «Летопись», «В краю Свиридовской «Метели», «Я лиру посвятил» и книга о поэзии «В целомудренной бездне стиха».
   В.В. возглавлял Бюро пропаганды художественной литературы при областной организации Союза писателей РСФСР (1984-1989). Вместе с писателями из Москвы, Белгорода, Воронежа, Владикавказа и Орла неоднократно принимал участие в Днях литературы, проходивших в городах и сёлах центрально - чернозёмного региона, Украины, Северной Осетии. Награждён значком «Отличник культурного шефства над Вооружёнными Силами СССР».
   Преподавал русский язык и литературу в музыкальном колледже-интернате. Почётный работник среднего профессионального образования России, заслуженный работник ВОС, Ветеран труда. Дипломант Всероссийского конкурса, посвящённого 55-летию Победы в Великой Отечественной войне «А музы не молчали» (Москва, 2000). Лауреат литературной премии им. В.С. Алёхина.
Член Союза писателей России.
               

М.М.ОБУХОВ
После защиты дипломов в июне 1978г. выпускников филфака университета им. А.М.Горького отправили на двухмесячные военные сборы в город Лубны Полтавской области.       Жена моя, будучи моложе меня на два года, закончила ВУЗ на два года раньше меня (четыре года моей юности ушли на безуспешную учёбу на мехмате, работу на кирпичном заводе, службу в советской армии и работу пожарным) и получила распределение в город Пермь в НИИУМС (научно- исследовательский институт управляющих машин и систем), поэтому мне было предоставлено право на «свободное» распределение.
    Холодная и голодная в те годы Пермь просто не привлекала, поэтому в последних числах августа мы оказались в моём родном городе. Поселились все втроём (сыну исполнилось 4 месяца) в «двушке» с моими родителями. Надо было срочно искать работу. Судьбе было угодно, чтобы в конце концов я оказался в кабинете заместителя начальника управления профтехобразования по воспитательной работе Нескородова А..Ф.
    Стоял жаркий августовский день. Кряжистый, крепкий на вид Андрей Фёдорович, устало сидел за столом, вытирая платком лысеющую голову и длинносое лицо. Узнав, где я учился, внимательно рассмотрев диплом, спросил:
- --Член партии?
 –- Нет, член ВЛКСМ.
-  Жалко. Если бы был коммунистом – сразу бы направил тебя на должность заместителя директора по учебно-воспитательной работе. Есть вакансия в одном училище. А председателем ученического профкома пойдёшь?
--- Пойду кем угодно. У меня семья, грудной ребёнок, да и трудовой стаж не хотелось бы прерывать.
   Так, 1 сентября 1978года я был принят на должность воспитателя в СГПТУ-14, а через несколько дней на профсоюзном собрании учащихся был избран освобождённым председателем ученического профкома. Директор ПТУ, Чупрынин А.Д., распорядился дать мне полнагрузки – 240 часов «Промышленной эстетики». К новому году освободилась комната на 1 этаже студенческого общежития (здесь жили преподаватели и мастера производственного обучения), где и поселились моя семья.
    Потекли трудовые будни молодого преподавателя и профсоюзного деятеля. В учительской лежали подшивки центральных и местных газет. И вот в одном из номеров                « Молодой гвардии» я увидел объявление о подготовке к проведению областного семинара молодых литераторов; тут же был напечатан адрес писательской организации, по которому надо было присылать рукописи. А незадолго перед этим, проходя по ул. Дзержинского, я заглянул в маленький комиссионный магазин и увидел на полке…портативную пишущую машинку «МОСКВА». В те годы личная пишущая машинка была редкостью. Говорили, что они стояли на учёте в соответствующих органах. А тут нате – почти новая, в футляре, с инструкцией. Попробовал печатать – отличный бой, чёткий шрифт:
- -- А можно купить?
 --- Пожалуйста.
 Стоила машинка 100рублей. При моей зарплате 130… Но деньги такие с собой были.
-- Оформляйте.
 Дома состоялось объяснение с женой и затягивание поясов, но агрегат был приобретён и ждал своего часа, так, что руки просто чесались, когда я начал отстукивать первые два десятка своих стихов. Запечатав их в большой почтовый конверт, опустил в синий ящик на гастрономе № 92 по Магистральному проезду (в народе он так и назывался «девяносто два шага», например, если кого-то посылали в штучный отдел, то так и говорили:
 – пойди, сделай 92 шага.
    Но в 1978году вызова на семинар я не дождался.
    Только спустя две недели после майских 1979года праздников секретарь директора профтехучилища сообщила мне, что звонили из писательской организации и пригласили В.В. на заседание областного литературного объединения в редакцию газеты               « Молодая гвардия»:
---«Вот оно – подумал князь Андрей» …
     Разбирая старые рукописи, записные книжки, общие тетради, я обнаружил одну – в чёрном коленкоровом переплёте, открыл… Это была тетрадь с попытками ведения дневника.   Записи, отрывки, фрагменты. Вот один из них: «15.05.79г, пятница. После уроков поел, поспал, умылся и в 18 часов поехал…Старался не расплескать само внушённого спокойствия - всё-таки ВСЕ писатели кажутся мне особенными людьми. Вошёл в здание редакции, на вопрос вахтёра: «Куда?» ответил: «На четвёртый этаж, в «Молодую гвардию». На 4 этаже в холле сидели двое худощавых молодых парней и что-то читали друг другу вслух. Чуть волнуясь, спросил:
---Хлопцы, не знаете, где здесь собирается литобъединение? Мысленно представлялся большой зал, масса людей, накалённая творческая атмосфера…Но оказалось, что эти двое –  все, кто пришёл. Познакомились. Один из них – Станислав Шумаков (его стихи должны были обсуждаться). Второй – чёрнявый и унылый – задумчиво слушал Шумакова, который читал по памяти одно за другим свои стихотворения, на слух звучавшие как некая лирическая ахинея.
     Подошёл пожилой мужчина, явно прямо с производства, из цеха, вслушался в стихи и, узнав фамилию автора, тут же спутал Станислава Шумакова и Николаем Шумаковым (известным поэтом – земляком, давно ставшим москвичом). В это время из приёмной редактора вышли несколько мужчин, один из них – подтянутый, спортивный, лет за 40 с большой керамической кружкой в руках - кивнул всем и ушёл вглубь редакционного коридора, остальные подошли к нам, поздоровались. В ходе разговора и взаимных представлений я узнал, что это были поэт Юрий Паршин, прозаик Михаил Леськов и директор недавно созданного при Курской писательской организации Бюро пропаганды художественной литературы (БПХЛ) Николай Зыбин.
    Впоследствии я узнал, что раньше региональное БПХЛ находилось в Воронеже, а в областных городах Центрального Черноземья (Белгороде, Липецке, Курске и Тамбове) работали уполномоченные по организации писательских выступлений. Таким уполномоченным был до поры до времени Н.В.Зыбин, но теперь он поднялся на крыло -  БПХЛ в нашей области обрело независимый статус и Н.Зыбин его возглавил.
--- Сегодня людей пришло мало. «, наверное, отменим», - сказал М. Леськов. И, обращаясь ко мне, добавил:
--- Вы поднесите свои стихи в писательскую организацию до 10 июня, мы поставим на обсуждение.
    Паршин в это время распекал Шумакова, сжимая в руках его рукопись:
---«Птицы холод не клюют» – это не стихи. По большому счёту в твоей подборке стихов ПОКА НЕТ.
   Шумаков, волнуясь, оправдывался глуховатым, как у Валерия Леонтьева, голосом:
--- Я считаю, что в стихотворении самое важное – чувство! Некоторые вообще пишут формалистический абсурд!
--- Любой абсурд не лишён смысла, - глубокомысленно изрёк Паршин.
   Разошлись у редакции на мосту - развязке. Унылого чернявого и пожилого производственника я больше никогда не видел…Легко и радостно ехал на далёкую окраину к себе на Магистральный проезд. Первое знакомство с писателями состоялось, волнения на сегодня позади. Впоследствии я ещё несколько раз приезжал в редакцию областной «молодёжки» на собрания литературного объединения.
     С поэтами занимался Юрий Паршин, выпускник мединститута, врач, автор нескольких поэтических сборников. Совсем недавно он стал членом Союза писателей СССР и ушёл на «вольные» литературные хлеба», то есть, оставил медицину и стал жить на пенсию тёщи, зарплату жены, небольшие гонорары от издания книг, журнальных и газетных публикаций, руководство литобъединением.  В 1976 году Паршин стал лауреатом премии Обкома ВЛКСМ и получил 1500р. премиальных.
    С прозаиками занятия проводил Михаил Николаевич Леськов, тоже врач по основной профессии, кандидат медицинских наук, доцент, преподаватель мединститута. Он уже издавался в толстых журналах, выпустил книгу рассказов, готовился вступить в Союз писателей, носил рыжие бакенбарды а-ля Пушкин и собирался уйти с преподавательской работы. Слушая произведения начинающих авторов, он казался рассеянным, смотрел, вроде бы, на собеседника, но сам в это время находился где-то в себе…
     Я был загружен в училище. К этому времени уже освободилось место преподавателя русского языка и литературы и меня перевели на эту должность. С ученическим профкомом я расстался, но ещё работал на полставки воспитателем – по вечерам проводил различные мероприятия, совершал вместе с дежурными мастерами обходы комнат двух пятиэтажных общежитий, дежурил в добровольно народной дружине (ДНД). Много было и семейных дел - подрастал сын, жена устроилась на работу в информационно-вычислительный центр нашего базового предприятия -   объединения «Стройдеталь».
   Мои ровесники помнят, что конец 70-х прошёл под знаком подготовки и проведения Олимпиады 1980 в Москве. Стремление заниматься спортом было огромным: в нашем учебном заведении работало несколько спортивных секций для обучающихся (бокса, дзюдо, футбола, волейбола, общефизической подготовки (ОФП), шашек -  шахмат, школа радиотелеграфистов). Мы – сотрудники училища - молодые преподаватели и мастера производственного обучения (из числа тех, кто не выпивали ежедневно после работы по обычаям строителей) всё свободное время отдавали игровым видам спорта и единоборствам.  А также и запретному тогда каратэ, маскируя его под занятия ОФП, запирая дверь в спортивный зал на огромный засов изнутри от настырного участкового новоиспечённого лейтенанта милиции Коли Кувакина, который регулярно старался «застукать» любителей бить ногами по макиваре или крушить кулаками кирпичи (сейчас эти занятия «выходят» негнущимися пальцами и ноющими по ночам суставами рук и ног).
    Что касается работы над собиранием рукописи и собственно с текстами, то шла она под руководством поэта-врача довольно вяло (при встречах он постоянно говорил о переделке, доработке одних и тех же стихов, что стало напоминать процесс замеса ногами глины с соломой для обмазки бабушкиной хаты). Кстати, некоторые стихи мои, Паршин, до сих пор обладающий уникальной памятью, сразу запомнил и неоднократно цитировал построчно, особенно на собраниях и в застольях, например,: «Патрон», «Осень в городе», «Соловьи». Как бы то ни было, но в декабре 1979 года М.Леськовым и Ю. Паршиным была собрана Литературная страница для газеты «Молодая гвардия». Номер увидел свет 1 января 1980г.
    На следующий день, утром, по снежку и морозцу я отправился к газетному киоску и купил 5 номеров «молодёжки». (В советское время на новый год не было 10 дневных «каникул» для всей страны – все учреждения, предприятия, торговые точки начинали работать 2 января, а студенты ВУЗов приступали к сдаче экзаменационной сессии). Гордый, окрылённый, талантливый и красивый («двадцатисемилетний») поэт В.В. шёл по улицам родного города, уверенный, что все грамотные куряне с утра читают подборку (целых 3 стихотворения!) под оригинальным названием «О любви». Семья и знакомые неистовствовали!
В.В.
Нас подхватила вечная река:
Твоя ладонь в моей – узка, хрупка.
С утра капель на солнце первый день.
Пока на снег ещё ложится тень

Сплетённых рук. Вновь индевеет мех
Воротника…И так январь суров.
Смотри – пушистый засыпает снег
Цепочки наших голубых следов.

Тот снег водою талой прошумит;
Капели звон – зимы венчальный звук.
И только память наша сохранит
Следы в снегу и тень сплетённых рук.
      А месяца через два я получил письмо – обычный конверт за 5 копеек, в котором лежала узкая полоска бумаги со следующим машинописным текстом:
«Уважаемый В.В! Рукопись ваших стихов поступила в адрес писательской организации. Приглашаю вас на литературную консультацию. Член Союза писателей СССР М. Обухов».
  Прочитав сие, я почувствовал себя несколько озадаченным: насколько мне было известно, Михаил Обухов писал прозу. Его романы -  трилогию «Ястребовы» я прочитал, будучи школьником, они были широко известны всесоюзному читателю. Почему же он приглашает на консультацию по поводу стихов? Я направился в районную библиотеку с просьбой дать мне стихи поэта М. Обухова, но библиотекарь – женщина средних лет – сказала, что книг стихов Обухова у них нет и принесла роман «Разные судьбы». С таким багажом сведений и лёгким внутренним волнением я подходил 23 марта 1980г. ко второму входу в Дом книги, где по мраморной лестнице можно было подняться на 2 этаж в бибколлектор, а на 3 этаже располагалось областное управление культуры и другие учреждения. А вот и дверь с металлической табличкой ПИСАТЕЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ, в которую я несильно постучал.
- Войдите…
   Большая квадратная комната с паркетным полом, покрытым поистёртым ковром, и широким арочным окном, над котором высоко под потолком на карнизе висела зелёная штора. В правом дальнем углу – темно - серый бюст человека с открытым русским лицом (интуитивно догадался, вспомнил, что это писатель Валентин Овечкин). В левом углу – массивный письменный стол, за которым расположился представительный седовласый мужчина, лет около шестидесяти, в роговых очках и коричневом пиджаке. А в одном из двух кресел, стоявших под окном, сидел, положив ногу на ногу, - Евгений Босов! В 1975 году за книгу «Шумит луговая овсяница» (М.: «Советская Россия», 1973) Евгений Иванович Босов был удостоен Государственной премии РСФСР имени М.Горького. Его фотография - портрет с пышной красиво зачёсанной шевелюрой – сравнительно недавно была помещена на обложке Роман - газеты №20. 1977 (повесть «Усвятские шлемоносцы»). А тираж этого издания составил 1 млн. 600 тысяч экземпляров, поэтому автора, я думаю, знала вся читающая страна.
    Евгений Иванович басовито и чуть в нос что-то говорил седому, которого называл «Пётра» (впоследствии я узнал, что это был Ответственный секретарь писательской организации Пётр Георгиевич Сольников). Оба они едва кивнули мне в знак приветствия. Вдоль правой стены комнаты стояли, образуя длинный стол, три полированных коричневых стола на изящных ножках и стулья с тонкими спинками. В конце этого стола под бюстом Овечкина восседал над кучей рукописей пожилой лысый человек, в котором я узнал (виденного раньше на фотографиях в книгах) Михаила Михайловича Обухова. Он с немым вопросом в глазах воззрился на меня. Я прикрыл за собой дверь и шагнул к столу, протягивая присланную мне записку. Обухов взял её в руки, прочитал текст, радостно улыбнулся и предложил мне присесть…
    Так в марте 1980г. состоялось моё появление в писательской организации, вхождение в литературную жизнь родного края, с которой я связан уже почти сорок лет.
   Сейчас тот день вспоминается в дымке времени: входили, здоровались, о чём-то что-то говорили писатели (знакомые уже мне Ю.Паршин и М.Леськов) потом стремительно вошёл тот, кого я видел в редакции «Молодой гвардии» с кружкой в руках. Высокий, подтянутый лет под сорок, в прошлом, очевидно, спортсмен - разрядник с громким, поставленным баритоном, уверенным взглядом… Он обошёл комнату, здороваясь со всеми за руку, мне кивнул головой и представился – Владимир Ветков. Я привстал со стула и назвал себя.
--- Вот также когда-то я впервые консультировал Владимира Павловича, а теперь он состоявшийся писатель, - негромко, для меня, произнёс Обухов.
   Ветков стоял перед сидящим в кресле Босовым и что-то читал с машинописного листа. Особенно громко прозвучала фраза:           « Когда я разулся, она по носкам поняла, что я не князь!»
Босов одобрительно хмыкнул, писатели, сгрудившиеся возле сидящего мэтра, дружно и радостно засмеялись.
   Мы, как бы отстраняясь от всех, беседовали с Обуховым, который в этот день был дежурным литературным консультантом. На вид ему было за семьдесят. Бледное, чуть одутловатое лицо с коричневыми старческими пятнами. Одет в простую рубашку, свитерок и пиджак рублей за тридцать из магазина одежды. Он брал мои стихи и со старческим придыханием читал по строчкам, останавливаясь на слабых, непрописанных местах, например, в одном из стихотворений он сразу порекомендовал заменить «а даты» на «две даты», потому что адаты – это законы жизни горцев Кавказа, и в тексте возникал двойной смысл. Но в целом стихи ему нравились
--- Михаил Николаевич, подойдите сюда, - подозвал он Леськова и представил меня как начинающего поэта. И тут выяснилось, что Обухов не знал о моей подборке в «Молодой гвардии», стихи в которую отбирал сам Леськов вместе с Паршиным. Обухов просто просиял: он случайно взял мою рукопись из «самотёка», лежавшего на столе и письменно ПРИГЛАСИЛ меня на консультацию, т.е. литературный вкус ему не изменил, он в строю, он на коне!
   Леськов в это время достал из портфеля тонометр, приладил его к руке Сольникова, потом Паршина…По полунамёкам можно было догадаться, что вчера «булО».
--Ты что, всем меряешь? - спросил Обухов, снимая пиджак и подходя к Леськову.
 -- Ну вот, - через несколько минут сказал кандидат медицинских наук, - 130 на 80.
 --Как у юноши, - небрежно бросил Ветков.
 - Станешь романистом, и к тебе придёт такое же, - надевая пиджак, сказал, улыбаясь, Обухов.
    В ходе нашей беседы я не удержался и спросил, почему Михаил Михайлович – прозаик - пригласил меня на консультацию как поэта, на что он, уже громко, несколько на публику, рассказал удивительное – в 20-х годах он жил на Кубани, закончил Северо Кавказский государственный университет в Ростове, публиковал в местной печати стихи, очерки, активно участвовал в деятельности Российской ассоциации пролетарских писателей – РАПП. Первые его литературные опыты оценивал и отбирал для публикации А.Фадеев, в те годы заместитель главного редактора ростовской областной газеты. Александр Александрович был постоянным участником заседаний молодых литераторов, а однажды привёл с собой В. Маяковского… Стихи «хуторского паренька Миши Обухова» Маяковского заинтересовали. В 1928 году М.Обухов познакомился в Ростове со своим земляком Михаилом Шолоховым, позже много раз виделся и беседовал с ним. В 1934 г. издал в Ростове-на-Дону первый сборник стихов «Вечер у костра». Такова была литературная юность моего маститого собеседника. В конце нашего разговора он настоятельно порекомендовал мне поработать над стихами, увеличить их количество и засылать рукопись с заявкой на участие в областном литературном семинаре.
    С чувством глубокой признательности всегда вспоминаю М.М. Обухова. Он был первым большим писателем, который разговаривал со мной как с автором на равных, расспрашивал о моём образовании, о моей жизни, работе, семье. 
   Случилось так, что в скором времени умерла жена Михаила Михайловича, и он переехал жить в Белгород к дочери. Но иногда он приезжал в наш город. Так было и весной 1985, когда в Воронеже, в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве вышла книга Михаила Обухова «Повесть о верности». Несколько экземпляров автор привёз в подарок собратьям по перу. Но первый визит, по традиции известных СОВЕТСКИХ писателей, М.М. Обухов нанёс в Дом советов и вручил книгу Владимиру Васильевичу Шатрову - секретарю обкома КПСС по идеологии, а ближе к вечеру пришёл в Дом знаний в писательскую организацию, которая в 1985 г. вместе с бюстом Овечкина съехала из Дома книги, уступив свои помещения издателям и полиграфистам. В кабинете П. Сольникова собрались Е.Долянский., М. Леськов, В. Ветков, Ю. Паршин и другие.      М. Обухов, пожимал руки, раздавал книги с автографами. Особенно тепло приветствовал М. Обухов старейшего поэта Н.Ю.Корнева. Они обнялись и сразу начали поочерёдно громко читать по памяти стихи Маяковского, Светлова, Луговского, раннего Пастернака. Я скромно стоял у входной двери, Михаил Михайлович узнал меня и тепло улыбнулся, пожимая руку.
  - - В. В. -  наш заведующий Бюро пропаганды, - отрекомендовал меня П. Г. Сольников. Обухов присел к столу, вытащил из большого потёртого портфеля книгу и твердым красивым почерком написал поперек первой страницы: «Дорогой В.В! Нелёгкую дорогу ты выбрал себе. Помни, талант – это терпение. С уважением, автор». (Подпись) 24.04.1985г.
…Перечитал книгу в январе 2015г. и убедился ещё раз насколько талантлив был М.М. Обухов. Интересная и правдивая книга о гражданской войне. И дата знакомая – 30 лет назад началась горбачёвская перестройка.
                24 апр. 17 мая 2015
               
ЛИТЕРАТУРНЫЙ СЕМИНАР. ОТВЕТ ИЗ ИЗДАТЕЛЬСТВА.
   Но вернёмся в начало восьмидесятых…
Ни шатко, ни валко работа над моей рукописью продолжалась в 1980 и 81 году, в «Молодой гвардии» было напечатано стихотворение «Патрон», в «Отчизна». По своим законам, очевидно, текла литературная жизнь центрально-чернозёмного округа. С подводными течениями, мелями, омутами и бочагами. В центре этой жизни – в Воронеже на ул. Лизюкова в центрально – чернозёмном книжном издательстве (ЦЧКИ) кипели страсти, утверждались планы, верстались или рассыпались книги, а мы - дремучие провинциалы, особенно литмолодёжь до сорока лет, - жили ожиданиями и обещаниям, томились надеждами на случай или фарт.
- -- Эх, нам бы возродить своё областное книжное издательство! Тогда бы мы себя показали! - восклицал на каждом писательском собрании поэт и литературный критик, кандидат филологических наук, преподаватель местного пединститута Исаак Зельманович Баскевич. Встал бы он сейчас из матушки сырой земли и увидел: издательства по городу (частные, коммерческие, издавайтесь без гонорара, за свой счёт!) на каждом углу. Книг выходит масса, в Союз писателей России напринимали 56 человек (сведения на 20 ноября 2015). Почти всех отметили различными премиями «областного разлива». Членов литературного актива – почти 300 (!) человек, но читать- то по большому счёту и нечего. «Макулатура»- как говАривал поэт Егор Долянский, просматривая на скорости очередное «изделие» какого-нибудь поэта - графомана.
    13 декабря 1981г в областной газете появилась статья «Чтобы рукопись книгою стала», в которой говорилось:
«С 20 по 22 ноября проходил областной творческий семинар молодых литераторов. Сегодня в «Литературной странице» мы познакомим читателей с итогами работы творческих секций семинара и с некоторыми произведениями его участников.
   Творческие семинары молодых литераторов области, которые писательская организация проводит совместно с обкомом комсомола, давно стали доброй традицией… Особую целенаправленность и результативность эта форма учёбы и поиска талантов…обрела после выхода в свет постановления ЦК КПСС         « О работе с творческой молодёжью».
   Секцией поэзии руководили поэты В. Алёхин, Н. Корнев, Е. Долянский, Ю. Паршин, критик И. Баскевич, а также сотрудник журнала «Наш современник» (Москва) поэт А. Шитиков. На заседаниях секции были рассмотрены девять рукописей молодых авторов, остальным участникам семинара, представившим рукописи, даны консультации.
    Подлинным открытием областного семинара стали стихи Алексея Тимонова.  Он живёт в Черемисиновском районе, работает электриком. Случилось так, что предварительно стихи Алексея Тимонова никто не читал, рукопись была представлена с запозданием. Но сразу же, при первом прочтении её, всех поразила глубина чувств, подлинная поэтичность и высокий профессионализм.
   Поэт В.В.  работает в СГПТУ-14. Но потребовалось почти два года. Чтобы он попал на данный семинар. В, В. представлял свои стихи на литературное объединение. Они были положительно оценены, и некоторые стихотворения были опубликованы в газетах …Стихи его стали более зрелыми.
  Леонид Наливайко…у него были публикации в «Молодой гвардии» …Участвовал он в заседаниях литобъединения, но редко. Живёт и работает Леонид в Горшечном… К читателю Л.Наливайко идёт с обнажённым сердцем, с полным доверием.
   Все эти авторы находятся на стадии авторско-редакторской работы, им, прежде всего надо готовить свои рукописи для издания. А для этого нужна более строгая «построчная» работа над каждым словом. И хочется пожелать им больших успехов в этом нелёгком деле…
Подписана статья была В. Витковым и Ю. Паршиным.
    Надо сказать, что на секции прозы под председательством М. Обухова, при участии членов СП СССР Ф. Голубева, М. Леськова, А.Харитановского, В. Малыгина и В. Веткова были обсуждены произведения Александра Балашова (Железногорск), Геннадия Александрова (Михайловка), Тамары Лунёвой (Тимской район), Ивана Шаповалова (Курск), Николая Шадрина (Курск), Олега Шевченко (Курск), Татьяны Черняевой (Курчатов). А на секции поэзии, кроме упомянутых рукописей, обсуждались подборки стихов Владимира Шилова, Ольги Долиной, Ивана Ходыкина (Железногорск), Виктора Сидоренко и Валентины Иноземцевой (Льгов), Александра Харитоновского(младшего). Многие из семинаристов 1981года продолжили свою работу на литературном поприще. А Балашов, Г. Александров, Н. Шадрин, А Тимонов, В. В, Л. Наливайко, В. Шилов, О. Долина, А.Харитановский( младший) со временем стали членами Союзов писателей.
    К сожалению, Иван Ходыкин, Алексей Тимонов, Александр Харитановский (младший), Николай Шадрин уже безвременно ушли в мир иной.  О некоторых из этого списка речь впереди…
   Скоро сказка сказывается… Я посещал литобъединение, регулярно стал заходить в писательскую организацию, где с 14 до 18 часов находился на рабочем месте и всех радушно привечал Пётр Георгиевич Сольников. В его кабинете (по сути дела послеобеденном писательском «клубе») почти всегда были Миша, Юра (как их называл А.Харитановский). Забегал на несколько минуту всегда спешащий Владимир Ветков, садился к телефону, набирал номер, произносил:
 - Здравствуйте, Евгений Иванович, - и вполголоса начинал докладывать в каких высоких кабинетах он побывал, с какими ВИП персонами общался.  Приходил, тяжело дыша, дряхлеющий И.З. Баскевич. Заглядывали литераторы, приехавшие из районов, или те, кого пригласили на консультацию.
    Слева от входной двери стоял закрытый полированный шкаф, но в нём была не одежда (рогатая вешалка стояла дальше в углу), а кипы каких-то бланков и бумаг. На средней полке теснились разнокалиберные стопки, рюмки, пластиковые стаканчики…Лежали печенки, сухарики, конфеты. Когда кто-то приходил с бутылкой    « Пшеничной» очишшенной, особо приближённые могли «хлопнуть по рюмашке».
   Как – то редактор многотиражки «Резинщик» завода резино – технических изделий (РТИ), кавалер ордена «Знак Почёта», автор тонкой книжки стихов «Яблоня» Лев Бобченков, войдя в самый сладкий момент «принятия на грудь» в сердцах воскликнул:
--- В Союз писателей без бутылки уже не войдешь!
 Надолго он потом подвергся остракизму. Кстати, именно Лев Бобченков создал нетленку:
- --Поэт сегодня нищий член убогого союза…
 В «Молодой гвардии» 1982 году были напечатаны мои стихи ( «Молния поезда», «Первый космонавт планеты», «О верности», «Память»). Рукопись моя, в конце концов, отпечатанная и снабжённая сопроводительным письмом Петра Георгиевича, была отослана в Центрально-чернозёмные книжные издательства (ЦЧКИ) в Воронеж. Кстати, редактором издательства по нашей области был В. Ветков, кабинет которого располагался в редакции газеты «Молодая гвардия»
      В марте 1982г. я был из рядов ВЛКСМ принят кандидатом в члены КПСС, а через некоторое время приказом по областному управлению профтехобразования был назначен заместителем директора СГПТУ - 14 по учебно-воспитательной работе (в те годы эта должность называлась зам. по УВР или «замполит»).
    Как-то раз я сидел в своём кабинете и корпел над очередным отчётом. В дверь постучали, и библиотекарь Галина Волкова подала мне письмо. Обратный адрес: Воронеж, Лизюкова,2, ЦЧКИ Л.Шевченко (Бухарева) заставил чаще биться моё спортивное тогда сердце. Он и сейчас передо мной - пожелтевший, неровно разорванный от волнения - простой конверт с маркой за 4 копейки и штемпелем Воронеж 15.10.82. А вот и само письмо, тоже пожелтевшее и написанное от руки:
14 окт.82.
Уважаемый В.В!
У нас, в редакции художественной литературы, внимательно прочитали Вашу рукопись «Люблю тебя». Но поскольку планы наши составлены ещё в начале 80-го года на всю пятилетку, то Вам придётся ждать книжки довольно долго. Если Вы согласны, мы для начала дадим Вас в «кассете» – 1984 года. (С нового 1983, года мы уже начнём готовить год 1984). Объём – авторский лист (700 строк).
Жду Ваших мыслей по этому поводу.
С приветом, редактор Л.Шевченко Бухарева.
(Поясню: «кассета», выходившие в Воронежском издательстве пять (по числу областей ЦЧО – Воронеж, Белгород, Липецк, Курск, Тамбов) тонких поэтических книжек представителей этих областей, собранных под одной бумажной обёрткой – В.Н.).
  Какие тут могли быть мысли. Как говАривает сейчас молодёжь – я был в шоке! Дождавшись конца рабочего дня, я со своей окраины – Магистрального проезда – поехал на автобусе №10 в писательскую организацию. Прибыл после 17 часов. Лихо взбежал по мраморной лестнице на третий этаж Дома книги, прошел по коридору к заветной двери писательской организации. В кабинете были Сольников и Паршин. Они обрадовались моему приходу, а как радовался я! С большим волнением достал письмо из Воронежа и подал его П.Г.Сольникову, тот медленно прочитал и передал Ю.Паршину:
 -- Ну, что ж поздравляю тебя, В.В.- несколько торжественно произнёс Пётр Георгиевич и взглянул на Юрия Петровича, который пожимал мне руку и говорил что-то искреннее, победительное…На волне моей памяти…
    Помню, как слетел я вниз по лестнице, перешёл ул. Ленина, вошёл в гастроном напротив, купил бутылку «Пшеничной», ситро, пирожков, бутербродов. Опять оказался в кабинете Сольникова. Шкаф с рюмками и стопками.  Поздравления маститых товарищей по перу! Пришлось пригубить и мне…Взволнованный всеми этими событиями, шагал потом через Красную площадь на остановку автобуса, ехал по ночному городу за Льговский поворот, на окраину далёкую и тёмную, а в душе сверкал чудный свет и в октябре пели, очевидно, соловьи! Само собой разумеется, что своё согласие я дал в письме Людмиле Петровне Бухаревой на следующий день.
   Весь 1983 год был очень напряжённым – приближалось 40 - летие Курской битвы. В городе был открыт мемориал на офицерском кладбище (стихотворение «МИНУТА МОЛЧАНИЯ»). В профтехучилище обновили Экспозицию музея боевой славы 30 – ого Гвардейского истребительного авиационного полка. (30 ГИАП). Этой работой занимались старшекурсники училища под руководством преподавателя начальной военной подготовки фронтовика майора запаса Г.К.Шалда и подполковника запаса бывшего командира эскадрильи Г.И.Бабенко. Все с волнением готовились встречать лётчиков - фронтовиков 30 ГИАП.
    Ветераны приезжали в город со всех концов страны ежегодно (а тут такой юбилей!), в количестве несколько десятков человек. Им отводили отдельный отсек в общежитии. И целую неделю они вспоминали «минувшие дни», отдыхали на кроватях, пели под баян фронтовые песни, регулярно посылая гонцов в штучный отдел 92 –ого магазина и в столовую за харчами. Убелённые сединами, увешенные боевыми и юбилейными наградами фронтовики ездили на училищном автобусе в село Ржава Фатежского района, где в 1943г базировался их аэродром. Там проводился торжественный митинг и возложение венков на могилы погибших советских лётчиков.
   Должность замполита иногда в шутку называли «расстрельной», но в каждой шутке есть доля шутки – зам. по УВР отвечал за всё: воспитательную работу, порядок в общежитии, поведение и внешний вид учащихся. А тут ещё бесчисленные мероприятия, бесконечные бумаги (планы, отчёты) внезапные рейды-проверки работников управления ПТО… Трёхэтажный учебный корпус, с актовым и спортивным залами, два четырёхэтажных общежития, почти 700 чел. учащихся.
   Прямо за территорией ПТУ раскинулся посёлок «Кислино», откуда по вечерам стекались «местные» -  парни в основном допризывного возраста, одетые однообразно и стильно - синие спортивные штаны - тянучки, дешевые кроссовки, чёрные куртки из кожзаменителя, а осенью и зимой - фуфайки, на голове вязаные шапочки «петушок». Они появлялись из темноты под уцелевшими фонарями у общежитий, старались свистом и обидными словечками вызвать на улицу наших обучающихся, чтобы спровоцировать драку. И когда несколько человек «наших», таких как заядлые драчуны Филимонов, Крюков, Махов и 5-7 человек с ними выбегали из железных дверей общежития, местные отходили в темноту к спортивной площадке, кулаками и ногами встречали набегавших «кулешников».  В основном это были «мелкие» первокурсники, которых старшекурсники гнали впереди себя. «Мелкие» боялись «идти в атаку» на орущих и улюлюкающих в темноте «кислинских», но сзади раздавал тумаки «заградотряд» третьекурсников. Хочешь – не хочешь: давай, вперёд! Как ни пытались мы – представители администрации, председатель профкома, секретарь комитета ВЛКСМ, дежурные преподаватели, воспитатели, мастера остепенить орущих местных и остановить наших учащихся, всё-таки порой в темноте происходили стычки. Со временем в первом общежитии открыли    опорный пункт милиции, в котором каждый вечер дежурил участковый и члены Добровольной народной дружины (ДНД).
    И вот когда они по команде майора Тулупов а или лейтенанта Кивакина вклинивались между бойцами, местные стремительно растворялись в темноте, а наши измятые, извалявшиеся в пыли, с кровавой юшкой под носами героями возвращались в «общагу».
    Работа секций, кружков, ежедневные обходы комнат общежития, ночные дежурства, а днём – уроки, совещания, индивидуальные беседы с учащимися. Подготовка к областному смотру художественной самодеятельности, к ежегодным Демонстрациям 1 МАЯ и 7 ноября.  Семейные проблемы… Всё это разрасталось как снежный ком в оттепель.
    И вдруг – гром среди ясного неба: в конце мая из Воронежа пришло письмо от редактора Л.П.Бахаревой. К сожалению, оно не сохранилось. Суть была в следующем: рукопись мою отдали на ВНУТРЕННЮЮ рецензию поэту Льву Коськову, который просто разгромил мою подборку. Она вторично рассматривалась на заседании редакционного совета:
--- Вашей книжки в кассете 84 года, к сожалению, не будет, - писала мне Людмила Петровна.
--- Но не надо отчаиваться – будем давать ваши стихи в коллективных сборниках, и готовить отдельную книгу.
   Как побитый пёс приплёлся я с этим письмом и рецензией в писательскую организацию, показал Петру Георгиевичу, который попытался меня по-отечески утешить, делая главный упор на то, что путь в литературу ДОЛОГ, крут и тернист. Надо набраться терпения и работать. Хотелось потолковать с Паршиным, позвонил ему домой, но его жена – Маргарита Константиновна - ответила, что Юрий Петрович после майских праздников   укатил на долгое время на родину, в тамбовскую глубинку, собирать материал для книги деревенской прозы.
   Несколько дней мне было не по себе. Всё валилось из рук. Стихи кончились. Ни одной строчки не приходило на ум. Но постепенно отпустило. Решил продолжить писать автобиографическую поэму о юности «Время жить», хотя бесконечная текучка жизни не оставляла времени «ни на стихи, ни на плакаты». Кстати, когда через несколько недель позвонил Ю.Паршину, оказалось, что он вернулся домой. Договорились о встрече в писательской организации, на которую я принёс письмо Бахаревой и злосчастную рецензию Льва Коськова. Оказалось, Юрий Петрович довольно хорошо знал его.  Поэт из рабочих. Делал себе БИОГРАФИЮ: трудился слесарем, печатался в многотиражке, областных газетах и журналах. (Заочно учился на филфаке Воронежского университета, но до поры, до времени тщательно скрывал   это от собратьев по перу и читателей). Автор сборника стихотворений «Кассиопея». Подрабатывал внештатным зубодробительным рецензентом в издательстве. Очень начитан, поэтому любимый приём – уличить автора в плагиате. В моей рукописи он взял, например, строчку «увидел я мальчонкой – тонкой штопкой на облаке осеннем журавли» и притянул её к…  Б. Пастернаку… Другие примеры из хлёсткой и едкой рецензии сейчас не вспоминаются, да и какой смысл в этом?
    Л. П. Шевченко не обманула: моей книжки в очередной «кассете» не было. Кстати, сама кассета вышла не в 1984г. а с опережением плана в сентябре 1983г. - пять тоненьких книжек, обёрнутых бумажной лентой под общим названием «Библиотека молодой поэзии». Я сразу заметил её на поэтической полке в Доме книги (регулярно заходил в него по пути в писательскую организацию) и в глубоком волнении купил (надеясь на чудо?). Чуда не случилось: в «кассете» были представлены поэты Виктор Самойлов (Воронеж), Иван Сафонов (Воронежская обл.) Александр Макаров (Тамбов), Наталья Савейкова (Белгород). Нашу область книжкой «Встреча» представлял поэт Леонид Наливайко.
   Как-то декабрьским вечером 1983года после очередного совещания в СГПТУ - 1 на ул. Бебеля (до революции – реальное училище, где учился будущий известный поэт Н.Асеев) я зашёл в Дом книги, поднялся на третий этаж.  Сотрудники Управления культуры, полиграфисты заканчивали рабочий день. В кабинете писательской организации находились П. Сольников и М. Леськов. После рукопожатий и общих слов Пётр Георгиевич поинтересовался:
 –- Как дела на работе?
В сердцах рассказал о своих замполитских довольно надоевших проблемах…
--- В. В., ты ведь член партии? - вдруг спросил М.Леськов. Я ответил утвердительно.
---А не перешел бы ты работать к нам, заведующим Бюро пропаганды? - пытливо глядя на меня сквозь толстые линзы очков, спросил Пётр Георгиевич.
     Работать в Курской писательской организации, конечно, это большая честь, ответственность! Я о таком и не мечтал. Но в чём состоит работа? И два уважаемых мною человека, известных писателя, партийца (оказалось, что М.Леськов возглавлял парторганизацию курских писателей) коротко и ясно рассказали мне о существовании в у нас (как и в других областных городах) при писательских организациях Бюро пропаганды художественной  литературы (БПХЛ), главная задача которых - популяризация и пропаганда книг советских  писателей, в первую очередь земляков, посредством проведения  в городах и  районах области, литературных чтений, выступлений писателей в различных аудиториях: в библиотеках, на заводах, фабриках, в колхозах, в Домах культуры, клубах, в ВУЗах и техникумах, в  школах и ПТУ. Предложение звучало очень заманчиво. Но требовались согласование с руководством системы ПТО, сбор различных документов. Необходимо было пройти собеседование в Областном комитете КПСС. Решили перенести разговор на январь 1984 года.  И я с взвихренными мозгами зашагал по снежку вечерних улиц.
ВО ГЛАВЕ БПХЛ

    Но прошли новогодние праздники, начались учебные будни, а вопрос с моим переходом на работу в писательскую организацию. никак не решался. Хотя, в принципе, все документы – заявление, анкета, фотографии, партийный билет были у меня в порядке. Сдерживало одно: ежегодно в марте проходил областной смотр художественной самодеятельности системы профтехобразования. Моя задача была подготовить и провести выступление своего училища, что оттягивало мой переход на работу в писательскую организацию до апреля. Но вот наступила весна, вот уже смотр самодеятельности отпел и отплясал; мы выступили довольно успешно: хор, танцевальный коллектив, чтецы, вокально – инструментальный ансамбль -   получили дипломы и грамоты. Оставалось главное – шёл учебный год, не так-то просто было найти кандидатуру мне на замену.
    Руководством училища было принято соломоново решение – всю документацию я передавал своему коллеге заместителю директора по учебно-производственной работе Котельникову В.Ф., а материальные ценности (музыкальные инструменты, костюмы для художественной самодеятельности, наглядная агитация для демонстраций, портреты членов Политбюро ЦК КПСС) были сданы на склад и опечатаны до прихода нового зам по УВР (им стал впоследствии Анатолий Глебов – деятельный молодой человек, коммунист. Недавно я узнал, что он безвременно ушёл из жизни после болезни). А тогда 26 марта 1984г. я был освобождён от занимаемой должности заместителя директора по учебно - воспитательной работе СГПТУ-14. Наконец-то! Словно гора свалилась с моих плеч!
    Через пару дней я поехал к Петру Георгиевичу Сольникову в Дом книги, откуда мы в новых пиджаках и галстуках пошли на Красную площадь в Дом советов «на собеседование», и я предстал пред пронзительными очами инструктора Обкома КПСС Н. Грипкова.
--- Отвечай на вопросы кратко и чётко, - наставлял меня Сольников перед солидной дверью кабинета. Собеседование прошло динамично и деловито:
---Партийность? – член КПСС.
--- Образование? – высшее, Харьковский государственный университет, филологический факультет.
--- Предыдущее место работы?
 –- Заместитель директора профтехучилища по учебно-воспитательной работе. ----
---Семейное положение?
 – Женат.
 --- Просьбы, жалобы?
--- Нет.
 – В добрый путь.
    Так 2 апреля 1984года я стал заведующим Бюро пропаганды художественной литературы областной писательской организации СП РСФСР.
Кабинет П.Г.Сольникова (по сути дела штаб-квартиру писателей) я уже обрисовал ранее. Бюро пропаганды художественной литературы (БПХЛ) занимало такую же комнату рядом, на двери её висела металлическая табличка БПХЛ. В помещении на полу лежал цветастый в стиле модерн (жёлтыми, красными, коричневыми кубиками, ромбами и кругам.) палас. Прямо под окном - аркой -стоял добротный, покрытый ковром диван. В дальнем левом углу у окна, примыкая к дивану, находился большой вместительный стол главного бухгалтера писательской организации Светланы Николаевны Вялых. В правом – пустой стол поскромнее. В правом углу у входа сидела за столом бухгалтер БПХЛ Любовь Ильинична Иванова. В левом углу и по стенам – высокие шкафы с книгами, энциклопедиями, подшивками журналов, газет. На правой стене висела большая карта области, весьма искусно выполненная опытным топографом (позже я узнал, что карту изготовил Н.В.Зыбин).
    Несколько слов об истории создания и назначении БПХЛ, которые, очевидно, имелись в большинстве писательских организаций СССР.    В 1986г. я наведался в Харьков, город моей студенческой юности, побывал на филфаке ХГУ (ул. Гоголя), а потом отправился в писательскую организации (спилку писменникив) на улице Чернышевского. Была первая половина дня, маститые «письменники ще» почивали в респектабельных квартирах писательского дома по ул. Культуры, а вот дверь с надписью БПХЛ была приоткрыта. За столом восседала дама явно после бальзаковского возраста, они просматривала, какие-то бумаги и курила папиросу из пачки «Шахтёрские», лежавшей на столе.
    Я представился, она назвала себя:
   -Лукашёва Елена Николаевна – корреспондент – организатор БПХЛ.  Сама Харьковская организация СП УССР была весьма значительная, насчитывала несколько десятков членов Спилки писменникив, поэтому и бюро пропаганды возглавлялось ДИРЕКТОРОМ (а не заведующим – как в Курске, где насчитывалось всего лишь полтора десятка членов Союза писателей), в штате харьковского БПХЛ было несколько корреспондентов- организаторов (за каждым были закреплены города и районы области) и бухгалтерия. Я начал предварительный разговор об установлении контактов между нашими писательской организацией, по поводу проведении совместных литературных праздников. Показал наши рабочие документы, образцы путёвок. И тогда моя собеседница, которая работала в БПХЛ несколько десятков лет, докурив папиросу, открыла дверцу старинного сейфа и благоговейно достала папку с учредительными документами БПХЛ. И я увидел пожелтевший от времени лист бумаги, на котором был напечатан Приказ о создании БПХЛ при Союзе писателей СССР и который был подписан …И.В. Сталиным. (Очевидно, это была копия, присланная в своё время из Москвы в Харьков).
   Главной задачей Бюро была названа пропаганда произведений советских писателей, популяризация книг местных авторов, проведение литературных праздников в городах и сёлах региона с приглашением известных писателей из других городов, в том числе из Москвы. Основная форма работы – это выступления писателей на заводах и фабриках, в учебных заведениях, в колхозах и воинских частях.
    БПХЛ создавались как хозрасчётные организации, выступления сопровождались заполнением специальных путёвок, в которых указывались ФИО выступающего, тема встречи, расчётный счёт организации и стоимость выступления. В 80-х годах прошлого века она составляло 20 рублей – оплата выступления члена Союза писателей СССР и 13 рублей – члена литературного актива (тех, кто уже имел публикации и даже книги, но ещё не был принят в Союз писателей). В обиходе их просто называли «литераторы». Причём гонорар самого писателя составлял 15 рублей, а литератора – 8 рублей. 5 руб. от оплаты за каждое выступления шло в бюджет БПХЛ на зарплаты сотрудников и организационные расходы. Так, мне, например, была определена ставка 130 рублей в месяц, и можно было в течение месяца сделать 10 выступлений по 8 рублей, итого мой месячный заработок составлял 210 рублей. Зарплата уполномоченного и бухгалтера БПХЛ составляла 110 рублей в месяц. Ну и самое главное – существовал план, в котором устанавливалось количество выступлений писателей и литераторов в год.
      Для сотрудников бюро выгоднее с финансовой точки зрения было организовывать выступление литераторов, а не членов Союза писателей. Поясню на конкретном примере – сотрудник бюро заключал с организацией (например, с профкомом предприятия) договор на проведение встреч с писателями на сумму 260 рублей. На эти деньги можно было организовать 13 выступлений членов Союза писателей по 20 руб. или 20 выступлений литераторов по 13 рублей. Количество нужных для бюджета бюро «пятёрок» от каждого выступления разнилось – в первом случае их было 13(общая сумма 65 руб.), во втором 20 (100руб). Поэтому, на выступление в организации, обычно, направлялись группы из 3 человек – один член Союза писателей и два литератора.
      К сожалению, отношения Курской писательской организаций на уровне БПХЛ с украинскими письменниками, тогда как-то не сложились (о причинах этого можно только догадываться, особенно в свете распада СССР, событий 90-х годов и после «майдана» 2014г), а так хотелось бы видеть на нашей земле Роберта Третьякова, Бориса Котлярова. Виктора Холодова- Чапрушу и других мастеров слова, а также тех, кто в разные годы учился вместе со мной на филфаке ХГУ, и стал известными украинскими поэтами: Ирину Евсу, Ивана Мироненко, Вячеслава Романовского, Николая Купина, Виктора Гилюка. Не срослось. Зато впоследствии часто наезжали к нам писатели из Москвы, Белгорода, Воронежа, Орла. Я хорошо знал и поддерживал деловые связи с заведующим БПХЛ из Белгорода – писателем - сатириком Владимиром Бабиным (кстати, выпускником мехмата ХГУ), Директором БПХЛ огромной по тем временам (более 50 человек!) Воронежской писательской организации – самобытным поэтом Александром Лисняком.  Творческие контакты возникали во время моих поездок на дни литературы в соседние области – например, в Алексеевку на Белгородчину или Калачеевский район Воронежской, а также в Москву, в Киев (Украина), во Владикавказ (Северная Осетия). Наши мастера слова никогда не отказывался от приглашений поучаствовать в литературной жизни этих соседних областей, а также Липецка, Орла, Северной Осетии, Украины.
      Итак, я уселся на стул за пустым столом справа от окна. И вступил в должность. Любовь Ильинична подала мне коричневый фотоальбом формата 20 на 30 см. я перевернул обложку и…На первой странице сверху каллиграфическим почерком штабного писаря было запечатлено следующее: «Согласно постановлению пленума Союза писателей РСФСР …1978г. при писательской организации создано БПХЛ. Возглавил Бюро дипломант Всесоюзного конкурса Зыбин Николай Васильевич. Под этой надписью было помещено фото Зыбина Н.В. – лысого крепкого дядьки лет за 60, с орлиным взором и в добротном костюме, увешанном немалым количеством орденов и медалей. На последующих страницах тем же почерком были кратко изложены цели и задачи работы БЮРО пропаганды, а дальше в алфавитном порядке шли фамилии писателей (членов Союза), допущенных к выступлениям по линии бюро: Баскевич И.З. Голубев Ф.М.  Корнев Н.Ю., Босов Е.И., Долянский Е.И., Сольников П.Г., Харитановский А.А.
   Признанный классик советской литературы, лауреат Государственной премии РСФСР им. Горького Евгений Иванович Босов занимал в этом списке скромное четвёртое место. Майор в отставке Н.В.Зыбин чётко следовал армейскому правилу: служи по уставу – завоюешь честь и славу, А писателям он, как, бы подал команду: «По порядку номеров – рассчитайсь!»
  (Справедливости ради надо отметить, что в конце 70 – начале 80 годов состоялся активный приток новых сил и в Союз писателей были приняты «шлемоносовцы» Владимир Ветков – 1978г., Юрий Паршин – 1978г., Михаил Леськов – 1979г., Василий Алёхин – 1980г., Иван Заборов – 1984., и поэтесса Валентина Коркина – 1984г.)
    В период деятельности Н.В. Зыбина были приняты на работу два уполномоченных по организации писательских выступлений: поэт Леонид Звягинцев и поэт-сатирик Владимир Латышев.  Кстати, список писателей и литераторов (в том числе и из других областей), получавших разрешение на выступления по линии БПХЛ ежегодно обновлялся, изменялся и утверждался на заседании бюро писательской организации (в состав которого входили П. Сольников, Е. Босов, Ф.Голубев, М.Леськов, Ю.Паршин), однако, в скором времени функции отбора литераторов Зыбин взял на себя, допускал при этом самоуправство за что, очевидно, и был уволен.    После него заведующим БПХЛ некоторое время работал Ю. Паршин, но однажды случился казус – в город приехали писатели из Москвы, их пригласили на встречу в Обком КПСС. С ними вместе в высокие кабинеты были допущены беспартийный Е.И. Босов и писатели – коммунисты: П. Сольников, Ф. Голубев, В. Ветков, М.Леськов, А. Харитановский, а Ю. Паршина – не члена КПСС - в списке не оказалось, и дежурный милиционер не пропустил его дальше толстых дубовых дверей. Заведующий - поэт осерчал, на сотрудника накричал, планы работы БПХЛ и путёвки из папки по вестибюлю Дома Советов разбросал и в гневе удалился…С должности тоже…Почти на год деятельность Бюро прекратилась.
ПЕРВЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ.
    Теперь пришла моя очередь браться за пропаганду книги, художественной литературы. Оговорюсь сразу: именно период моей работы в БПХЛ я хотел бы, пусть и фрагментарно, отразить в этих записках (железногорский писатель Геннадий Александров придумал удивительно точное название для произведений этого жанра – «быльки»). Они никоим образом не претендуют на принадлежность к мастеровитой прозе (тем более, что прозу я никогда и не писал из-за неподъёмности этой работы, а также из-за бесталанности, некоторой романтичности натуры и сладостной лени. Ведь над прозой надо сидеть, и пишется она не головой, а другим местом. Со стихами было проще: они приходят сами…Или не приходят вообще, как сейчас: по этому времени, состоянию души и всеобщему раздраю.
     Постоянное общение с писателями, творческие поездки по районам, а порой и по другим областям, живой, непосредственный контакт со слушателями и читателями – всё это было познавательно, интересно. Очень многое отложилось в памяти. Сохранились дневниковые записи, путевые блокноты, документы, газетные и журнальные статьи, фотографии. Они дождались своего часа: в 2017 году в возрасте 65 лет я ушёл на пенсию, имея за плечами 42 года трудового (в основном педагогического) стажа и звание «Ветеран труда».  Теперь появилось свободное время и можно, скрепя сердце, крепко взяться за скрипучее перо.
   Биографии и произведения маститых прозаиков и поэтов конца ХХ века известны десяткам и сотням тысяч читателей нашей страны. Книги писателей Е. Босова, Н.Корнева Е.Долянского, А. Харитоновского, П. Сольников издавались многотысячными тиражами. Библиографические справочники и школьные учебники повествуют об их жизненном пути, особенностях творчества. Поэтому об этих литераторах я буду только упоминать в некоторых моментах, отсылая Вас, читатели, к другим, зачастую очень солидным книгам (см. БИБЛИОГРАФИЮ). А подробнее мне захотелось рассказать о тех тружениках пера, которые по разным причинам не столь известны в литературном мире, особенно в провинции, но внесли и вносят свой посильный вклад в художественную литературу соловьиного края.
     С уходом с поста заведующего БПХЛ Ю.Паршина уволились Л. Звягинцев, и В. Латышев. Организацией выступлений стала заниматься принятая на должность уполномоченной Елисеева Елена Михайловна – стройная молодая женщина с фигурой а-ля Софи Лорен, в стильных очках. Но получалось у неё, видимо, не очень – писателей приглашали мало, в основном тех, кто издавал книжки для детей в школы и библиотеки. Самые малобюджетные организации. План выступлений трещал по всем швам. И тут дело взял в свои руки новый начальник, то есть Я.
     Пётр Георгиевич подсказал мне, что надо звонить на городские предприятия – в профкомы, завкомы, встречаться с руководителями, заключать договоры на выступления. Я взял быка за рога - открыл телефонный справочник. Первым мне ответил из профкома завода тракторных запчастей (КЗТЗ) –  руководящий женский голос. Я представился и договорился о встрече. На другой день прибыл на предприятие (мне уже был заготовлен пропуск) – прошёл через турникет. В профкоме меня встретили – председатель профкома «Агромаш» Андреева Нина Ефимовна и её помощник. Деловой, конструктивный разговор занял не более 20 минут. Нина Ефимовна с интересом выслушала мой рассказ о современных писателях и работе БПХЛ. Она вызвала к себе в кабинет бухгалтера профкома, и мы подписали договор на выступления писателей на заводе на общую сумму 300руб.      Обрадованный таким началом, я вышел из проходной и поехал в писательскую организацию, где на моём столе уже лежала пустая папка с надписью «Договоры». Первый договор положил начало системной работы БПХЛ с организациями. Процесс пошёл! Через пару лет — это словосочетание станет просто «перлом», с подачи М.С.Горбачёва. В течение апреля я побывал на нескольких предприятиях. Папка с договорами наполнялась.
   Приближались майские праздники, и среди них самый великий – День Победы. В один из последних апрельских дней Елена Михайловна. Сообщила:
--- Звонили с химфармзавода, у них будет торжественное собрание, на котором они хотели бы послушать писателя – фронтовика.
   Ветеранами Великой Отечественной войны были В. Алёхин, Ф. Голубев, Н. Корнев, Е.Босов, П. Сольников, А.Харитановский. Я пошёл к Петру Георгиевичу обговорить кандидатуру писателя – фронтовика. Он выслушал меня и, приподняв на лоб массивные очки, сказал:
-Выбор небольшой: Алёхин и Корнев не смогут по состоянию здоровья. Босов…Вряд ли. Остаются Голубев и Харитановский.
- --Они и так сейчас активно выступают. Как детские писатели. Только что участвовали в Книжкиной неделе, а сегодня идут во дворец Пионеров.
- --Тогда так. Давай, пойду я, но с тобой, как заведующим бюро. И прихватим Латышева: и о войне вспомним, о Победе. И послушаем - юмориста. Пусть народ повеселит.
     7 мая 1984г. К Дому книги подъехала чёрная «Волга», которая помчала нас на окраину города, где размещался ряд промышленных предприятий, в том числе и недавно построенный ХФЗ. Новые светлые цеха, большой административный корпус, кабинеты, холлы с зеркалами и сверкающими портретами передовиков. Знамёна, плакаты, наглядная агитация. В большом актовом зале - сотрудники предприятия, в основном молодые женщины, некоторых из них я узнаю, например, Галину Капсулеву – она училась со мной в одном классе в школе №10.
   За столом президиума – руководители завода. Торжественное заседание, посвящённое Дню Победы, речи и награждение закончились и мы, представители Союза писателей, поднялись на сцену. Творческая встреча началась. За время работы в БПХЛ таких встреч с моим участием было проведено несколько сотен. Строились они довольно однотипно: я начинал с краткого рассказа о зарождении и становлении Курской областной писательской организации, перечисляя имена, называл вышедшие книги. Затем читал 2-3 своих стихотворения и передавал слово маститому прозаику (курянину или гостю), а завершал встречу поэт-сатирик или автор исполнитель.
   Самое первое выступление. Оно запомнилось. Рассказав о писателях - курянах, прочитав стихи о Победе, о воинской службе, я передал микрофон Петру Георгиевичу Сольникову.
    Он начал с рассказа о своём детстве… О родном городе Плавске, что в Тульской области. О своей семье мастеровитых людей, которые могли сделать своими руками всё от «от пистолета до гроба». Родился он в 1926 году. В рядах советской армии служил с ноября 1943 по август 1950года. Участник Великой Отечественной войны, которую закончил на Забайкальском фронте в пустыне Гоби. Был ранен в боях с японцами. Награждён многими орденами и медалями.
     После демобилизации учился на филологическом факультете Саратовского университета и в Высшей партийной школе. Возглавлял отдел культпросвет работы Плавского райисполкома, работал собкором тульской областной газеты «Коммунар». Затем трудился директором Тульской телестудии и Ответственным секретарём Тульской областной писательской организации.     Напомню, что наша встреча был приурочена ко Дню Победы и писатель - фронтовик прочитал отрывок из «Повести о солдатской беде» … Слушатели задавали вопросы, интересовались – можно ли купить книги Петра Георгиевича в магазинах?
  Кстати, в тульском книжном издательстве Сольников выпустил две тоненькие книжки рассказов (он иронично, как бы стыдясь, назвал их однажды «брошюрками») и повесть «Астаповские летописцы» (1967). После переезда П.Г.Сольникова в Курск его книги стали издаваться в Москве, Воронеже и Курске:
«Повесть о солдатской беде», «Луга поют» (1976), «Росстани и вёрсты» (1978), «Вёрсты ветровые» (1978), «Далёким днём» (1981), «Калинов покос» (1983), «Братун» (1988), «Горелый порох» (1995), «Николай Зимний, Николай Вешний» (1995) и другие.
    В 1976 П.Г.Сольников возглавил областную писательскую организацию Союза писателей РСФСР. Он был членом редколлегии журналов «Подъём» и «Куликово поле», членом редакционного совета издательства «Современник». Всё это случилось после поездки руководителей и участников Тульского семинара молодых писателей на Куликово поле, на берега Тихого Дона. Но об этом рассказ впереди. А пока микрофон переходит в руки поэта-сатирика Владимира Латышева:
--- Разрешите поздравить вас с наступающим праздником, руководство и всех работников вашего предприятия, химиков, специалистов, знающих формулы различных жидкостей, особенно популярных в народе в праздничные дни.
Он постучал пальцем по микрофону, как бы проверяя, работает техника или нет, потом приподнял и чуть потянул микрофонный провод:
- Какой длинный змеевик! (Очевидно, заготовленная цитата из фильма «Самогонщики», которая вызвала небольшой смех в зале).
И сразу, без перехода зазвучал текст поэтической миниатюры:
ФОРМУЛА КОНЬЯКА
- Ты помнишь формулу воды?
Конечно, помню, как и ты!
Тот, кто не знает ничего, и то запомнил – АШ 2 О.
А коньяка? – не знаю, брат.
О АШ двенадцать пятьдесят!
Аудитория зашлась от хохота…
ИЗВЕСТНОСТЬ
О нём написаны тома –
О вкусах, о натуре!
Тома, да только не Дюма –
Тома в прокуратуре…
ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ
-- Какого зверя
Лев боится?
-- Да никакого, кроме львицы.
КРИТИКА
Критика от шприца недалече:
Колет больно, но ведь тоже лечит.
П.Г. СОЛЬНИКОВУ
Сидит на курском стуле,
А пишет всё о Туле.
ЯЗВА
Не любим никем…Но разве
Я, товарищи, таков?
Доброкачественной язвой
Обозвал меня Ветков.
Ю. ПАРШИНУ
Тех, кого ты морил порошками,
Уж не вылечишь нынче стишками.
И так далее.
Выступление прошло с большим успехом.
   Когда мы вернулись в Дом книги и, поднявшись на третий этаж по высокой, изукрашенной резьбой каменной лестнице (подъём этот с большим трудом совершил Петр Георгиевич – давали о себе знать больные ноги и многолетнее – с фронта – курение), вошли в помещение писательской организации, раздался телефонный звонок. Сольников, грузно усаживаясь в кресло, взял трубку:
--Да, да, конечно, узнал. Конечно, помню…Хотели бы провести встречу с писателем – фронтовиком? С Босовым? Вряд ли - Евгений Иванович прихварывает. А. Голубев, Харитановский? Они были у вас недавно? Со мной? Но ведь я был у вас года два назад… Да, за это время вышла новая книга «Калинов покос», да и поговорить есть о чём. Ну что же… мы придём втроём. Я – прозаик, со мной – молодой поэт, он ещё у вас не был. Ну и Латышев - поэт – сатирик, куда же мы без него. Что? Захватить портфели? Хорошо.
 Сольников сделал пометку в перекидном календаре и усмехнулся:
-- Работаю на Бюро пропаганды, делаю Вам план выступлений звонили, как в том фильме про Шурика на стройке с ликёроводочного завода. Завтра приехать к 12 часам, выступать будем в актовом зале заводоуправления. Пойдём сегодняшним составом. В. В., оформи три путёвки. Да, председатель профкома попросила взять портфели.
Латышев посмотрел на меня и заметил:
--Мы с В.В. всегда с портфелями. У него там пропагандируемые книги и деловые бумаги. У меня сатирические стихи и смена белья…На всякий случай.
Пётр Георгиевич крутнулся вместе с креслом к тумбочке, стоявшей рядом с письменным столом, открыл дверцу и …вытащил на всеобщее обозрение солидный коричневый портфель «под крокодиловую кожу»:
-- Так и я, как пионер, всегда готов!
   На другой день в 11 часов такси помчало нас по центру города на улицу Степана Халтурина к зданию ЛВЗ. Встретили нас радушно, провели в помещение профкома. Красивые, ухоженные женщины окружили писателей, отобрали портфели, повели в небольшой, но уютный актовый зал. Везде полированные деревянные стены, лозунги, плакаты, портреты руководителей, членов ЦК КПСС. Встреча прошла по известному сценарию. Аплодисменты, радостный смех после миниатюр сатирика. В профкоме у двери стояли наши потяжелевшие портфели. Когда приехали в писательскую организацию и открыли их, то в каждом стоял набор: бальзам «Стрелецкая степь», водка «Пшеничная» и бутылка советского шампанского…
В. ЛАТЫШЕВ
   В. Латышев – известная в те годы фигура в курской литературной жизни.
Как сообщает Юрий Бугров в своих «Литературных хрониках» он:
«Родился 25.10.1934, Подгоренский Воронежской области. Окончил педагогический институт (1958) и Воронежский государственный университет91968г). Работал в газете «Молодая гвардия» и районных газетах. Печатался в многочисленных журналах: «Наш современник», «Крокодил», «Подъём», «Прапор» (Харьков), альманахе «Полдень» и коллективных сборниках: «У истоков смеха», «Мы – из страны Юность», «Возьмите на заметку», «Рукопожатие», «Роковая любовь» и др., выходивших Воронеже и Москве. В 1995г. в издательстве «Крона» вышла книга «Подарок женщине».
Владимир Алексеевич – поэт-сатирик, миниатюрист. Он лауреат Международного фестиваля писателей-сатириков и юмористов в Габрове Болгария), был участником телепередач «Вокруг смеха», телефильма «Весенние таланты». ( 1, стр. 260).
При таком количестве публикации и книг В. Латышев не был членом Союза писателей! П.Г. Сольников как-то заметил:
---Сатириков неохотно принимают…Не пропускают в Москве.
 Очевидно, сатиру и юмор понимают не все. Да и любят тоже.
    Во время одного из литературных семинаров я обратил внимание на то, что на фоне разношерстной, скромно одетой массы литераторов, приехавших из районов выделялся профессорского вида лысый импозантный мужчина лет за 50, в добротном темно - сером костюме, элегантных чуть затемнённых очках. В руках он перебирал какие-то карточки, иногда всматриваясь в текст, написанный на них:
---И Лотарев мне говорит – современные методики преподавания литературы во многом устарели, - менторским тоном вещал он невысокому, тоже лысому, литератору (потом я узнал, что это был поэт Владимир Конорев – инженер из города Щигры) в больших резиновых сапогах.
   Создавалось впечатление, что маститый учёный (Латышев) просвещает нерадивого студента. Лотарев – как я узнал потом - был крупным учёным, доцентом КГПИ, зав. кафедрой методики преподавания литературы. Очевидно, когда-то Латышев учился у него, бегал за ним с зачеткой, но теперь костюм, очки, лысина придавали ему вес, и он говорил чуть небрежно, «через губу», важно поглядывая по сторонам. Так говорят в нашей области люди из глубинки, которые достигли высот в своих районах – директор рынка, заведующий роно, главврач. Для них руководитель района – не Виталий Иванович, а, например, Витоля, губернатора, они знают ещё по совместной работе в комсомоле и поэтому с ним – на короткой ноге. Этакий ПОНТ районного масштаба.
   Латышев был из тех мальчишек, что пострадали после войны, разряжая боеприпасы – на руке не хватало одного пальца, один глаз у него отсутствовал и был заменён стеклянным протезом.
    Владимир Алексеевич с удовольствием читал всем свои миниатюры, изредка заглядывая в свои картонные карточки, вступал в дискуссии и обсуждение стихов. Поэт-сатирик был безотказен и надежен - по первому зову выезжал даже на единичные литературные встречи в Курск или районы области Жил он со своей супругой Эммой Фёдоровной в Фатеже - заштатном городке, расположенном в 40 км, на север от Курска, теперь известном всему миру как родина гениального композитора Г.В. Свиридова. В 80-х годах прошлого века о Свиридове, Фете и прочих знаменитых земляках вспоминали ещё очень мало. Латышевы жили на центральной улице, недалеко от Дома культуры и редакции районной газеты, где в своё время работал Владимир Алексеевич. Из-за проблем с «зелёным змием» сейчас он не служил нигде, существовал на правах «вольного художника», получал небольшую пенсию по инвалидности и гонорары за выступления по линии БПХЛ.
     Я уже упоминал, о том, он некоторое время работал у Н. В. Зыбина уполномоченным по организации писательских выступлений. В архивах Бюро сохранилось заявление В. Латышева на имя Зыбина с просьбой выдать ему премию для «приобретения лакированной обуви для выступлений в солидных организация». Вторым уполномоченным был простоватый и прижимистый поэт Леонид Звягинцев, который увидел однажды у Латышева новый чёрный портфель и спросил:
---Откуда?
--- Зыбин премировал за отличную работу по линии Бюро.
Звягинцев тут же «полез в бутылку» и пошёл разбираться с Зыбиным и его бухгалтером.
     Стоял июль 1984г. Приближалось 80- летие со дня рождения Валентина Овечкина, создателя областной писательской организации, автора знаменитых очерков «Районные будни».  Коммуниста, который после одного из заседаний бюро обкома КПСС пришёл домой и пытался покончить с собой, выстрелив в голову из малокалиберной винтовки.
   Трудно представить какие дебаты в отношении писателя шли в верхних эшелонах областной власти, но решение было принято – увековечить память В. Овечкина, установив памятную доску на доме по адресу ул. Дзержинского, 86, где он жил до рокового выстрела.   21июня Сольников вызвал меня к себе:
---В.В.! Бухгалтерия оплатила счёт на приобретение корзины цветов в зеленхозе. Надо сходить на Лысую гору и забрать.
Я отправился на улицу, которая, оправдывая своё название, круто сбегала к реке Тускарь, с востока защищавшей наш древний город от нашествий кочевников.
    На моих глазах умелые девушки – флористик соорудили роскошный букет из ярких праздничных цветов и красиво установили его в плетёной корзине. Несколько теряясь, ощущая на себе любопытные взгляды прохожих, я нёс эту корзину по центральной улице.
   В кабинете Сольникова уже теснился народ. Я поставил корзину у подножия бюста В.Овечкина. Все радостно заговорили – наконец-то власти разрешили запечатлеть память о писателе в нашем городе. На столе появилась различная выпивка, лимонад, какие-то бутерброды, печенье. Евгений Иванович сидел в кресле рядом с маленькой форточкой и курил. Вместе с ним задымили И. Баскевич, П. Сольников и М. Леськов. Юрий Паршин разливал водку по пластиковым стаканчикам, передавал сидящим товарищам. В кабинете царило радостное возбуждение. Владимир Ветков наливал себе сам: он составлял сложную композицию из нескольких граммов водки, в которую добавил минеральной волы и лимонада. Их всего этого коктейля торчала былка мятлика, выдернутая из букета. Владимир Павлович, посмеиваясь, наклонился к плечу Босова:
---«Гости в Стукачах!»
(Так называется один из рассказов В. Овечкина), - и, продолжая подсмеиваться, произнёс переделанное название:
---Стукачи в гостях!
      Босов снисходительно кашлянул со смешком, шлемоносовцы радостно захохотали. Пир продолжался. Клубы дыма едва успевали выходить в маленькую форточку.
   Разошлись все поздним вечером. А я почти всю ночь не спал: мне виделись увядшие в сигаретном дыму каллы, пионы, гладиолусы.
   В восемь утра я уже был у Дома книги. Возле универмага старушки продавали букеты, я накупил разных цветов и пошёл в писательскую организацию. В кабинете стоял тяжёлый дух вчерашнего застолья. Открыл форточки и входную дверь. Цветы в корзине погибли почти все. Вытаскивая поникшие, пожухлые растения, освежил весь букет…
   В «Книге о мастере» странице 169 помещена фотография «Е.И.Босов и Ф.М. Голубев на открытии мемориальной доски В.Овечкину.1984».(2, стр.169).
   Почему именно Ф.Голубев – писатель - фронтовик, который «участвовал в боях за освобождение Ленинграда, Новгорода, Прибалтики, во взятии Берлина» стоит рядом с Босовым под мемориальной доской В.Овечкину? Дело в том, что в 1946 году капитан Голубев был переведен из армии в органы МГБ-КГБ, в которых служил до 1955г. и ушёл в отставку в звании «подполковник».
   Литературным творчеством начал заниматься в юности. По-настоящему взялся за литературную работу только в пятидесятые годы. «Добро» на издание в 1957 году первой книжки «В лесном краю» дал Фёдору Голубеву Валентин Овечкин, с которым они познакомились, а позже и подружились во Льгове, старинном городе области». (3, с. 79).
   Чуть поодаль от Е.Босова и Ф. Голубева у стены с мемориальной доской стояли другие писатели, которых нет на фотографии: В. Ветков, М.Леськов, И. Заборов В. Коркина, Ю. Паршин, А. Харитановский и ответственный секретарь областной писательской организации П. Сольников.
В. В.
ФОТОГРАФИЯ НА ПАМЯТЬ
Я стану подальше от мэтра –
Оставлю подходы другим.
Здесь – в мире из солнца и ветра –
Из праха мы все состоим.

Всё сгинет: и слава, и кресла…
Останутся строчки иль нет?
Зачем же тогда из-за места
Других ты толкаешь, поэт?

Что гнёшься так дивно, прозаик,
Как будто сплетён из лиан?
Всё времени мрак покрывает,
В нём каждый останется сам:

Кто – мэтром, а кто – холуями,
А кто – просто сам по себе.
Таких фотографий на память
Ты сколько имеешь в судьбе?
   Через неделю – 28 июня 1984года после 14 часов в кабинет Сольникова потянулись люди. Это были члены Союза И.Баскевич, Ф. Голубев, Е. Долянский, Н. Корнев, А.Харитановский, позже подошли Ветков, Леськов, Паршин. Потом, обливаясь потом, с двумя распухшими портфелями в руках на третий этаж Дома книги вскарабкался Леонид Звягинцев. И выяснилось, что его сегодня должны были принимать в Союз писателей СССР.
   Ю. Бугров пишет:
    Звягинцев Леонид Михайлович (15.02.1937, д. Ванино, Курской обл.), поэт.
   До 17 лет жил в деревне, затем уехал в Кемеровскую область, где закончил горнопромышленную школу, работал в шахте. Трудился на рыболовецком траулере. Затем служил в ВМФ.  Работал шофёром, мастером производственного обучения в ПТУ, преподавателем в Морской школе ДОСААФ.
   В 1968 газета «Молодая гвардия» опубликовала его первое стихотворение. Затем последовали публикации в журналах «Подъём», «Наш современник», «Смена».
   Звягинцев – автор сборников «Шофёрские вёрсты» (1980), «Свет маяка» (1984). (1, стр.215).
    В те годы приём в Союз писателей предполагал наличие для поэтов двух самостоятельных книг (не менее 700 поэтических строк) и двух рекомендацией членов Союза. Как только в начале 1984года вышла в свет вторая книга Звягинцева, он стал будировать вопрос вступления.  Надо было написать заявление, заполнить анкету, сделать фотографии, представить по 3 экземпляра каждой книги, получить рекомендации и пройти процедуру приёма в областной писательской организации.
   Все документы и бумаги поэт Звягинцев собрал. Остался приём. На учете в союзе писателей состояло 11 человек, на собрание пришли все кроме В.Алёхина (он не мог из-за болезни приехать из города Рыльска), и Е.Босова, который тоже сослался на нездоровье. Меня с собрания никто не удалял, тем более я исполнял технические обязанности: помог подготовить и распечатать в бухгалтерии бюллетени для голосования. На каждом было два слова – «принять» и «отказать». Одно необходимо было вычеркнуть. Из сейфа достали видавшую виды прямоугольную деревянную коробочку со сдвижной фанерной крышкой – урну для тайного голосования.
        Председательствовал П. Сольников. Он огласил повестку дня, зачитал заявление Леонида Звягинцева. Потом слово было предоставлено каждому из присутствующих. Очевидно, Леонид никогда не слышал столько дифирамбов в свой адрес. Цитировались строчки его мужественных военно-морских стихов, ревели двигатели большегрузных автомобилей, летели в бездну шахтные клети. Председатель счётной комиссии В. Ветков раздал присутствующим бюллетени для голосования. Все стали, укрыв их руками или отвернувшись, зачёркивать одно из слов, подходить к столу и засовывать квитки в урну. Потом Ветков удалил всех из кабинета и вместе с И.Заборовым начал подсчет голосов.    Звягинцев тяжёлой поступью ходил взад-вперед по коридору, большинство писателей удалилось покурить на лестничную площадку. Минут через 15 всех пригласили в кабинет, и Ветков дикторским голосом зачитал протоколы работы счётной комиссии и огласил результаты голосования. Они обескуражили: 4 бюллетеня были со словом «принять», 7 – «отказать». Гнетущая тишина повисла в помещении – после всех восхвалений такой облом. На Лёню было больно смотреть…Прокатили… Он вынес из кабинета БПХЛ свои пузатые портфели и двинулся с ними мимо писателей к выходу:
---Леонид, веггнись…Жизнь ещё не кончается, - прокричал ему вслед Николай Юрьевич Корнев.
ЛЕОНИД ЗВЯГИНЦЕВ
Сбивают скорость яростные ветры,
Но лишь сильней азарт идти вперёд.
Мы снежные проходим километры,
Берём за поворотом поворот.

Как далеко ещё до магистрали…
Пушистой пеной закипает даль.
Крутить баранку руки не устали,
А на ухабах лопается сталь.

   «Наливайкины липы цветут…»
(Былька первая…)
   Всякое слово в строку…Довольно подробно рассказав о злоключениях моей рукописи в Воронеже в 1981 – 1983году, о внезапной замене моей книжки в кассете на сборник Леонида Наливайко, я хотел бы вернуться к этой теме, чтобы до конца прояснить ситуацию.
С Леонидом Наливайко мы познакомились на семинаре 1981г. Рослый, коротко остриженный мужик в видавшем виды сером пиджаке и кирзовых сапогах вышел к столу, где сидели руководители семинара и, ритмично взмахивая свёрнутой в трубку общей тетрадью, начал читать стихи. Голос у него был негромкий и чуть глуховатый. Леонида, очевидно, как поэта знали все, поэтому разрешили ему читать больше стихов, чем другим. О деревне, о природе, о плотогонах, «бичах» и проч. Вечером в гостинице за «чаепитием» с интересом слушали «семинаристы» рассказы немолодого да уже и не начинающего поэта. Кстати, пил он только чай, несмотря на «говорящую» фамилию.
    Коренной деревенский житель, родившийся в 1938г в отдалённом Конышёвском районе Курской области Леонид ребёнком смутно запомнил войну, послевоенный голод и разруху. Он закончил сельскую семилетку и начал трудовой путь в Харькове на заводе. Потом была служба в армии и несколько вербовок на северА, где он работал слесарем, кочегаром, маляром-рисовальщиком, матросом – рулевым, плотогоном:
Бесконечен сей плот енисейский.
Тяжелы и сосна, и пихта.
(Где-то дом наш далёкий рассейский!)
Ветер люто свистит. Холода.

Штабелюем всё выше и выше,
От воды до небес ляжет плот, -
Оступись – и никто не услышит,
Не увидит смертельный полёт.

Мы катаем, катаем, катаем,
Рукавицы, как порох, горят!
Всё над краем, над краем, над краем –
«Над бессмертием», - здесь говорят.

А когда мы уходим к баракам
После смены, - гремят сапоги! –
Нас не тронет не только собака,
Но и тот, кто хозяин тайги.

О далёкая юность – Игарка!
Крепость духа и сила в руках.
- Кем ты робишь, где трудишься, братка?
И в ответ как пароль: - На плотах.

 Вернувшись домой в село Захарково, работал завклубом и учился в 10- м классе областной заочной средней школы. В 1964г. поступил на художественно-графический факультет Курского пединститута…потом был переведён на литфак. Об этом периоде жизни студента Леонида Наливайко написал его однокурсник Алексей Шитиков:
В коридорах КПИ ходит Наливайко,
На нём мятые штаны, драная фуфайка.
Шитиков утверждал, что именно обладатель упомянутой фуфайки, в те времена сочинил следующее четверостишие:
Диплом! И больше не внизу Вы!
И жизнь отбросит бечеву.
Но если конь теряет зубы –
Овёс и сено ни к чему!
    Однако, диплома Наливайко так и не получил, потому что, проучившись два года, завербовался в архангельскую тайгу на лесоповал.
     Потом была работа фотографом в конышёвской районной газете… В конце концов, остепенившись, Леонид женился на своей бывшей однокурснице красавице Раисе (учительнице русского языка и литературы) и переехал на её родину в районный центр Горшечное в совхоз «Горшеченский», где работал художником, пожарным, сторожем, занимался резьбой по дереву и плетением корзин.
   Печатался Л.Наливайко нечасто в районных и областных газетах, альманахе «Полдень», журнале «Подьём», в коллективных сборниках. Первая его поэтическая книжка «Встреча», как я уже упоминал, вышла в «кассете» в 1983г. в Воронеже, когда автору уже исполнилось 45 лет.
   Замечательный писатель из Железногорска Геннадий Александров в своей «быльке» «Знаем мы этих поэтов!» так повествует о знакомстве с нашим героем:
 «Весной 1981года в курской газете «Молодая гвардия» была опубликована подборка стихов Леонида Наливайко… Стихи мне понравились, и я написал в газету отзыв о наливайкиных стихах.
И вот однажды вечером на пороге моего дома появился странный человек. Дверь открыла моя мама…
-Генка, там бандит какой-то на пороге, - выдохнула она.
-Какой бандит? – не понял я. И правда, откуда взяться опасному гостю в тихой старенькой Михайловке.
«_ Бритый, небритый, в пыли, босиком», - говорила сбивчиво мама, оглядываясь на дверь.
Я вышел на крыльцо. На лавочке сидел, действительно, странного вида человек. Его череп был гладко выбритый, а лицо поросло рыжеватой щетиной. Полинявшая голубая рубашка в подтёках пота была ему тесновата в плечах и одета нараспашку …Штаны были засучены, ноги в пыли – большие пальцы выпячивались, как у парнокопытного. Но с лица его светились доброта и простота. Он поднялся с лавки и оказался выше меня ростом. Протянул руку –Леонид Наливайко. Это ты писал в «Молодую гвардию», хотел познакомиться? Вот я и пришёл.
-Откуда? – растерялся я, пожимая гостю руку.
-Из Хомутовского района. Где шёл, где ехал. Твои перепугались? Успокой. Я посижу.
Мать и жена стояли под дверью, настороженно вслушиваясь – ну, «калина красная», ни дать, ни взять.
-Генка, кто это? - строго спросила мать.
-Поэт. Наливайко.
-Я тебе счас налью! С первым встречным пить! Поэты – они волосатые. А этот – точно с заключения.
-Мама, не говори ерунду, сказал я. – Лучше пожарь яичницу с салом.
Я натянул на лицо улыбку и вышел к поэту. Леонид раскрыл видавшую виды матерчатую сумку, вынул два корня: один напоминал клоуна, другой – балерину.
-Видишь, что нашёл в посадках? Отчищу от грязи, лаком покрою и подарю Никулину и Плисецкой. А это читал?
Он достал из-под корней книжку стихов Анатолия Жигулина.
-Нет, - признался я.
-О многое потерял!
И одно за другим прочитал десяток стихотворений – особенно восхищался «Утиными двориками».
Через полчаса нас пригласили поужинать.
-Гость из космоса, странник земли принёс вам мир в этот дом, громко продекламировал поэт, поглаживая лысину. Мать испуганно шарахнулась к божнице, вынула из угла чекушку. Поразительно! Гость отказался выпить хотя бы капельку!
После ужина Леонид вышел из-за стола и, спускаясь с крыльца, закурил.
-Нам предстоит бессонная ночь, - сказал он.
- У меня здесь общая тетрадь со стихами, девяносто шесть листов, пока всю не прочитаем, спать не ляжем.
-Мам, постели нам в зале, - попросил я.
-Сходите на Свапу, искупайтесь, - проворчала мама, покосившись на пыльные «копыта» гостя.
Мы не только на реку сходили. Мы несколько раз обошли вкруговую улицу. Наливайко читал стихи, даже когда совсем стемнело. Светил фонариком и читал. Если мне что-то не нравилось, тут же вычёркивал карандашом.
-Первое восприятие – самое верное, - говорил он.
Спать мы направились с петухами. Я слышал, как мать заворочалась за фанерной перегородкой и прошептала:
- Слава Богу, живой!
Через пару часов, наскоро позавтракав, мы с Наливайко заспешили: он – на курский автобус, я – на работу в Железногорск.
-Ты с ним через переулок не ходи, - шёпотом наставляла мать. -Идите улицей, где люди ходят.
-Мама, да это же поэт, - смеялся я.- Леонид Наливайко.
-Знаем мы этих поэтов…»
    Занятый работой и, как всякий сельчанин, домашним хозяйством поэт Леонид Наливайко не так часто мог выехать на дни литературы, но, когда подошла очередь его родной Конышёвки, откликнулся сразу.
   В 1986г. это был заштатный сельский посёлок. На грунтовой площади стоял небольшой ветхий павильон с надписью «КАССА» Очевидно, это была местная автостанция. Из Конышёвки в Курск и из Курска в Конышёвку навстречу друг другу в 8 утра выходили два автобуса. Через 4 часа пути они высаживали пассажиров на конечных остановках и почти сразу уезжали обратно – один в областной центр, а другой в Конышёвку. 
   Когда после долгой и тряской дороги я выпрыгнул из дверей труженика - ЛИАЗА, то сразу увидел коротко остриженного бородача, одиноко сидевшего у «Кассы» на скамейке. У ног его лежал объёмистый зелёный рюкзак и чёрная дворняга. Леонид был одет в светлую футболку и камуфляжную куртку. Он, щурясь, курил почитаемую знатоками курскую «Приму». Мы поздоровались и двинулись в гостиницу, где заполнили необходимые бумажки и заселились в многоместный номер…Леонид пошёл в сельмаг, где работала продавцом его родственница, а я отправился в РК КПСС, чтобы с заведующим кабинетом пропаганды и агитации обсудить план предстоящих Дней литературы.  Оставалось одно - дождаться писателей из Москвы (А. Шитиков), Воронежа (В. Панкратов), Курчатова (И.Заборов), Рыльска ( Е.Маслов) и Фатежа (В. Латышев) курян – В. Ветков и А.Харитановского, которые должны были подъехать   обратным рейсом конышёвского автобуса. Времени до вечера было много, И Леонид предложил сходить на его родину в село Захарково:
 - Тут всего несколько километров - вот за тем полем и лесочком. Увидишь наши конышёвские пейзажи, знаменитый Дуб с дуплом. Заодно проведаем мою хату. Там у меня и прошлогодняя наливочка вишнёвая есть, - подмигнул искуситель, поднимая на плечо увесистый рюкзак.
  …Мы шли уже часа полтора по обочине пыльной колеястой дороги. Зеленеющие поля, веселые дубравки, заросшие лещиной и березняком овраги сменяли друг друга, дорога уходила вдаль, в долину. Рассказам Леонида не было конца. А я начал беспокоиться: 
- Гаврилович, прошли уже километров 5, где же твоё Захарково?
 -Скоро, скоро! Вон уже и дуб виден, стоит у дороги.
    Тут нас догнал зелёный «уазик», в котором сидел, не повернувший головы местный крепачок. Подняв шлейф пыли, машина пронеслась мимо…
- Вот он! Захарковский председатель. Узнал меня, поэтому и не остановился. Я с ним всё время ругаюсь вот из-за этого красавца:
 У самой дороги, по мере нашего приближения, всё выше и выше поднимался огромный кряжистый дуб с обломанными снизу ветвями, с мощной раскидистой кроной.
- Обходи, обходи его, В.В., - звал меня Леонид, огибая могучий ствол. На высоте 2-3 метров в нём, как огромная промоина, зияло старое, чёрное дупло.
- Сколько раз просил преда.: Дай полмашины битого кирпича и кубометр раствора. Я бы сам по лестнице всё поднял, забутил, замуровал это дупло. Не допросишься... Материалов нет! У них есть всё только себе на хоромы.
    Наконец, в низине показались хаты, сады, засверкала гладь большого пруда. Вокруг тишина с гудящими пчёлами, покой, лепота. Когда двинулись по сельской улице, с нами, внимательно вглядываясь в наши лица, стали здороваться наливайкинские односельчане…Наконец мы спустились к топкой сырой плотине, осторожно стали переходить по ней на другую сторону. Вдруг Леонид наклонился и выдернул из воды растение с мясистым корнем. Ободрал его и протянул мне.
  - Аир! Ешь, Александрович.  По преданию его завезли на Русь татары. Бросали в воду, чтобы она очищалась.
А есть уже и правда хотелось!
    Вышли на пригористый берег и двинулись по тропинке над ракитами вдоль ряда маленьких белёных хат.  Одна, оббитая ветрами, посеревшая от дождей, с двумя пыльными окошками, стояла под старой липой. Она была окружена непролазными зарослями лопухов и крапивы, прошлогодними сухими будыльями. За хатой угадывался глухой запущенный сад, виднелись яблони, груши, вишни. Ни свёртка к ней, ни тропки, среди зарослей малины и кустов смородины.
---Ну, вот и пришли! - радостно воскликнул захарковский поэт и прямо через густые репейники полез к низкой дощатой двери, на которой висел замок. Он взял его в руки, попытался открыть, подёргал ржавый пробой. Всё был надёжно заперто.
---А ты знаешь, заведующий, -  ключ – то я забыл в Горшечном…Ладно, сейчас найду какую-нибудь железяку - да и собью замок! Что ж я тебя и наливкой не угощу?
- --Лёня! Не ломай ничего! Как мы потом с тобой хату закроем? Не оставишь же ты дверь нараспашку?
    Едва я его отговорил. Хоть показалось мне, что он и не хотел ничего ломать, и наливки никакой там не было. Да и само жилище Наливайки было на вид давно необитаемо…
Золотятся антоновки, райки,
Боровинки весёлых мастей…
Называют, как встарь: «Наливайкин
Сад», что ждёт не дождётся гостей.
Сад ничей, но спасибо Всевышний,
Если детства аукнется миг:
-Хороши Наливайкины вишни!
-Слаще мёда малина у них!
Чтоб душа не кручинилась горько,
Кто-нибудь, повтори, коль не жаль:
-Высока Наливайкина горка!
-Наливайкин родник что хрусталь!
Всем спасибо, кто доброе помнит,
Да вовеки останется тут:
-Наливайкино вспахано поле,
-Наливайкины липы цветут…
Мы продолжили свой путь.
 – Не поверишь – я ведь в этой хате однажды прожил целую зиму без торфа и дров. Не топил. На Северах закалился. Был тогда ещё молодой, холостяковал. Каждый день на лыжах бегал в Конышёвку - работал в газете фотокором.  А теперь …Давай-ка заглянем в эту избушку!
    Леонид свернул с прибрежной тропы и направился к стоявшей на пригорке хатёнке. Обойдя её, он, распугав белых кур, двинулся к низенькой двери и громко постучал. Никто не отозвался. Леонид повернул ручку деревянной щеколды, и мы вошли в полутёмные прохладные сени. Из них была видна маленькая комната с земляным полом. У стены стояла застеленная солдатская койка, на которой сидел древний старичок в валенках и фуфайке. Между двумя окнами тикали ходики, скопом висели фотографии всех родственников, громко говорило радио. Старичок посмотрел на нас с любопытством.
- Не узнаёшь, Филиппыч? - Почти прокричал Леонид.
--Леонид Гаврилович, никак ты? – утирая слезящиеся глаза, отозвался хозяин.
    Трогательная встреча односельчан! Филиппыч жил один. Раза два в неделю его навещала бабушка - соседка. Приносила поесть, подметала в хате, брала в стирку бельё. Старик прихварывал, но ехать в город к детям категорически отказывался, доживал свой век на родном подворье.
    Лёня, наконец, снял с плеча свой рюкзак, развязал тесёмки и вытащил 2 буханки хлеба, банку рыбных консервов, кружок ливерной колбасы, пачку чая.
- Ой, робяты, порадовали деда! За гостинцы спасибо! Лёня, глянь во дворе – куры должны нестись. Возьмите себе яичек.
   Посидев немного со стариком, выпив по паре сырых яиц, мы двинулись в обратную дорогу. Но сначала спустились к пруду, где в окружении ракит притаился невысокий замшелый сруб, в котором чуть струилась, как бы закипая, вода.
-Пей, курянин! Это не ваше городское АШ 2 О. Настоящая, родниковая! - воскликнул Леонид. И словно зазвучали в ушах           « Песняры»:
-- Как олени с колен, пью живую твою – родниковую правду…
   Вечерело, когда мы, почти выбившись из сил, добрались до конышёвской гостиницы. Съехавшаяся уже писательская братия радостно приветствовала нас, трясла руки, удивлялась сивой лёниной бороде.
   В просторном номере был стремительно накрыт немудрёный стол, Разложены домашние соленья и закуски. Стояла лютая безалкогольная пора горбачёвской перестройки, но Наливайко вдруг присел к прикроватной тумбочке и достал из неё … бутылку «Пшеничной»! Не зря он ходил утром в сельмаг к своёй родственнице. Все расселись на стулья и табуреты. На правах руководителя творческой бригады я взял слово:
  - Друзья! Сейчас отпразднуем наш приезд. Только разумно. По норме. Завтра утром встреча в райкоме КПСС. Делимся на группы по 3 человека, по машинам – и на поля, на фермы! К нашим читателям, слушателям. Вечером встреча с местными литераторами в редакции районной газеты.
   Радостно зазвенели стаканы, зазвучали шутки, смех. «Весёлое оживление в зале!» (как писали тогда в центральных СМИ).    Пригубил Владимир Ветков.  Чокнувшись с Алексеем Шитиковым, выпил прозаик, корреспондент «Курской правды» Иван Заборов. Степенный Виктор Панкратов наливал себе пива, прихваченного аж из Воронежа. Трезвенник Александр Харитоновский беседовал с очеркистом Евгением Масловым. Наособицу, как всегда, сидел Владимир Латышев, а я тоже, наскоро перекусив, пересел на кровать и взялся за оформление путёвок на завтра. А гости обратили, наконец, взоры к Наливайко, который даже не прикоснулся к стакану. Как же так!? На своей родине, да ещё с такой фамилией и не пьёт! Поразительно.  В чём дело?
---- Не идёт она мне…виновато оправдывался Леонид. И повёл свой рассказ:
---Я, когда приехал в Горшечное в примаки, женился – на второй день свадьбы пристал ко мне тесть. Выпей, да выпей! Ай ты, больной?
    Я попросил у тёщи рушник застелить новые брюки, взял стопку самогона и опрокинул в рот. Тестюшка возрадовался! А я глотать-то не стал, а начал вытирать рот полотенцем. И в него всё горючее изо рта и выпустил. Да так второй и третий раз. Молодая моя, ненаглядная Раиса, знала всё, но молчала. Но на третий день сказала отцу:
- Пап, зачем ты его заставляешь? Он ведь не пьёт, а всё в рушник выливает.
 Тесть взъярился, чуть в драку не полез, что я ценный напиток перевожу. Но потом утихомирился, а я так и остался трезвенником Наливайко.
 Посмеялись.
- Лёнь, а всё равно у тебя глаза всегда, как у поддатого! – сказал Алексей Шитиков.
- Так зачем же мне ещё и пить?
   После вечернего застолья народ начал заваривать чай, потянулись всегдашние писательские разговоры и литературные байки, благо съехались поэты и прозаики почти со всего Черноземья.
   Мы с Леонидом вышли на крыльцо. Оседала дневная пыль, где-то за посёлком стучал движок, у клуба звучала песня «Земля в иллюминаторе».
- -В. В., не сочти за труд, пролистай мою книжонку, отбери, что мне завтра можно читать. Не так часто выступаю я перед аудиторией, как-то волнуюсь.
И автор вытащил из кармана куртки давно знакомую мне книжку –
   Леонид Наливайко «Встреча». Из серии «Библиотечка молодой поэзии». Он усмехнулся:
-- Именно молодой. Вышла к моему 45 летию! 41 стихотворение. Зато тираж 5000. Ждал я её долго – лет 10 по рукописи в издательстве топтались, а потом вдруг издали в одночасье. Ладно, читай, а я пойду, прогуляюсь по ночной Конышёвке.
   Книга эта была в моей библиотеке, я довольно хорошо знал представленные в ней стихи, но добросовестно начал её перечитывать. «Встреча» была уже довольно потрёпанная, невесомые листки кое-где надорвались, и автор трепетно упаковал книжку в целлофановый пакет. Я осторожно перелистывал тонкую 40 страничную брошюру. Что тут отбирать – пусть читает любые стихи, все хороши!
   Подошёл нагулявшийся Леонид:
---В том памятном для меня году в середине апреля в школу, где работала моя жена позвонили из Союза писателей и попросили, чтобы поэт Наливайко связался с Курском.  На большой перемене я обчистил об скребок свои кирзовые сапоги деревенского пожарного и прошёл в кабинет секретаря директора. Попросил разрешения на минутный звонок в Курск. Сольников откликнулся сразу:
--Леонид Гаврилович, с наступающими майскими праздниками! Радую тебя – осенью идёшь в «кассете». С Людмилой Петровной Бахаревой всё согласовано.
    Твоя задача – отобрать с десяток новых стихов, чтобы пополнить рукопись, и переправить их в издательство. Это может сделать Юрий Петрович – он после праздников поедет через Горшечное в Воронеж, а потом на свою родную тамбовщину.
          Ну вот, всё и стало на свои места – и письмо - отказ, полученное мною от редактора Л.П. Бахаревой, и разгромная рецензия Л. Коськова, и книжка Леонида Наливайко «Встреча» в «кассете» 1983года.

1984. ПЕРВЫЕ ПОЕЗДКИ В РАЙОНЫ КУРСКОЙ ОБЛАСТИ
    Вернёмся в лето 1984 года. Выступления в городе шли своим чередом, но основной план делался за счёт поездок в районы области.
    Первая поездка в июне 1984 е. была организована в Черемисиноский район, который расположен в 80 км. от областного центра по направлению к Воронежу. В середине дня писательский десант в составе В.Веткова, Ю Паршина, А Харитоновского, В. Латышева и В.В. высадился на ж\д станции Черемисиново и двинулся в сторону гостиницы.
    Вёл всех уверенно и целенаправленно я. Дело в том, что год назад именно в этом районе В.В. – в то время заместитель директора ПТУ - был на строительной «шабашке» с Виктором Ефименко (уважительное погоняло – «химик»)– мастером производственного обучения упомянутого учебного заведения. Третьим в бригаде был Иван Кепов – «крановой» из местной МПМК. Главный инженер этой организации хорошо знал Ефименко и порой подбрасывал ему срочную работу.  Так было и сейчас – некие залётные строители начали возводить объект, завезли все материалы, выложили бетонные полы и …по неизвестным причинам испарились. Мы достраивали силосную траншею (мне кажется, по документам уже сданную и введённую в строй) и совершили трудовой подвиг – возвели объект за 5 дней (заработав по 600 советских рублей на брата). Ефименко говорил так:
---До ста рублей в день – это работа, больше ста – «шабашка»).
   Кепов работал от организации, и был на окладе.  Приехав в Черемисиново поездом «Киев – Воронеж» ночью перед началом работы, мы с «химиком» останавливались в уже упомянутой гостинице.
     А вот и она – длинное одноэтажное здание с проваливающимся полом, покрытым потёртым синим линолеумом. Номеров всего три – одноместный «люкс», двухместный, очевидно для семейных пар, и восьмиместный - общий.
    В вестибюле нас ожидали: Владимир Конорев, поэт из соседнего районного города Щигры (он прибыл, чтобы принять участие в днях литературы), и инструктор РК КПСС. У него на руках были списки хозяйств, организаций и учреждений, где в последующие четыре дня должны были состояться встречи с читателями. Такая деловитость местных партийных работников обрадовала.
      Мы прибыли в обеденное время, поэтому предлагалось, что, разделившись на две группы мы сразу выдвинемся в хозяйства. Там, после выступлений, нас должны будут покормить, а вечером - встреча с местными литераторами в редакции районной газеты.
    Наша группа - А. Харитановский, В. Латышев и я - разместилась в видавшем виды «Москвиче» колхозного парторга Иванова, и мы помчались по пыльной грунтовке.
…Первая встреча с читателями под открытым небом…Жара, пыль, иногда чуть повеет свежий степной ветерок…. Просёлочная дорога вдоль лесополосы. Группа колхозниц, побросавших тяпки, примостилась в тени деревьев. Женщины внимательно слушают заезжих писателей. Щебечут птички, вдали слышен гул машин. Я начинаю. И почти сразу передаю слово Александру Харитоновскому – сухощавому лысому дядьке лет 60 . Он в недорогом видавшем виды сером костюме. В руках толстая папка с книгами. Писатель невысок ростом, жилист, крепок и напорист, говорит весомо и со знанием дела.
    Родился в 1923г. в Гатчине в семье инженера строителя. После средней школы сразу стал учителем математики на Алтае. В декабре 1941 г. был призван на Тихоокеанский флот. Участник войны с Японией. После демобилизации учился в Московском финансовом институте на англоязычном отделении, работал корреспондентом ТАСС в Грозном, на Камчатке, в Курске.
    Писателя волнуют героико-патриотические темы, Его персонажи – советские люди сильных характеров, способные на поступок. Это простые моряки, которые в трудной штормовой ситуации не сдрейфили, спасли своё перевернувшееся в прибойных волнах небольшое судёнышко и вырвались из подводного плена (Повесть «В подводной западне»). Это путешественник-комсомолец Глеб Травин, который в одиночку в 30-е годы объехал на велосипеде вокруг СССР по его границам. За это он был награждён Почётной грамотой Камчатского обкома ВЛКСМ (Повесть «Человек с железным оленем»). Рассказывая о своих книгах, зачитывая яркие отрывки, А. Харитановский как бы подтверждает слова Максима Горького: «В жизни всегда есть место подвигу!» Заканчивая выступление, писатель говорит:
---Есть такая океанская рыба – камбала. Она всегда плавает у самого дна. И если движется над песчаным дном, то приобретает цвет песка. Над каменистой грядой – она уже рябит, как морские камни или галька. А если под рыбой заросли ламинарии – морской капусты - то и она становится вся зелёная. Так и качается в толще воды, меняя цвет.
   Писатель выпрямляет перед собой руку ладонью вниз и покачивает ею, изображая движения мимикрирующей камбалы:
--- Ненавижу людей – хамелеонов, этаких камбаловидных деятелей. Нам надо жить по законам чести, правды и достоинства!
   Затем наступает время сатирических миниатюр В.Латышева.
   Вторая встреча прошла у той же лесопосадке. Выступать пришлось перед свекловичницами, которые приехали на заработки с Западной Украины, из Закарпатья.
   … Попрощавшись с загорелыми, весёлыми гуцулками, щебечущими на «мове», отъезжаем на достаточное расстояние от свекловичной плантации. Парторг глушит мотор, вытаскивает из багажника какую – то сумку и, делая нам призывные знаки, устремляется в тенистое скопление клёнов, акаций и берёз. В мгновение ока на травянистом бугорке раскинута армейская плащ - палатка, на ней – коньяк, водка, лимонад. Из закусок – колбаса, сыр, варёные яйца, буханка хлеба, печенье. Хозяин, раскинувший «скатерть – самобранку» предлагает слегка перекусить, а потом уже двинуться дальше. Он откупоривает коньяк. Призывно звенят стопки, но…Оказывается Сан Саныч не пьёт, а Латышев не пьёт ВОВСЕ! Коллизия. У Иванова опускаются руки. Он чуть слышно говорит мне, что выступлений сегодня больше не будет, наверстаем завтра. А сегодня хотел посидеть в тишине на воздухе, побеседовать с гостями. И такой облом. Но мне-то что – стопку коньячку я пропущу за начало нашего пропагандистского дела!
   Через полчаса –  в путь.
    Впереди показалось продолговатое зеркало небольшого пруда, по - над дорогой полевой стан с выцветшим красным флажком и дощатыми столами летней кухни. До боли знакомые места…Позвольте! Да ведь по этой грунтовке в прошлом году мы с Виктором Ефименко ездили на автокране Ивана Кепова на обед в эту столовую! А на другом берегу ставка и наша силосная траншея – стоит себе, как ни в чём не бывало, возле коровника, обсыпанная со всех сторон обваловками из чернозёма. Бетонная, нерушимая. Перезимовала, кормила коров и теперь ждёт нового урожая кукурузы.
---Дичь какая – то… Тянут меня, как дефку, в кусты водку пить. Лучше бы толчонку приготовили, – брюзжит Харитановский, крепко прижимая к груди папку с книгами.
   «Москвич», натужно гудя мотором, взбирается на взгорок рядом с полевой кухней. Парторг устремляется к дородной поварихе, что-то жарко объясняет ей, потом возвращается к голодным писателям:
---Механизаторы уже пообедали, но нам пообещали тоже что-либо найти.
   На столе появляется огромная кастрюля с остатками наваристого картофельного супа – чем не вожделенное пюре, которое маститый прозаик называет «толчонкой»? Харитановский удовлетворён -  он с наслаждением обоняет пахнущую дымком картошку. Хозяйка выносит из дощатой кухни миску с варёным мясом, несколько луковиц, кринку парного молока и ковригу «духмяного» хлеба. Латышев ест, молча, Александр Александрович – с хрустом за ушами. Путешественники и журналисты всегда любили покушать.
    Мы подъезжаем к гостинице, когда навстречу нам из дверей выходит вторая бригада: Ветков, Паршин и Конорев. Они направляются в редакцию местной газеты «Ленинское слово» на встречу с черемисиновскими литераторами. Нам приходится ускориться, чтобы догнать их.
      Харитановский в редакцию не пошёл, сославшись на усталость. К тому же он недоумевает – почему встреча в редакции шефская (бесплатная)? Ведь за своих коллег – газетчиков мог расплатиться областной Союз журналистов, да и у самих районных газет, наверняка, есть финансы!
--- Вот над чем Вам надо поработать, В. В.!
   Встречи с районными журналистами, прозаиками и поэтами традиционны. Из редакции газеты на зелёный, цветущий двор вынесены стулья, там есть врытая в землю скамья, стол и крепкий диван под навесом.  Всем хватает места и внимания. Редактор знакомит с коллективом, с местными литераторами, некоторых из которых я уже знаю по литературным совещаниям.
    Вот   и Алексей Тимонов – герой нашего семинара. Оказывается, он живёт недалеко, в деревне Кулига, работает в колхозе электриком. За эти годы поступил в Литературный институт им. М. Горького на заочное отделение. Учится в одной группе со знаменитой Натальей Варлей (Ниной из «Кавказской пленницы»). Готовит к изданию книжку стихов, которая и станет его дипломной работой. Рассказывая обо всём этом, Алексей сильно заикается. Становится понятно, почему его нет в списках литераторов, допущенных к поездкам по линии БПХЛ. По просьбе собравшихся Ю.Паршин читает с листа стихотворение:
АЛЕКСЕЙ ТИМОНОВ
Не укоряю жизнь,
Что есть в ней чёрный час,
Благодарю, что есть
Минуты светлые.
Жизнь никого не ждёт,
Идёт за годом год,
 Вперёд идут часы,
Поспешно тикая.
Но время сбавит ход,
И к нам с небес сойдёт
Минута светлая, минута тихая…
     (Со временем написалось стихотворение:
В.В.
В селе Кулига Тимонов живёт…
Плывут над ним раздольно облака.
Стихи попишет, хлеба пожуёт.
Трава свежа, тропинка далека.

Он вспоминает древнюю Москву.
Прославленный в стихах Литинститут.
Варлей Наталью – сверстницу свою -,
Что «Пленницей кавказскою» зовут.

И всё бы «ладушки»: просторы широки,
И ослепительны на небе облака.
В полёт, в полёт! Как взгляд из-под руки…
Но чернозём…Как почва и судьба.
   (31 июля 2016года из Союза писателей позвонила Марина Домашева. Умер Алексей Тимонов. С трудом – болели ноги - я пришёл в Дом скорби на ул. 50 лет Октября. В большом зале в дальнем углу среди крышек и венков стоял гроб поэта - земляка. Вокруг разместились А.Шитиков, Н.Гребнев, Н.Пахомов, В.Корнев…Родственники покойного.
   Стройная миловидная женщина в очках – дочь Алексея Ивановича - Татьяна рассказывает:
---Мама умерла несколько лет назад. На семейном совете решили – дом в деревне продать, купить квартиру в Курске на проспекте Победы, отца забрать к себе. Он, конечно, скучал, но крепился. Занимался литературным творчеством, выпустил книжку стихов. В свободное время смотрел телевизор. Очень любил пельмени…??? Выступление команды КВН «Уральские пельмени». Всегда громко хохотал. Вот и позавчера отсмеялся, встал с кресла – пойду, воды попью – и двинулся на кухню. И вдруг – стук, грохот! Забегаем, а он лежит на полу по диагонали комнаты. Мёртвый. Хоронить мы его повезём в Кулигу, к маме…
     Тимонов Алексей Иванович (1945 – 31.07. 2016). Член Союза писателей России).
    Но вернёмся в 1984год в редакцию Черемисиновской районной газеты. Выступают В.Ветков, В.Конорев. Начинается заинтересованный разговор. Звучат стихи, проза. В. Латышев незаметно ходит по редакционному двору, собирает стихи и короткие рассказы приехавших гостей – завтра в районке пойдёт литературная страница. Такая оперативность радует!
    Под конец беседы на столике появляется редакторский коньячок, чай, конфеты. Но пора уже и честь знать. Дружной толпой двигаемся в гостиницу.
   В общем номере одинокий Харитановский лежит на постели в майке и цветных семейных трусах. Ему жарко. Он недоволен тем, что в гостинице нет свободного одноместного номера. Ему нужно работать! Он держит в руках только что вышедший из печати в Ростове-на-Дону его фундаментальный роман «Ступени» о поездке А.М.Горького в США, о работе над книгой «Мать»:
--- Я трудился над ним десять лет. А каких усилий стоило пробить роман в издательстве. Конечно, мне очень ТАСС овцы помогли. Но главное – блестящая рецензия известного советского «горькоеда» - доктора филологических наук Шацилло.
Рядом с кроватью Харитоновского останавливается Латышев. Он тоже в майке и в синих трико – тянучках. Сатирик несёт из коридора литровую банку с водой. Сейчас будет кипятить воду, заваривать грузинский чай:
---Сан Саныч – Вам:
Лет десять был в мыле и пене –
В искусство крутые «Ступени»!
   Дверь в номер распахивается – двое местных поэтов под руки втаскивают обмякшего Юрия Паршина и укладывают на указанную Латышевым крайнюю койку. Харитановский укоризненно качает головой:
--- Эх, Юра, Юра, опять?
   Но Юрий Петрович уже крепко спит прямо в верхней одежде и обуви.  Володя Конорев стаскивает с него пыльные кроссовки. Первый день нашей творческой командировки подошёл к концу.
     Следующее утро начинается с подъёма, водных процедур, посещения удобств во дворе. Энергичный Александр Александрович делает зарядку на крыльце гостиницы. Ветков прогуливается по просёлку, обдумывая строчки своих новых миниатюр. Юрий Петрович сидит в номере за столом и пытается взять в руки кружку с горячим латышевским чаем. Ему мешает это сделать широко амплитудный тремор. Наконец, умудрившись отпить несколько глотков, поэт отодвигает кружку со словами:
---Чай не водка – много не выпьешь.
   Писатели направляются в районную столовую на завтрак. Я, наскоро перекусив, выхожу на крыльцо, поглядывая на часы: с минуты на минуту должны прибыть автомашины за нами. Ветков выходит из столовой и начальственно (старший редактор ЦЧКИ по Курской области!) обращается ко мне:
--- В, В., давай сделаем перестановку – Латышев пойдёт к нам с Паршиным, а ты возьми в группу Володю Конорева.
   Об истинных причинах такой рокировки я догадываюсь потом – Латышев отлично справляется с проблемами заполнения и оформления путёвок. Ведь на каждой надо проставить номер банковского счёта, подпись и печать. Нужен подход к руководителю или главному бухгалтеру. И тут Владимир Алексеевич виртуозен - он целует ручки, читает поэтические комплименты, а то и дарит садовые цветы с колхозной клумбы. Оставшиеся четыре дня мы работаем бригадой – Харитановский, Конорев и я.
   Владимир Никитович Конорев уроженец Поныровского района Курской области. Раннее детство пришлось на период Великой Отечественной войны. Одарённый сельский паренёк начал писать стихи в 50-х годах прошлого века. В 13 лет напечатал первые строчки в районке. Участвовал в конкурсах юных поэтов. После окончания школы и службы в Советской армии работал электриком, заочно закончил Московский политехнический институт. Долгие годы трудился инженером в Казахстане, а потом переехал в город Щигры Курской области, где работал в электросетях. Мужичок невысокого роста, болезненный на вид, Владимир не производил впечатления пишущего человека, поэта…Ему надо было преодолеть волнение, раскрыть душу перед читателем и слушателем, а тут ещё безотвязное слово – паразит – «Тэе, як його» … И где он его только подхватил, но:
КОЛЮ ДРОВА
Колю дрова, колю дрова.
Дробится эхо в перелеске.
Слетают крепкие слова
С щепой сосновой вперемешку.


И из души уходит мгла,
И жар обиды горькой стынет.
Колю обиду пополам
И половинки половиню.

Тебя припомню сквозь года
Бедовой девушкой в косынке.
И превращается тогда
Вся ссора в малую лучинку.

И снова тёплые слова
Во мне звучат призывно, трубно…
Колю дрова, колю дрова,
Когда сдержать обиду трудно.
   Пять дней промелькнули незаметно. Десятки выступлений, встреч, поездок по району. Но вот в пятницу к станции прибывает вечерняя электричка из Касторного. Домой, домой - в Курск!
     В понедельник я пришёл на работу к 9 часам. В 10 появилась бухгалтер бюро, и мы подвели итоги поездки, а именно: рассортировали путёвки по организациям, подсчитали количество выступлений. Их оказалось почти 100. Хороший результат за 4,5 дня работы 6 человек.
 Теперь надо ждать поступления денег в Госбанк на счёт БПХЛ, а потом выплачивать гонорары писателям.
  Но Любовь Ильинична сложила отдельно все путёвки А.А. Харитоновского(их оказалось 15), вытащила из сейфа деньги и, отсчитав 225 рублей, стала оформлять ведомость на выдачу «гонорара за выступления»…Я с недоумением смотрел на Иванову. Но в 11 часов всё объяснилось – в кабинет вошёл А.А. Харитоновский. Одетый в отутюженные брюки и летнюю рубашку цвета «хаки», загорелый, отдохнувший дома после командировки он излучал неподдельный оптимизм. Мы обменялись рукопожатиями, он с улыбкой подошёл к столу бухгалтера:
--- Ну, как ваши дела, Любушка?
---Всё в порядке.
--- А мы тоже хорошо съездили, славно поработали. Я вот сделал 15 выступлений, у меня всё записано.
---Совершенно верно, Александр Александрович! Вот они все ваши путёвки.
---Ну, вот и чудненько! Где мне тут расписаться?
   Харитановский ставит замысловатую подпись в ведомости, забирает и пересчитывает гонорар и, приподняв соломенную шляпу, удаляется в прекрасном настроении.
---Любовь Ильинична, а как вы его профинансировали – ведь деньги из Черемисиново ещё не поступили?
--- Я тоже ему когда-то так по молодости сказала.
А он мне в ответ:
--- Дичь какая-то. У вас в кассе деньги должны быть всегда.
    Вот и поговори с ним - экономистом – международником.
    Работа БПХЛ начала обретать определённый ритм. В летнее время можно было выезжать в районы по два раза в месяц, но этого не получалось – Паршин, Ветков с семьями уехали в дома творчества в Пицунду и Коктебель. В боевом строю оставался только Харитановский, неутомим был и Латышев. Они готовы были ехать в любые самые отдалённые уголки области, «глаголом жечь сердца людей», получая при этом хорошие гонорары. Однако, нужны были новые творческие писательские силы…Приходилось обзванивать Бюро пропаганды Белгорода, Воронежа, Орла, приглашать на дни литературы писателей из других областей Черноземья, устанавливать личные контакты.
     В ноябре командировки закончились – зимой работа Бюро проходила, в основном, в областном центре. По всему чувствовалось, что план мы выполнимой это радовало.
  ПОДГОТОВКА К ЮБИЛЕЮ Е.И.БОСОВА. ЮБИЛЕЙ.
   В декабре 1984г. началась подготовка к 60 летнему юбилею Е.И.Босов. Сопровождалась она какой-то под ковёрной вознёй.     Независимый, своенравный Босов был для руководителей города и области, как кость в горле. Гордость родной земли, живой классик советской литературы, израненный в боях фронтовик…при всём при этом – не член КПСС, отказывается в неё вступать, поэтому демократический централизм, партийная дисциплина для него пустой звук. Коммунисты всей области   обсуждают решения очередного Пленума ЦК, а Лауреат Государственной премии России писатель Босов сидит с удочкой на берегу Тускари и ловит пескарей.
    А тут ещё, как снег на голову, из Москвы приходит сообщение, что юбиляр награждён орденом Ленина! И сделано это, якобы, без согласования с местным начальством. Не знаю всех тонкостей момента, но ситуация сложилась непростая: главная награда Родины, но какая-то чуть ли не полулегальная. Надо её вручать прилюдно – в театре, в филармонии, в конце концов, в зале областной библиотеки им. Н.Асеева, но первые области лица обижены, поэтому никакой торжественности и публичности мероприятия.
    Сольникова поступает команда – организовать награждение в кулуарах, в помещении писательской организации! причём привезёт и вручит награду некий сотрудник аппарата…
   Но на это не согласен юбиляр – они бы ещё придумали вручать награду в какой-нибудь подсобке! Пётр Георгиевич за эти дни даже осунулся и похудел – он оказался между молотом и наковальней.
   В конце концов ситуацию «разрулили» - орден Ленина Е.И.Босову вручили при небольшом скоплении «шлемоносовцев», литературной общественности и сотрудников управления культуры в большом зале на третьем этаже Дома книги, где обычно проходили литературные семинары. Публика рассаживалась на стульях, писатели окружили стол президиума, когда в двери вошли два руководящих товарища и двинулись к столу. Стало понятно, что это были представители властных структур, но кто? По рядам негромко прозвучала фамилия Добриков или …
   Гости узнали Сольникова – он часто бывал на совещаниях, сиживал в президиумах, но вот кто здесь Носов? Начальственно кивая литературной элите, гости двинулись к… Ф.М.Голубеву. Он был благообразен – высок, лыс. Добротный костюм украшали ордена и медали подполковника – фронтовика. Но кадровый контрразведчик сразу понял промах «Добрикова» и чуть заметным жестом указал на Носова:
---Вот он, наш орденоносец!
Награда Родины обрела своего хозяина.
    Перед самым Новым годом бухгалтер Светлана позвонила Евгению Ивановичу и пригласила в писательскую организацию: из правления Союза писателей СССР пришли деньги, выделенные литфондом на празднование юбилея Е.И.Босов. Через некоторое время он приехал в Союз, широко открыл дверь в помещение БПХЛ, внимательно осмотрел всех нас сквозь очки, поздоровался. Весь штат БПХЛ вскочил, засуетился.  Елена Михайловна хотела помочь юбиляру сеять верхнюю одежду, однако Босов медленно подошёл к столу Светланы и сел на стул. Бухгалтер положила перед ним финансовые документы и вытащила из сейфа упакованную банковскую пачку пятирублёвых купюр (500 рублей). Классик расписался в ведомости, положил деньги в боковой карман пальто и вышел из кабинета.
    Мы занимались текущими делами, я составлял отчёт о поездках в районы, о количестве выступлений писателей. Цифры разнились: если Харитановский, Латышев и я участвовали во всех днях литературы, и количество выступлений составляло несколько десятков, то Алёхин, Баскевич, Голубев, Леськов, Коркина в силу возраста, болезней или занятости на работе выступали перед читателями совсем немного.
   Примерно через час большая таблица, где были указаны ФИО писателей, их членство в Союзе, районы области, организации и учреждения, где побывал участник дней литературы, общее количество выступлений и полученный за них гонорар – была, в основном, заполнена, и я понёс её к Сольникова. Он был в кабинете не один – в кресле под форточкой восседал Евгений Иванович. Видимо, я прервал их задушевный разговор – оба не дружелюбно посмотрели на меня. Но Сольников, увидев расчерченную мной таблицу, протянул руку:
---Давай-ка, В.В., посмотрим, что вы там наработали!
Он положил таблицу так, чтобы она была почти повёрнута к Босову:
---Ну, иди сюда, заведующий, поясни свою цифирь.
Я подошёл к столу и стал расшифровывать надписи в колонках таблицы:
---Так, лидеры по количеству выступлений Харитановский и Латышев. А также В.В. – Босов внимательно посмотрел на меня.
--- Часто ездил Юра, а вот почему Миша и Володя отстают?
   Туг надо было пояснить, что я возил все писательские бригады в районы и, поэтому, работал вместе со всеми. Тем более Сольников разрешил мне делать в среднем до десяти выступлений в месяц.
Но Сольников молчал…
   Паршин был уже на творческом положении и, работая по линии БЛХЛ, кормил семью.
   Ветков и Леськом ездили, когда позволяла основная работа (у одного в мединституте, у другого в редакции).
   Но сказать всего этого я не успел – в кабинет вошли Леськов и Паршин. Я собрал свои бумаги и отошёл от стола.
…Они пришли с отчётом:
--- Евгений Иванович! Мы были у администратора ресторана «Центральный». На 15 или 16 января нам предложили закрытый банкетный зал на 20 человек.
---Количество приглашённых надо ещё уточнять, - сказал Босов, -
--- И что же вы заказали?
--- Нам дали меню, и вот что мы выбрали. 20 порций оливье, 20 селёдочных салатов и 20 порций «курица с гарниром картофельное пюре». Хлеба по 5 кусков, Напитки – соки и лимонад. Колбасу и сыр можно купить в гастрономе и попросить сделать нарезку.
---Спиртное мы считаем отдельно. Надо брать две бутылки коньяка на главный стол и пять бутылок водки. «А пять мы пронесём с собой в портфелях», - сказал Ю. Паршин.
   Босов недовольно засопел носом:
---Да вы что – с ума посходили что ли? Какая колбаса и сыр из магазина? Какая водка в портфелях? Вы что организуете студенческую вечеринку в общаге мединститута?
---Ну –ка, дайте меню…Первые блюда не нужны. Так Пётра? – Босов искоса посмотрел на Сольникова, который сидел в своём кресле, умильно сложив богатырские ладони под подбородком.
---К вашему заказу ещё 20 шашлыков, столько же вот это мясо в горшочках. Салаты из кальмаров, три гуся, запеченных в духовке, фаршированная рыба. Фрукты – виноград, яблоки, бананы. Разных шоколадных конфет. Три бутылки шампанского и несколько бутылок сухого вина для женщин и минералки. Водки – из расчёта бутылка на двоих.
   Босов достал из кармана пальто пачку денег и подал её Леськову:
---Вот тебе моё беспартийный взнос, идите и закажите всё достойно. Не позорьте меня селёдочными салатами.
      В один из январских дней 1985 года Сольников сказал мне:
---Завтра Евгений Иванович собирает у себя дома застолье. Будут, конечно, избранные. Он приглашает и тебя.
   С вечера я нагладил брюки, рубашку, начистил зимние сапоги:
---Босов пригласил к себе домой на юбилей. Волнуюсь. Надо купить подарок.
---Купи хороший одеколон. Или письменный прибор. Писателю, - посоветовала жена.
  На другой день в 15 часов в писательской организации начали собираться «шлемоносовцы». Дружной творческой компанией вышли на ул. Ленина. Подошёл автобус № 19 до вокзала, но нам и ехать надо было 4 остановки до пл. «Перекальского». Мимо гастронома спустились до ул. Блинова, прошли во двор девятиэтажного дома из силикатного кирпича и партиями по 4-5 человек начали подниматься на 8(?) этаж в квартиру Мастера. Входили в прихожую, топтались, раздевались. Пальто вешали в шкаф, раскладывали на диване в небольшой комнате.  Босов стоял на пороге другой, большой, комнаты и басовито приглашал всех проходить. Я двигался одним из последних, и подал юбиляру  сверкающий письменный прибор, изготовленный на Электроаппаратном заводе:
---Ну, зачем ты, В.В., тратился…Спасибо, проходи.
   Писатели проходили в комнаты, рассаживались, а я пошёл по огромной квартире, не понимая сколько в ней комнат и каких…Сравнить мне было не с чем.
      До 1966 г. семья наша из 4 человек – родители и мы с сестрой (1963 года рождения) проживали в одной комнате (20 кв. метров) двухэтажного заводского общежития. В 1966г. отец получил двухкомнатную квартиру - она казалась мне огромной. Почти без мебели, которая в те годы была в дефиците. Родители записались в очередь на приобретение мебели и году в 1968 купили коричневый стильный гарнитур. Он состоял из дивана, двух кресел, раздвижного стола и 6 стульев, журнального столика, платяного шкафа и двух небольших шкафов – посудного и книжного, которые поставленные рядом представляли «стенку». (Производство, кажется, Прибалтики).
   Я в следующем году закончил школу, поступил на мехмат Харьковского госуниверситета и жил в студенческом общежитии на Алексеевке. С математикой не заладилось, и в апреле 1970 г. я уже трудился на кирпичном заводе на проспекте Гагарина, и жил в рабочем общежитии. В ноябре был призван в Советскую армию, и на два года родным домом стала солдатская казарма. А потом – вновь студенческое общежитие до 1978г. И, наконец, семейное общежитие ПТУ, где на первом этаже жили мастера производственного обучения и молодые преподаватели.
    Привыкнув к неуюту рабочих и студенческих общежитий, к строгости и простоте солдатской казармы, в квартире Босова я чуть не заблудился. Пять или шесть комнат. Две ванные, два туалета. Что это за жилище такое? Это теперь я могу всё объяснить: Евгению Ивановичу городские власти выделили ДВЕ квартиры в престижном доме. Трёхкомнатную и смежную с нею двухкомнатную. Если мне не изменяет память -  дверь в одну из них была замурована, входили все через двухкомнатную и растекались по квартире. Окна выходили во двор, а на противоположенной (восточной) стороне - на бескрайние заречные дали реки Тускарь. Центр нашего древнего города стоит на холме. Из дома писателя было видно далеко, далеко окрест. Кабинет Босова – большая комната с крепким рабочим столом, диваном и шкафами для книг и различных поделок тоже выходил окном на восток.
   Именно в этом кабинете Босов читал свой рассказ «Нос», опубликованный в январском (1985г.) номере «Нашего современника», сигнальный экземпляр которого в подарок юбиляру привёз ответственный секретарь журнала Сергей Лиговской (сын знаменитого поэта). Рассказ – рецензия на стихи Ивана Заборов, который радостно улыбался, посматривая на окружающих.  Рассказ был написан с юмором, с подковыркой в адрес Первого, которого, с помощью клоунского пластмассового носа водил за нос смекалистый журналист Ваня, прикидываясь стариком велосипедистом, спешащим на рыбалку, а не на сельхоз работы, на которых аврально, по приказу Первого, трудился весь район. Слушатели, рассевшись на диване и на принесённых стульях, покатывались со смеху – так ловко и весело (в стиле одноимённого героя русских сказок) Ваня дурачил Первого, который руководил районом, где недавно была возведена Курчатовская атомная электростанция.
     После чтения, стулья перенесли в большую комнату, в которой от разнообразных блюд ломился огромный   стол. Гости рассаживались на кресла, стулья, табуретки…Во главе всего праздничного великолепия – сам юбиляр. (Я не даю портретных характеристик – всё торжество активно снимал фотокор «Советской России» Павел Кривцов, оставивший блистательную галерею портретов Евгения Ивановича. По правую и левую руку от Босова расселись С. Луговской, М. Гусаров, П. Сольников, Миша, Юра, Володя (Леськов, Паршин, Ветков).  И. Заборов. Очевидно, художник – фронтовик М. Шорохов. Сын Босова - Евгений, внук Роман. Собака Жакан. Тут же с краю присел на стул и я.
   Праздничное застолье началось. Коньяк и водка, марочные и сухие вина…Но пили и ели гости умеренно. Густым низким, чуть с гнусавинкой, голосом говорил Босов. Поддерживали разговор «москвичи» и всезнающий Паршин, Леськов провозглашал здравицы, Ветков острил.  Мудро помалкивал Сольников. Лихих за столом Егора Долянского и Николая Юрьевича Корнева Босов в дом не позвал.    Из кушаний особенно запомнилось мне что-то мясное, копчёное и круглое, как большая голова сыра. (Очевидно, это был окорок - подарок юбиляру от друзей-охотников). Хозяин дома, острейшим ножом, отрезал тонкие пласты мяса, укладывал их на тарелки и передавал женщинам, которые обносили гостей.
   Это были жена Босова, его дочь и невестка.
   Валентина Родионовна – невысокая, миловидная женщина ни разу не присела к столу рядом с мужем. Подав все кушанья, она удалилась в другую комнату, чтобы не мешать мужскому застолью.
     В «Книге о Мастере» (2) есть сведения о знакомстве израненного фронтовика двадцатилетнего Жени Босова и студентки торгового техникума Вали Ульяновой. После окончания техникума Валю направили в Казахстан в город Талды-Курган работать продавцом.       Евгений, который к этому времени закончил десятилетку, женился на Валентине и уехал с нею к месту распределения молодого специалиста.
     Много трудностей выпало на их долю – и бедность, безработица мужа и полуголодное существование. Но постепенно жизнь – даже в ветхой мазанке с дерюжкой вместо двери – стала налаживаться. Евгений устроился на работу в газету «Смеречинская правда», здоровой рукой делал зарисовки, писал краткие корреспонденции, небольшие рассказы. Подрастал сын Женя.
   Пять лет прожили Басовы в далёком краю (вот как строго тогда молодые специалисты отрабатывали срок по распределению). Потом возвращение на родину. Босов работает в газете «Молодая гвардия», издаёт свои первые книги. Начинается его крутой подъём к вершинам русской советской литературы. Молодой писатель едет учиться в Москву на двухгодичные Высшие литературные курсы, жена остаётся дома с двумя детьми. Да, Валентина Родионовна, может и была далека от творческой жизни мужа (большую часть жизни она проработала продавцом, а с 1964года трудилась оператором газовой котельной при обкомовской больнице), но она была его женой, подругой, матерью его детей.
    И поэтому больно резанул по сердцу материал, который мне попался в интернете: «Соловьиная песня Евгения Босова».  Автор «песни» – писательница Ирина Ракша, которая называет себя «музой» Е. Босова. В 1971-72 годах между ними вспыхнул роман, Евгений Иванович написал Ирине Ракше сорок писем о любви, которые стали основой литературного произведения «Письма чужой жене».
«Босов видел во мне своё отражение. В Переделкине на деревьях он писал моё имя: Ира, Ирок, Ирочка, Ириша.
Женя был очень начитан и мудр…
Ему была дана Богом большая любовь…
    Он победил и обуздал себя в неравных отношениях с нелюбимой женщиной, с которой прожил жизнь, перетерпев её до конца…
   Я перестала заламывать руки:
---Женя, где ты, как же ты мог?
Я взяла Анечку, дочку, за одну руку, Юра (муж) за другую, и мы дружно повели её в школу. Первый раз в первый класс. На том и кончился этот яркий роман с Евгением Босовым».
    Я делал эту запись24 января 2019года. И думал – как долго хранила в себе ЭТО талантливая писательница И. Ракша. И что заставило её, восьмидесятилетнюю женщину выплеснуть в интернет давнюю обиду на Босова? Выплеснуть в духе нашего окаянного времени – на суд читателей, зрителей, обывателей, потирающих руки у замочной скважины и смакующих интимную жизнь артистов Джигарханяна, Петросяна, певца Серова, Малинина и прочих, прочих. Вот теперь ещё и классик русской литературы Евгений Босов, который сбежал от своей московской «музы» к «нелюбимой» жене, попал в эту компанию.
   Вечер подходил к концу. Гости одевались, прощались, выходили из квартиры. Босов, пожимая мне руку, сказал:
---Спасибо, что пришёл. Хорошо сидел, молчал. Приходи-ка завтра в ресторан «Центральный» к 16 часам.  И без подарков. Вон их сколько мне понанесли, - он указал на журнальный столик, уставленный письменными приборами.
    С трудом я доехал в тот вечер на далёкую окраину Курска в своё общежитие.
   На другой день курский литературный бомонд собрался в банкетном зале ресторана «Центральный» на Красной площади. Гостиница и ресторан соединялись длинным коридором. В ресторане играл оркестр, в коридор выносило клубы сигаретного дыма, крики и пение веселящихся посетителей. Дверь в Банкетный зал открывалась из упомянутого коридора, за нею было большое помещение, украшенное лепниной, настенными светильниками. И опять – роскошный длинный стол, уставленный разнообразными яствами. С восточной стороны к нему примыкал, образуя букву Т короткий стол, за которым в центре сидел юбиляр. Рядом с ним – две женщины: по правую руку Светлана Ивановна Конова, секретарь ОК КПСС по идеологии (настоящая русская красавица, прошедшая путь от простой комсомолки - студентки до лидера областной партийной организации). Слева от Босова сидела… молодая сотрудница краеведческого музея, которую я знал только в лицо. Вокруг расселись гости юбиляра. Ко вчерашним: Луговскому, Гусаровку, Сольникову, Веткову ( с ним рядом сидела Елена Михайловна)…Леськову, Паршину, Заборову, присоединились Алексей Шитиков, Егор Долянский и Николай Корнев. Напротив меня, улыбаясь, восседал редактор газеты «Молодая гвардия» Михаил Изотов. Пиршество началось. Одной из первых произнесла тост Конова:
--- Евгений Иванович, позвольте поздравить Вас с юбилеем, с великой наградой Родины – орденом «Ленина» …
Секретарь по идеологии говорила красиво и убедительно, завершила своё поздравление она так:
---Вы прожили большую и яркую жизнь. Сражались на войне, работали газетчиком в Казахстане и Курске. Учились в Москве. И писали свои прекрасные книги. Именно на родной земле вы обрели литературную славу и любовь.
 Светлана Ивановна выразительно посмотрела в сторону сотрудницы музея. Сольников чуть слышно прошептал Коновой:
---Это не жена…
--- Я знаю, кто это, - с достоинством, негромко, ответила Конова и отпила шампанского. ( Переделкинская муза Евгения Ивановича И. Ракша до сих пор думает, что Босов струсил и убежал от неё к «нелюбимой» жене…Почему она не может допустить, что у Евгения Ивановича могла быть ещё одна муза  в родном городе?).
   Вечер набирал обороты. Звучала музыка, раздавались голоса, тосты. Начал подавать свои громкие реплики Николай Юрьевич, Егор беспрерывно читал куплеты и короткие стихи. Попросили выключить музыку и попытались запеть что-то народное. Не заладилось. Курили так, что дым стоял облаком. Незаметно простилась и ушла С.И. Конова. Я сидел рядом с Н.Корневым и подливал ему водки, когда он искоса посматривал на меня и говорил:
---Пиеемлемо.
Сам я почти не пил – празднество затягивалось на несколько дней, надо было поберечь здоровье. К концу вечера все устали. Поднялась со своего места Елена Михайловна и пошла вдоль стола, собирая в полиэтиленовые пакеты, нарезанные сыр и колбасу, куски курицы и мясо из горшочков. Мне, не привыкшему к посещению ресторанов, это показалось диким, но Евгений Иванович смотрел на эту «зачистку» стола спокойно, а Ветков шёл за Еленой Михайловной с широко открытым портфелем, укладывая в него кульки с недоеденным.
 В конце вечера мне исключительно повезло – Миша Изотов дал указание своему шоферу отвезти меня домой, и мы среди ночи домчались в общежитие ПТУ на старенькой дребезжащей редакторской «Волге» минут за двадцать…

НИКОЛАЙ ШАДРИН
    В конце января 1985года в кабинет БПХЛ вошёл высокий стройный мужчина в белом овчинном тулупе и лисьей шапке с привязанным к ней, болтающемся в воздухе, мягким пушистым хвостом. Всем своим видом, особенно усами, он напоминал популярного артиста Леонида Филатова. Это был Николай Шадрин.
Вот, что сообщает о нём Ю.Бугров:
---01.05.1947, с. Бирюса, Красноярский край. Писатель, актёр. Работал на Красноярской ГЭС. В 1972 окончил институт искусств во Владивостоке. С 1977 г. актёр Курского драматического театра им. А.С.Пушкина (1,182).
     Я был знаком с Николаем Шадриным, пересекался с ним на семинарах, хотя он всегда участвовал в работе секции прозы. Писал он много, но с публикациями были проблемы. Стащив с головы огромную шапку, он встал посреди кабинета и начал рассказывать о своих злоключениях: оказывается, из-за плотного графика работы «на театре», он опоздал на межрегиональный семинар молодых литераторов в Минске и приехал в столицу Беларуси, когда всё уже закончилось.
---Можно позвонить? – обратился Николай к Светлане – бухгалтеру. Та кивнула головой. Шадрин снял трубку, набрал номер…
---Евгений Иванович, извините – это Николай Шадрин. Вы, наверное, и не помните меня. Я подавал осенью на семинар свой рассказ «Медведь», сейчас возил его в Минск…Но опоздал и мою рукопись даже не обсуждали…
    Но я даже не об этом. Я хочу выразить Вам своё негодование!
    Хочу вам прямо заявить – вы бессовестный человек!
    Как вы можете так поступать, как вам не стыдно?
 Я только что прочитал ваш крайний рассказ «Нос» в «Нашем современнике»!
     Что же вы делаете?
      Вы!  Гениальный писатель земли русской, который заслуживает, по меньшей мере, Нобелевской премии, прозябаете на чернозёмных буграх былинного города и творите шедевры современной мировой литературы.
     Вы должны жить в Москве, возглавлять Союз писателей СССР!
     Я преклоняюсь перед вашим талантом и счастлив, что являюсь вашим современником.
      Николай Шадрин кладёт на аппарат телефонную трубку и «со слезами восторга на глазах» выходит из кабинета, прижимая к груди жаркую шапку. В бухгалтерии воцаряется мёртвая тишина…
      Постепенно после первых публикаций в областных газетах, Шадрин начал печататься в журналах «Подъём», «Сибирские огни», «Москва», «Литературный Владивосток». Писатель не забывал о своих родных местах, рассказывал, что в Сибири у него большая родня…
    В 1989г вышел в свет первый роман автора «Грех». А потом пошло, поехало: рассказы, романы, сборники прозы, переводы на иностранные языки, многочисленные литературные премии. Их перечень даётся в книге Ю.Бугрова(1, стр.383).
   Издать даже небольшую книжку стихов сложно без финансовой поддержки комитета по культуре или щедрых меценатов. А тут многостраничные «кирпичи» прозы! «Где деньги, Зин?» - как пел Владимир Семёнович Высоцкий. Я пытался заговорить с Шадриным об источниках финансирования, но он умело уходил от ответа или держал паузу. Может быть, помогала сибирская диаспора?
В.В.
                Николаю Шадрину
Восславить Шадрина не «Грех» -
Его вовсю ласкают музы.
Когда в спектакле он – успех.
А выйдет книга – шум в Союзе.
Усами он и ростом взял.
И есть в нём элегантность франта,
Но знаем, сложен пьедестал
Работой, потом и талантом.
     В те годы мы со студентами часто посещали театр. «Дикарь»,       « Поминальная молитва», « Двое на качелях»…
     Артист Николай Шадрин был задействован почти в каждом спектакле. Однажды я пригласил его выступить в наше музыкальное училище.
    У Сергея Бабкина есть стихотворение:
ВЫСТУПЛЕНИЕ
Товарищ мой – большой актёр:
Находчив, на язык остёр,
Всегда на ять, при всём параде
Естественно, не любит грим…
Так вот, однажды в мае с ним
Мы выступали в интернате.
Был длинный-длинный коридор,
И с завучем был разговор…

И вот напарник мой, актёр,
Хотя он также и прозаик,
Необъясним, неповторим,
Десятки шуток, пантомим
Явил –
И даже весь закраек,
Ряды последние, шумок
 Где нарастал, и плыл дымок,
Восторгом юным озарились!
Конечно, ожидали нудь,
Ребята – а, поди же, чуть
От смеха с лавок не свалились.
   Николай Шадрин с весёлой самоиронией рассказывал о своей театральной карьере, говорил, что ему не дают главных ролей – в основном его персонажи – это слуги, музыканты, охрана. Он часто выступал в спектаклях для детей на запасной сцене:
---Вот недавно получил роль козла.
   Все его одногодки – артисты В.Зорькин, В. Архангельский, Л.Мордовская и другие уже остепенились, получили звание «заслуженный», а Николай Иванович оставался просто артистом. Очевидно, это угнетало его. Я нахожу этому одно объяснение – он уже был известным писателем, много и широко издавался, получал литературные премии. Это вызывало зависть у коллег и руководителей театра.
   …Завершил своё выступление Н.Шадрин несколькими пантомимами: перетягивание каната, переноска большого листа стекла, боксёрский бой с тенью и чтением стихов и басен.
    В конце февраля - начале марта 1986г. в Москве состоялся ХХ!! Съезд КПСС. Полным ходом шла горбачёвская перестройка. Для разъяснения решений партии в районы области направлялись профессиональные пропагандисты. А с ними – деятели культуры и искусства.
    В один из мартовских дней в Фатежский район прибыла и наша мобильная группа: представитель ОК КПСС И.И, Эдуардов, художник В. Рыков, поэт В.В., актёр Н. Шадрин, артисты филармонии В. Хмелевской и В.Шендяпин.  Вячеслава Шендяпина до этого я никогда не видел, и сейчас весьма удивился мужичку в сильных очках, в заячьей шапке на лысой голове, в облезлой шубе из искусственного мех и с чемоданом в руках.
   На стареньком автобусе, который буксовал по тающему снегу и навозу, нас подвезли к МТФ и через торцевые ворота, мимо жующих и газующих коров, повели по широкому проходу к середине фермы. Там вся процессия свернула вправо, и мы вошли в довольно просторное помещение – красный уголок. С обязательным канцелярским столом и тремя рядами сбитых между собой деревянных кресел. В течение нескольких минут художник развесил на стенах свои картины, я разложил на краю стола книжки, В.Хмелевской установил в углу своё электронное пианино. Постепенно собрался народ – доярки, скотники.
  И.И. Эдуардов хорошо поставленным голосом пропагандиста и агитатора обрисовал картину политической жизни в стране, рассказал о начале работы Съезда КПСС, зачитал информационные сообщения, напечатанные в «Правде». Затем плавно перешёл к тому, что планы партии и народа находят отражение в искусстве. И передал слово нам.
   Член КОСХ СССР В. Рыков, рассказал собравшимся о своих картинах – пейзажах родной земли, я прочитал стихи о Родине, показал слушателям книжные новинки. Потом на середину помещения вышел актер облдрамтеатра Н.Шадрин, изобразил Бабу Ягу, козла и свои знаменитые пантомимы. Объявили выступление артистов филармонии. Рыжий В. Хмелевской уже давно сидел на стуле за своим инструментом. Но где же лысый вокалист?
   Вдруг боковая дверь распахнулась и на импровизированную сцену вышел артист. Как блестел его тщательно отутюженный белый костюм, сверкали глаза, чёрные вьющиеся волосы, как у певца Наджиева, спадали на плечи… Но более всего меня поразили его сверкающие лакированные туфли. Я инстинктивно втянул под стул свои резиновые сапоги, едва очищенные во дворе от густого навоза.
Задушевно звучали «Малиновый звон», «Домик окнами в сад», «Душа болит» и другие песни. После выступления певца – тишина…И минуты через 2-3 восторженные аплодисменты.
   Вечером, после ужина в сельском кафе, нас привезли в гостиницу. Мы с Николаем Шадриным заселились в один номер. Он открыл большой портфель, достал батон, пачку сливочного масла, коляску краковской колбасы, большую алюминиевую кружку. Пока грелась вода и заваривался чай, актёр горизонтально разрезал батон, снял верхнюю корочку и начал намазывать нижнюю часть батона густым слоем масла. Потом почистил колбасу, нарезал её «пятаками» и уложил их сверху. Потом покрыл батон верхней срезанной частью. Присев на кровать, Николай Иванович подождал, пока чай чуть остынет и начал уписывать «сэндвич». Я был потрясён:
---Вы едите на ночь, такой стройный и поджарый?
--- Спектакли заканчиваются около 10 вечера. Днём я обычно не ем – репетиции, спектакли. Догоняюсь вечером. Потом сплю часов до 9 утра. И всё нормально.
     В коридоре вдруг раздались пьяные крики, песни. Я выглянул за дверь: лысый человек в очках и потертой шубе, качаясь, стоял в вестибюле с бутылкой в руках.
---Шендяпина спивается. Недавно похоронил жену. Остался совсем один…А ведь настоящий талант. И где он только спиртное достаёт, везде ведь сухой закон?
   5 сентября 2018г пришло трагическое известие: на гастролях во Владикавказе после спектакля на 72 году жизни скоропостижно скончался актёр Курского драматического театра, член Союза писателей России Н.И. Шадрин.

ДИНАМИТ    РУССКОГО   МАТА       27.07 2014г.               
БОБЫЛЬКА 2
    Я сидел в своём кабинете и писал отчёт об очередной поездке в район, когда входная дверь после негромкого стука мягко отворилась, и на пороге появипся крепкий мужчина среднего роста лет около 60 - десяти. На нём был удобный разношенный пиджак песочного цвета и коричневые укороченные от многих стирок штаны. Укороченность эта усугублялась тем, что обувь посетителя имела толстую накленную подошву и большие резиновые каблуки. Очевидно, в каких-то моментах жизни обладатель каблуков хотел казаться выше ростом.  Тщательно расчёсанные на две стороны головы каштановые с проседью волосы ниспадали до плеч, делая его похожим на Нестора Махно. На лице светилась доброжелательная, но чуть настороженная улыбка – оскал крепких ровных зубов.
- Добрый дэнь, - мягко, як на мовi, прозвучал певучий голос вошедшего. Он направился к столу бухгалтера Союза писателей Светланы, протянул ей цветок и с поклоном поцеловал   руку. Те же манипуляции он проделал, подойдя к столу бухгалтера Бюро пропаганды Любови Ильиничны, причём в обоих случаях, когда галантный кавалер склонялся для поцелуя руки, его задняя ножка в коротковатой штанине отрывалась от пола, энергично сгибаясь в коленке.
- Петр Яковлевич Потапенко, - отрекомендовался он мне, но кланяться и приподнимать ножку не стал. По ходу общего разговора я понял, что по каким-то причинам Пётр Яковлевич года полтора не показывался в Союзе писателей (поэтому я не знал его), хотя был не посторонний человек среди курских литераторов. (Вот что сообщает о нём Ю. Бугров в книге «Литературные хроники Курского края»: Потапенко Петр Яковлевич (25.01.1927, с. Ивашовка, Черниговская губ. - 15.04.1993, Курск), прозаик, поэт. До переезда в Курск работал журналистом в Днепропетровске, где выпустил роман « Ветер приносит грозу» (по которому был снят художественный фильм), сборник рассказов « Птицы летят вместе» и сборник стихотворений «Бейся, сердце» (на украинском языке). Долгое время работал и печатался в «Курской правде», а также в коллективных сборниках «Верность» (изд. «Правда») и «Крутые повороты» (Воронеж). Сборник стихов «Я верю…» вышел после смерти автора в издательстве «Крона» в 1995г. (1, стр.123). Теперь, сопоставляя эту биографическую справку, и то немногое, что Пётр Яковлевич рассказывал о себе, можно поведать о писателе Потапенко.
В молодости он был летчиком. По возрасту не  участвовал в Великой Отечественной войне, но после неё летал немало, занимался, очевидно, испытаниями самолётов.  Едва не погиб при аварии, был комиссован, учился, стал журналистом, работал в Днепропетровске. Там были написаны и увидели свет его книги.
Роман «Ветер приносит грозу» повествовал о военных событиях на Украине.  Весьма затрёпанная, зачитанная книжица страниц на 250. Мне даже удалось подержать её в руках, но дать на прочтение хотя бы на один вечер автор категорически отказался: книга была у него в единственном! Экземпляре. Да, она легла в основу, но не фильма, а телевизионного сериала, который неоднократно демонстрировали по украинскому телевидению, причём жители курских, граничащих с Украиной городов и посёлков (Суджа, Глушково) говорили, что «бачили цей фильм». Ревнивый к чужому успеху, язвительный Владимир Латышев называл Петра Яковлевича Потапенко не иначе как Петя Потапский, а роман его за глаза переименовал в «Петю проносит в грозу». Переезд в Россию с Украины в начале 70-х был внезапным – писатель и журналист попал в опалу всесильного тогда в Днепропетровске партийного руководителя и вынужден был просто бежать. О причинах поспешной ретирады не знал никто.
    Курск приветливо встретил «щирого украинца»: он был принят на работу в главную партийную газету области «Курскую правду», ему было предоставлено небольшое жильё (правда, с печным отоплением) в самом центре города в стареньком доме на ул. Жданова (ныне Можаевская), а потом получил квартиру в пятиэтажном доме из силикатного кирпича во дворе за аркой по ул. Белинского. 
     Нынешнее появление Петра Яковлевича в писательской организации, очевидно, совпало с выходом его на пенсию и увольнением из «Курской правды». Появилось свободное время, возможность поездить по районам области в составе писательских бригад, да и заработанные деньги ещё никому не мешали. Имея столько напечатанных книг и публикаций, он не являлся членом Союза писателей и выступал как литератор, потребность в которых для БПХЛ была самая насущная. И вот я получил «добро», на то, чтобы приглашать П.Я. Потапенко для участия в днях литературы.
     Домашних телефонов в то время не было даже у некоторых членов Союза писателей, тем более у литераторов. Поэтому о предстоящей плановой поездке в район мы их извещали почтовой открыткой (благо стоила она 5 копеек и шла к адресату один день), а к некоторым приходилось ходить на дом…
   Поднимаюсь по лестнице на пятый этаж. Вот и дверь последней по счету на площадке потапенковской квартиры. Звоню. Гробовая тишина. Звоню ещё раз. Через минуту, другую за дверью лёгкое шевеление. Хозян осторожно, «по-тихому», прокрался к дверному «глазку», освободил его от конфетной фольги и рассматривает пришедшего. Наконец, щёлкает замок, дверь отворяется. На пороге довольно упитанный «дородный добрый молодец» в голубоватой майке, линялом трико и с трёхкилограммовыми гантелями в руках. Он встряхивает знаменитой причёской и приветливо улыбается белозубой фасеткой:
--- Какая честь! Какой гость! -  и проч., проч.
   Квартира Петра Яковлевича – типичное однокомнатное жилище закоренелого холостяка - казалась мне тогда (жившему в общежитии на 9 кв.м. с женой и грудным ребёнком), пределом мечтаний. Прихожая, из неё переход - коридор в кухню (по стене двери в туалет и ванную).  Из той же прихожей большая двухстворчатая застеклённая дверь в жилую комнату с выходом на трёхметровый балкон. Окна квартиры смотрели на пустынное место между домами. Внизу - широкая канава, по которой бежала дождевая и прочая вода. Хотя место пустынным – то и не было: всё пространство около дома заросло могучими тополями, и в кронах напротив окон квартиры в больших гнёздах беспрестанно орали грачи. Но это не мешало Петру Яковлевичу постоянно работать – на столе перед окном стояла пишущая машинка, лежала стопка чистой бумаги, газетные вырезки, отпечатанные главы новой повести или романа.
    Обстановка в квартире была аскетичная. Кроме стола и стула в комнате на голом досчатом полу стоял большой платяной шкаф, рядом у стены - широкий диван. На кухне - холодильник «Смоленск», газовая двухконфорочная плита, столик и пара табуреток. Минимум кастрюль, стаканов, тарелок, вилок и ложек. На окне, как символ безалкогольной эпохи – трёхлитровая банка с жидкостью соломенного цвета. Оказалось, что это превосходный самодельный квас, которым Пётр Яковлевич меня радушно потчевал.
    По словам хозяина, было немало претенденток на то, чтобы привнести в его холостяткий быт уют и женское тепло, но он принимал (или приводил) посетительниц на сутки - двое, чтобы размять пружины старого дивана, а потом продолжал жить анахоретом и даже дверной глазок для конспирации закрывал изнутри фольгой от конфетки:
  ---Здесь у меня благодать – туалет, ванная, горячая и холодная вода, газ, центральное отопление, а на улице Жданова приходилось туго. Бывало, проснёшься утром – печка остыла, комнату выстудило, вода в ведре на кухоньке замёрзла…Всё утро провозишься, пока затеплится жизнь.
    Но ничего, та квартирка приютила меня на первых порах. И очень она памятна мне: по древнему славянскому обычаю гостеприимства и понятиям нашего журналистско - писательского братства я должен был проставиться (как говорят сейчас – «накрыть поляну» В.В.), для чего накупил «Пшеничной» водки, «Портвейна 777», достал в редакционном буфете несколько бутылок «Жигулёвского» пива! сыра, консервов, колбасы и позвал на вечеринку курских писателей.
   Состав делегации «новосёл» мне не огласил, но главное - пришёл сам Е.И.Босов, ставший к тому времени лауреатом Государственной премии РСФСР и Секретарём правления Союза писателей СССР. С ним, очевидно, прибыли Н.Корнев, Е. Долянский, П.Сольников и молодые носовские «шлемоносовцы» - Миша, Юра, Володя (как несколько уничижительно называл их А.А.Харитановский). И вот, когда все расселись на диван и табуретки, когда под одобрительные реплики пошли по рукам книжки Петра Яковлевича, а потом стали подниматься и чокаться стопки и кружки с горячительными напитками, Евгений Иванович, вальяжно откинувшись на спинку дивана, обнял хозяина квартиры за плечи левой рукой и покровительственно сказал:
-- Ну ладно, Петя.  Будь рядом, слушайся меня, и всё будет хорощо.
   Тут бы «Пете» со слезами умиления припасть к руке брагодетеля и покрыть её поцелуями. Но гордый и строптивый, несмотря на кажущуюся мягкость и улыбчивость, потомок запорожских казаков, осторожно, но демонстративно ОТВЁЛ барскую руку со своего плеча и сказал:
 -- Евгений Иванович! Да я ведь и сам не новичок в литературе …
   Спустя некоторое время, Потапенко начал засылать свои рукописи в центрально-чернозёмное книжное издательство, в воронежский журнал «Подъём» и некоторые московские издания. Из «Подъёма» и воронежского издательства пришли одобрительные, благожелательные письма редакторов. Рассказы и повести Петра Потапенко были розданы на рецензии воронежским «классикам». Это согревало и радовало душу автора. «Процесс пошёл»! Но потом он как-то стал пробуксовывать и затухать.  Заведующий отделом прозы «Подъёма» сослался на переполненный рукописями «портфель» журнала. Из издательства пришла стандартная отписка о свёрстанности планов на пять лет вперёд… И вдруг из Москвы, из редакции журнала «Наш современник» прилетело короткое письмо – один из рассказов Петра Яковлевича о жизни сельской глубинки был одобрен и отобран для публикации. Был даже указан номер, в котором планировалось его напечатать. Не трудно представить волнение Потапенко – первая публикация в Москве, в солидном толстом журнале! Как тут не вскружиться голове. Почти трясущимися от нетерпения руками прямо у газетного киоска, где тогда продавались «толстые журналы», развернул он долгожданный номер, просмотрел оглавление – его фамилии не было, пролистал журнал – результат тот же. Рассказ не был опубликован. Он позвонил по межгороду в редакцию – услышал какой-то невразумительный ответ. Через некоторое время подвернулась командировку в Москву. «Порешав» все вопросы, писатель направился в редакцию «Нашего современника» и представился ответственному секретарю журнала Сергею Луконину (сыну знаменитого поэта):
-  Потапенко Пётр Яковлевич город Курск. В Москве в командировке по журналистским делам. Зашёл узнать, что случилось с моим рассказом.
Луконин был краток и прямолинеен:
-- Когда к нам поступают «самотёком» интересные произведения незнакомых нам авторов из провинции, мы обычно стараемся узнать мнение о них   известных в литературе земляков. В Вашем случае я позвонил Е.И. Босову – он лауреат Госпремии, член редколлегии нашего журнала - позвонил и сказал, что к нам пришла по почте рукопись курского писателя Петра Потапенко, мы планируем дать пока один рассказ. Что Вы можете сказать об авторе?
     Евгений Иванович помолчал и ответил:
--- Я писателя по фамилии Потапенко в Курске не знаю.
   В бытность свою корреспондентом «Курской правды» Пётр Яковлевич частенько выезжал на село, писал о животноводах, свекловичницах, механизаторах… О проблемах, радостях и заботах тружеников полей. Частыми были командировки в преддверии выборов или собраний, пленумов, съездов различных масштабов: --- На носу выборы. Командируют в район. Сразу прибываю на избирательный участок – это обычно школа или ПТУ, где есть большой зал. Члены избирательной комиссии, ветераны войны и труда, наблюдатели –   все напряжённо трудятся над бумагами. Секретарь комиссии – это, обычно, эффектная, ухоженная дама, средних лет - выкладывает на стол бланки, списки, агитационные листки. Она заметно волнуется – высокая грудь вздымается в такт дыханию. Как же  - к ним прибыл собкор областной газеты! С большим интересом рассматриваю документацию (эко, сколько наработали!) искоса заглядываю за вырез глубокого декольте…    ------ Товарищ Потапенко, часть наглядной агитации – плакаты, листовки, наказы избирателей у меня дома. Не могли бы вы посетить меня часов в 7 вечера? - называется адрес. Отчего бы и не посетить, если дома всё приготовлено? Освежившись в гостиничном душе (а там, где его нет - просто под краном с холодной водой) в назначенное время прибываю по указанному адресу. Небольшой уютный домик утопает в садовой зелени. Поют птички, зреют плоды. В большой комнате накрыт отменный – просто какой-то банкетный – стол. Для проформы просматриваю плакаты, агитки, сложенные на журнальном столике у телевизора. Но гостеприимная хозяйка уже ласково просит  к столу. Ах, крымский портвейн, армянский коньячок, котлетки, красная рыбка. Течёт беседа, опускается вечер, позванивает стальными шарами кровать с высокой пышной постелью  в старинных подзорах. И вот уже всё действие перемещается на ложе любви, сброшены нагрудники, носки, импортные плавки, начинается мягкое сладостное поскрипывание пружинного матраса. Раскрасневшаяся хозяйка прикрывает глаза и с придыханием, жарко произносит:      --- Товарищ! Товарищ, Потапенко! Поглубже! Поглубже!!!»
   Вспоминаются многие эпизоды поездок, в которых принимал участие колоритный, начитанный, всегда вежливый и тактичный Пётр Яковлевич.
 ...Видавший виды, старенький автобус «Кубань» переехал широкий овраг по колеястой плотинке мелкого пересыхающего пруда и, надрывно гудя двигателем, начал подниматься по зелёному склону к группе белоствольных берёзок, среди которых разместился полевой стан 1 бригады МТФ. Пока мы выбирались из автобуса, партийный секретарь уже прошёл к фанерному домику с надписью: «Красный уголок» и скрылся в нём. Перед домиком высился деревянный шест с полинявшим флажком на верхушке. Канцелярский стол для председателя собрания и несколько досчатых скамеек перед ним образовали зрительный зал. На скамейках рассаживались женщины-доярки в синих халатах и платочках. На заднем ряду покуривали два мужичка, очевидно, скотники. Поэт - сатирик В.Латышев присел на край первой скамейки, перебирая свои листочки, начал готовиться к выступлению. Пётр Яковлевич неспешно удалился за домик в берёзки… Парторг и женщина – бригадир выносили из красного уголка стулья, я помогал их расставлять. Неожиданно, Латышев встал и, подойдя к столу, обернулся к зрителям:                -------Уважаемые женщины и мужчины! Мы прибыли сегодня к вам, чтобы рассказать о новых прогрессивных методах искусственного осеменения коров. Вести занятие будет лучший специалист области по этой проблеме Пётр Яковлевич, не стесняйтесь, задавайте вопросы.
 Из берёзок за красным уголком в это время появился Потапенко. Он приблизился к столу, сказал парторгу:
-- Присаживайтесь, мы сами представимся -, и с лучезарной улыбкой окинул взглядом, сидевших на стульях за столом, серьёзного Латышева и меня. Потом, потряхивая плечами в известном пиджаке, по-доброму, вкрадчиво, обратился к слушателям:
--А знаете ли вы, уважаемые женщины, кто мы и зачем к вам приехали?
--Знаем, знаем, - отозвалась из второго ряда дородная колхозница, - сейчас будете учить как надо корове ****…ку правильно вставлять…
    После того, как недоразумение со смехом и под реплики со скамеек было разрешено, Петр Яковлевич на правах маститого прозаика начал читать главу из своей новой повести о войне. Призведение это до сих пор неопубликовано, поэтому я позволю дать прочитанный отрывок в пересказе. Итак, главный герой повествоваия – рядовой русский солдат Иван - бежит в атаку.
 Он уже не молод. И стать у него совсем не богатырская. В руках тяжёлая винтовка, на поясе гранаты, на голове каска…Бежать и кричать «ура!» тяжело, но надо… Вокруг свистят пули, взрываются бомбы и снаряды!  И вот уже перед ним вражеский ход сообщения. Солдат прыгает в него и лицом к лицу сталкивается с мордатым, здоровым как боров, фашистом. Гитлеровец сбивает с ног нашего пехотинца, всей массой грузного военного тела прижимает к земле и начинает душить…Сколько секунд или минут продолжается борьба? Наш солдат хрипит, извивается под немцем, но вырваться из могучих лап врага не может…Но вот Ивану удаётся сдёрнуть со своего пояса гранату, и он со всего размаху бъёт ею врага по железной каске на голове. Мёртвая хватка гитлеровца ослабла! Он потрясён! Русский солдат отталкивает от себя противника, привстаёт на ноги, продолжая бить его тяжёлой гранатой по звенящей башке! И когда фашист рухнул на дно траншеи, Иван окончательно «оглушил его динамитом русского мата!»
…Знойный полдень. Кипит уборочная страда! Вот и бригадный стан комбайнёров – по краю скошенного поля рядок пожухлых от жары берёзок. За ними в низине коричневатая вода небольшого пруда. К деревьям прислонены 10-12 мотоциклов ВОСХОД. Все новенькие, все без номеров, все красного цвета:
---Как привезли их партию в сельпо, так мы бригадой сразу все и скупили: и домой, и на стан ездить, а вечером к девчатам в клуб, – сверкает белозубой улыбкой бригадир механизаторов и поглядывает на пруд, из которого в нескольких метрах от берега чуть возвышается из воды кабина затонувшего ЗИЛ – 130???
После выступления нас, писателей, везут на обед в дом, где жили и столовались «ленинградцы» - шофёры из автоколонны, прибывшей на уборку в Курскую область из-под Ленинграда.  Вчера они сыграли отвальную (свидетельство этому притопленный в пруду самосвал), а сегодня утром двинулись в путь, куда-то в подмосковье. Входим во двор, обнесённый плетнём. Дом старый, добротный, куплен правлением у хозяев, уехавших в город. Покрыт железом. Тут теперь и гостиница, и дом колхозника… Хозяйничают дед и бабка. Полы подметены, следов вчерашнего банкета не видно, но на столе в кастрюлях, тарелках, сковородках всякая снедь. Неспешно рассаживаемся, распуская поясные ремни. Хозяйка подаёт варёную молодую картошку, обсыпанную укропом. На тарелках мощно порубленные оковалки ещё утром мычавшего бычка. Варёные яйца, жареный карп, малосольные огурцы, простокваша, квас, ковриги хлеба. В центре стола двухлитровые бутыли чистейшего… Просто сцена в трактире из фильма «Неуловимые мстители». Пётр Яковлевич наливает себе из бутыли 150 граммов «зелёного змея» и предлагает Латышеву, который по слухам недавно принял «код»:
---Давайте - ка, Владимир Алексеевич, и вам плесну с устатку. Вы всё игнорируете этот процесс, а зря. Попомните моё слово: близки безалкогольные времена, уж очень большими тиражами издают академика Углова (яростный поборник трезвого образа жизни - В.Н.).  Тогда вспомните такие бесплатные застолья, да поздно будет. Ну не хотите, дело хозяйское, а я себе позволю: ведь я никогда не был пяницей, как вы некоторое время назад - заявляет Пётр Яковлевич, медленно «тянет на здоровье» и начинает закусывать хрустящим малосольным огурчиком.               
--- В. В., да и вы оставьте в покое свои бесконечные путёвки и прочие бумажки! – обращается он ко мне, - киньте «соточку», закусите огурчиком, запейте кваском да кислым молочком! Или боитесь - АМУР взыграет? А я вот не боюсь!
   И отложив в сторону огурец, «братишка хохол» принимается прямо из миски деревянной ложкой хлебать превкуснейшую «деланку»( кислое молоко пластами), заедая всё это добрым ломтем ржаной краюхи.
     Последняя наша совместная поездка была в гостепреимный и близкий от Курска Солнцевский район. Поэтому в бригаду писателей согласилась войти даже никогда не выезжавшая поэтесса Валентина Коркина.
     М.Леськов, Ю.Паршин, В.Латышев я сидели в вагоне. Потапенко уже стоял в тамбуре. И когда электричка затормозила, и двери, зашипев, разошлись, он стремглав бросился на перрон. Я подал Валентине Михайловне руку и помог ей сойти на асфальт солнцевского перрона. Но сделав несколько шагов, она вдруг остановилась и замерла, как злосчастная жена Лота, устремив куда-то вперёд свой немигающий взор. Я тоже посмотрел в ту сторону и увидел Петра Яковлевича, который, не обращая внимания на проходящих мимо пассажиров, добежал до редких зарослей чахлой привокзальной сирени, расстегнул брюки и, едва успев вытащить детородный орган, с огромным облегчением поливал кусты. Струя была довольно вялая, но сама забабаха напоминала по величине деревянный черенок солдатской сапёрной лопаты. Не её ли когда-то так поспешно пришлось увозить счастливому обладателю из славного миста Днепропетровска?
   После ухода моего с должности руководителя БПХЛ пути наши с Петром Яковлевичем разошлись. Я вновь занялся преподавательской работой, Потапенко иногда публиковался в «Курской правде». Кто-то из товарищей - писарчуков при встрече (как обычно – на бегу) сообщил мне, что Пётр Яковлевич, наконец-то, женился!
…Апрельским, но не по- весеннему морозным днём 1993г.    в училище пришло сообщение о смерти на 94 году жизни Льва Ингоря – старейшего курского музыканта, педагога и композитора, автора знаменитого «Курского вальса». В   60-х гг. он работал в музучилище преподавателем. Мы, группа товарищей, а именно: Е.Баранов, В.Гордеев, М.Яруллин, М.Фирсов, Г.Коренев и я подъехали на служебном автобусе к пятиэтажному кирпичному дому на ул. Дубровинского. В маленькой квартире на первом этаже стоял гроб, у которого пригорюнившись сидели 2-3 древние старушки. Вынос, погрузка в катафалк, долгая дорога по заиндевелому городу на Южное кладбище…Похороны по хрустящему снегу, в морозном пару, без речей и музыки. Хмуро, торжественно, с болью. Скромные поминки в столовые училища.    Через пару дней я столкнулся на марше лестницы с Махмудом Яруллиным, поздоровались:
- В. В., ты Петра Яковлевич поможешь хоронить?
- Какого Петра Яковлевича?
_ Потапенко.
- А что - Потапенко умер? Когда? Отчего? И почему вы мне об этом говорите?
-- Потому, что мы женаты на сестрах. У него были урологические проблемы. Ведь он ваш коллега, курский писатель, будут ещё люди из Союза.
  На другой день опять довольно морозно. Опять тесная квартирка (только теперь уже 5 этаж!) Огромный гроб с телом не в подъём. Снесли кое - как… Катафалк. Неизменные Яруллин, Баранов, Гордеев, Фирсов, Коренев, Я. От писателей Владимир Латышев. Кто-то из газеты. Опять путь через заснеженный Курск. Кладбище. Могила рядом с могилой Ингоря.  В гробу лежит засыпаемый снегом Пётр Яковлевич похудевший, выболевший, голова в обрамлении длинных поседевших волос. Прости, друже, и прощай…
   Потом скромные поминки в чистенькой, увешанной картинами и ковром комнате. Стол накрывали вдова покойного Галина и её сестра – жена М.Яруллина.  Положенные по обряду кушания, три поминальные стопки, тихие разговоры, воспоминания… Пора и честь знать. Прощаемся, разбираем шапки, пальто, выходим на улицу. Помянули, но толком не разобрало, даже не согрелись.
- А поехали ко мне, - предлагает Махмуд. Пока женщины тут будут убирать, а дети в школе.
   Сказано – сделано. Переходим улицу Дзержинского.  Маршрутка на северо- запад останавливается чуть ниже кинотеатра им. Щепкина. На проспекте Дружбы заходим в универсам, затовариваемся и двигаемся на квартиру к Яруллину. Первые пара тостов за покойного, потом за жизнь. В квартире заведующего отделением инструментального исполнительства стоит пианино, рядом на стуле баян, домра, флейта. И вот уже Гордеев у рояля, Баранов – баянист, у Яруллина в руках флейта. И я запеваю, конечно, великую украинскую писню « Ничь яка мисячна, зоряна, ясная»… Концерт набирает обороты, звучат и «Катюша», и «Ой, мороз…»  Поднимаются тосты. Уже немного забыт повод, по которому собрались здесь мы, музыканты и поэты. Да это и не важно. Пётр Яковлевич слышит нас и, возможно, подпевает.
    Добрался домой я только к вечеру и, как оказалось, в куртке с чужого плеча. Утром под укоры благоверной поехал на работу, приоткрыл окно, проветривая кабинет, и увидел Махмуда, который шёл по дорожке к училищу, помахивая мне рукой. Моё демисезонное пальто было ему явно тесновато.

ПЁТР ПОТАПЕНКО
Настанет час – я прорасту травой
          И зашумлю листвой на зорьке ранней.
И будет охранять, как часовой,
Мой тополь чьи-то первые свиданья.

Луна в густые забрела овсы,
Ночная тишина пропахла хлебом.
И капля светлой утренней росы
Соединит меня с высоким небом.



1986г.
В январе 1986 года в Москве состоялся Съезд писателей России. Делегатами съезда были Е.Босов и П. Сольников. В.Ветков, Ю.Паршин, М.Леськов присутствовали по пригласительным билетам в качестве гостей.
    Краткий отчёт о работе писательского форума и содержание выступлений некоторых делегатов были опубликованы в газете «Литературная Россия». В том числе и выступление Е.И.Босова. Я читал эти материалы, а вот переписать их (сделать копии – не получилось). А жаль. Потому что большую часть выступления Евгений Иванович посвятил издательскому делу и «пропаганде литературы». Надо сказать, что сам он, в мою бытность заведующим, по линии БПХЛ никогда не выступал, хотя его и звали в различные коллективы. Он мог согласиться на встречу с читателями в большой аудитории (например, в актовом зале курского пединститута), с приглашением телевизионщиков и провести её бесплатно.
   Хочу подчеркнуть, что к вопросам «пропаганды литературы» Е. Босов обращался не раз. Так, в статье «Проблемы «провинциального» писателя» он отмечал:
  --… писатели – люди не зажиточные, вынуждены жить таким циклом – через семь лет одна книжка. Трудновато. С базара не прокормишься.  Сошлюсь на свой пример. Полмиллиона в год (в ценах 1961г. – В.В.) дают мои книжки государству чистой прибыли, и не требую я ни станка, ни экономистов, ни электроэнергии, ничего – только тишина и лист бумаги (Н. том 1 с.374).
  В статье «Скудная жизнь – скудное творчество» Е.Босов писал:
  -- Невозможность издаваться, долголетнее нищенское существование приводят к своеобразной деформации: писатель перестаёт писать и начинает выступать. А поскольку денег за выступление по линии областного бюро пропаганды литературы платят не так много, то приходится вертеться, чтобы прокормить себя и работников бюро пропаганды.
   Получатся замкнутый круг: прокормиться можно лишь много выступая, свыше СТА раз в год, но выступления не оставляют времени для серьёзного писательского труда. Да и гораздо легче заработать деньги выступлением, чем скажем, написанием очерка или рассказа.  Писатель превращается в говорителя…
   Я тоже за то, чтобы пропагандировать литературу, но против того, каким образом это сейчас делается. Ведь стремясь заработать, писатели чаще всего выезжают небольшими «бригадами», выступая за один день в трёх или четырёх местах. Нередко такая встреча с читателями проходит в обеденный перерыв, когда время ограничено получасом или сорока пятью минутами.
   Или приезжают писатели в колхоз в разгар уборки сахарной свёклы. Холодно, люто. Сидят угрюмые женщины с обветренными лицами и огрубевшими от тяжёлой работы руками, обрезают свекловичную ботву. А поэт им в это время стихи про любовь и природу читает, поглядывая в сторону, где уже накрывается стол для приёма гостей. Подобную «пропаганду» я считаю просто безнравственной. (Н. т 1, с 393-394).
    После прочтения этих высказываний Е. Босова, я решил сразу по приезду из Москвы П.Сольникова задать ему несколько вопросов, а именно:
--- Для чего всё это затевалось - мой уход с предыдущего места работы и приглашение на должность заведующего БПХЛ, если у «мэтра» такое уничижительное отношение к самой этой пропаганде? Почему именно мне отведена роль этакого «униженного и оскорблённого» мальчика для битья?
   Однако, задать своих вопросов я не успел – на следующий день после возвращения делегации из Москвы было назначено собрание курских писателей, на которое П. Г. Сольников пригласил и меня, не состоящего в Союзе писателей СССР.
(Дальше идёт текст, который сохранился в виде конспекта в одном из моих блокнотов – почти протокол писательского собрания).
Присутствуют члены Союза писателей: В.Алёхин, И. Баскевич, Е,Босов, Ф.Голубев, В.Ветков, М.Леськов, И. Заборов, Н.Корнев, В.Коркина, Ю. Паршин, П. Сольников, А. Харитановский. Отсутствует – Е.Долянский. Приглашён – заведующий БПХЛ В.Нарыков.
Президиум: В. Ветков – председатель, И.Заборов – секретарь.
Слово представляется делегату съезда ответственному секретарю писательской организации П.Г. Сольникову, который дал краткую информацию о съезде:
---Понравились выступления Распутина, Белова. Извините, я сильно не готовился выступать, да вы, наверное, читали отчёты в газетах. (Сольников в чёрном пиджаке, коричневых брюках с подтяжками, сером растянутом свитере сел в своё кресло. О выступлении Босова не сказал ни слова).
   Е.И. Босов долго глядит на Сольникова и после паузы, сидя в кресле под бюстом В. Овечкина, начинает говорить:
---Меня причисляют к писателям «деревенщикам». Хотя я и не разделяю такой искусственной градации по отношению к А. Яшину, Ф. Абрамову, В, Белову и В. Астафьеву, В.Шукшину. (Н. т.1 с.365 – 369).
… Выступления на съездах бывают с выпендрёжем и без выпендрёжа. Дело говорили человек 5-6, в частности: Распутин, Белов. Запомнилась горячо - забубённая речь Евтушенко. Говорил о том, что, сколько можно терпеть очереди в издательствах, мордование цензуры. Однако, все острые углы были кем-то сглажены для печати.
   21 января 1986г. был Секретариат. Постановили издать стенографический отчёт без искажений. Я разговаривал с Зимяниным Михаилом Васильевичем (работник ЦК КПСС) по поводу издательства.  Разговор об областных издательствах завёл в своём выступлении Белов. Но у них дела обстоят не так уж плохо: Вологда издаётся на пару с Архангельском на хорошей белой бумаге. Когда Белов сел, Зимянин перешёл к нему в президиум, и они стали потихоньку разговаривать. Я сидел рядом и весь разговор их слышал. Вася пытался пускать «пузыри из носа», говоря о необходимости создания отдельного Вологодского издательства. Но это уже была «местечковость». Я понял, что более удобного случая не будет, и вступил в разговор, сказав Зимянину, что у нас ПЯТЬ! областей издаются в маломощном центрально – чернозёмном издательстве в Воронеже. Зимянин посоветовал подработать и прислать в ЦК обоснование для открытия издательства, но, чтобы не повторить того, что было в Омске: открыли издательство, а через три года нечего было издавать. Я подчеркнул, что Курск и Белгород – перспективные города в плане издательской работы.
(Послышались возгласы Ф. Голубева, А. Харитановского:
-- Верно. Правильно!
Ю.П.Паршин (в чёрном свитере, сивая бородка – эспаньолка, неизменные сиренево-фиолетовые джинсы, жёлто-коричневый цвет лица и мощный тремор рук – результат постоянного употребления «спиритуозов», часто при минимуме «снеди»):
-- Меня «забирючила» (так говорит в тамбовской деревне мой брат) речь Юрия Бондарева…
(У Паршина потуги «образно» мыслить и говорить «под народ», но всё это в лад Босову. Паршин даже повествование в рассказах написал на сельском материале, сделав главным героем своего отца Петра Игнатьевича, который работал учителем математики в деревенской школе, а потом был вовсе уволен, потому что каждый день, как он говорил «дела всегда люблю вермутом отмечать». Вот из школы пришёл младший брат поэта, десятиклассник Валерка. «Отец …сразу откомандировал его в магазин за вермутом…дома взял одну из принесённых бутылок, сорвал жестянку и вылил содержимое в пол-литровую кружку.
---Ты извини, - сказал он мне и выпил, не дожидаясь, когда налью себе я. Пил он жадно, крупными глотками, как пили когда-то квас – в полдень, во время жатвы. Я тоже выпил» …
Книга Ю Паршина «По отцовскому слову» получилась правдивая, очень жизненная).
В.Ветков (чёрный костюм, тонкий чёрный свитер, крупные морщины на мужественном лице аскета, спортсмена, неутомимого ХОДОКА):
    --Понравилось выступление ленинградца Ю.Андреева об «инертности отдельной прослойки общества».
(Чувствуется, что дело не только в выступлении упомянутого ленинградца, - очевидно, сам Ветков уже пишет о таких «инертных». Сам-то он весьма активен: в 1885г. вышла книга в Москве и повесть в «Подъёме», в 1986г. идёт книга в Воронеже, так-то…).
    М. Леськов (Бакенбарды лохматые, как-то весь подзарос – всё ремонтирует квартиру):
--Хорошо взять и сказать: «жить по-новому». А как это? Так же можно говорить и «писать по-новому». Ведь никто не считает, что он создаёт «серую» литературу, где критерии? Всё определяется талантом, а подчас и тем, чего хотят в «верхах».
    Е.Босов (продолжая грузно - тумбообразно восседать под бюстом В.Овечкина):
   По-новому. В постановлении сказано «окончательно и бесповоротно победить пьянство». А в Москве открыли 17 новых точек для торговли водкой. Почему? Дело не в убытках. В центре Москвы всё благопристойно, но столица окружена мини-городами. Там живёт рабочий класс. Я однажды на окраине зашёл поужинать в столовку, тут кончилась смена. И я понял, что это Чикаго: вал прёт в столовую, всё сметая на своём пути:
-- Маша, давай пиво!
    На столы выставляют «пузыри». Всё мокрое, замусоренное. И никакая милиция их не остановит. Они отработали смену, им надо отдыхать. А тут им эти клапаны перекрыли. Человек стал задыхаться, у него же больше ничего нет. Да ему ничего и не нужно…Без водки он не тот работник. Надо вновь точки открывать.
   Вот вам свежий анекдот:
-- Едет троллейбус по Москве. Остановка. Водитель объявляет:
--Водочный магазин.
Никто не выходит. Едут дальше. Остановка. Водитель объявляет:
--Середина очереди.
Никто не выходит. Едут дальше. Остановка:
--Конец очереди.
Троллейбус пустой.
   Вот говорят – человеческий фактор. Это палка о двух концах: если требуют от рабочего, то надо требовать и от начальника. Ведь сейчас комсомольским энтузиазмом, простите, «пердячим паром», окриком ничего не добьёшься. А у нас в руководстве много «угревшихся». У них всё есть. Живут без проблем с питанием и курортами. Их-то трудно сдвинуть с места, перестроить.
    А.А. Харитановский (подтянут, собран. Новые зимние сапоги блестят, подошва прошита. В течение всего собрания на клочке бумаги делал пометки):
   --Сейчас на эстраду пришло поколение микрофонных певцов. Я мечтаю о том времени, когда эти микрофоны исчезнут, и останутся настоящие певцы. Что-то похожее и в литературе. У нас нет молодых, т.к. ужасно поставлено издательское дело. Я тут услышал, что в Курск просится молодой прозаик с Камчатки. Это хорошо. Камчатка закаляет характер человека.
    По поводу выступлений на съезде. Многие не продуманы, невыразительны.  Даже ты, Женя, начал говорить не о том. (Чуть повернулся ко мне). Молодой парень взялся за дело, первый год стали давать план…Может, и были какие - то ошибки, но ведь надо подсказать, а не ругать. А можно было и похвалить…
   Е.И.Босов (тяжело поднимаясь из кресла, подходит к окну):
-- Да я и не собирался ругать его. Я просто просмотрел отчёты о работе Бюро за последние два года. У нас ещё нормально, а что делается в других городах: в Барнауле убили заведующего бюро пропаганды, в Махачкале – сам повесился. В Белгороде осыпают все инстанции анонимками – и всё из-за деятельности бюро. И хороших ребят портят. И наш заведующий уйдёт от нас, и уйдёт обиженный. Надо ставить вопрос о переводе заведующего бюро на ставку. Может быть, профсоюзную. Это снизит количество плановых выступлений.
(Вот оно в чём дело! – осенило меня. – Работа стала налаживаться, выполнили план. Очевидно, пришло время сделать заведующим Бюро, да ещё на ставку, кого-то из своих «нукеров».)
     Е.И.Босов посмотрел на меня долгим тяжёлым взглядом из-за мощных стёкол очков. Я помнил этот его тяжёлый взгляд – таким он смотрел на меня после 70- летнего юбилея Н.Ю.Корнева глубокой ночью в квартире Ю.Паршина. Но об этом я расскажу позже…
    И. З.Баскевич(старый дряхлеющий доцент Курского пединститута. Говорит с придыханием, едва слышным голосом – это последствия фронтового ранения и многолетнего курения):
-- Надо думать не только о плане, но и о качестве выступлений.
Собрание закончилось. Сольников молча, сидел за своим столом. Писатели начали расходиться… Я вышел в коридор. Судя по приглушенным голосам, Е.Босов, Ю.Паршин, М. Леськов, П. Сольников заперлись в кабинете.
   Подмывало постучать в дверь и, когда она откроется, войти и задать свои наболевшие вопросы… И через пятнадцать минут выйти из кабинета П. Сольникова с трудовой книжкой в руках? Эта перспектива в тот момент меня вовсе не устраивала.
  ВРАЗРЕЗ: Довольно неожиданно из Воронежа пришло письмо.  На фирменном бланке журнала ПОДЪЁМ от 6 февраля 1986г. было написано: «В.В! Оставил «Минуты расставанья сочтены…», «По тоненькому лезвию любви…», «Соловьи».
     С уважением С.Никулин, редактор отдела поэзии. Подпись.
    Литературная жизнь продолжалась.


В.В.
Минуты расставанья сочтены.
Опушка леса с птичьими следами
Сверкает покрывалами зимы –
Холодными колючими огнями.

Как солнца луч, сияет сталь штыка.
Чуть голубея, тает дым махорки.
Ушла лыжня за дальние пригорки,
И властно вдаль меня зовёт труба.

Спасибо за молчание твоё:
Оно нужней последнего патрона:
---Прощай…Не забывай…
Ну, вот и всё –
Я тесно вжат в обойму батальона.

Всё дальше плечи хрупкие твои,
Всё ближе пламя. Отлетает детство.
Пришла пора нам принимать наследство –
Большие боли маленькой Земли.

   А в Курске в этот период времени, очевидно, происходили события, о которых пишет Ю.  Паршин:
--Пётр Георгиевич к тому времени уже «сел на ноги» - то и дело болел, а Евгений Иванович мечтал о секретаре союза более энергичном и лёгком на ногу. Но было одно обстоятельство: Петру Георгиевичу ещё не было шестидесяти, и он жутко не хотел уходить с поста, не выслужив срока. И даже не из-за денег – а вдруг скажут: «Сняли!» (60 лет П.Г.Сальникову должно было исполниться 12 июля 1986года).
    В нашей общей беседе я аккуратно, в мягкой форме, но всё же воспротивился такому пожеланию Евгения Ивановича: давайте, говорю, дадим Петру Георгиевичу доработать, так, мол, честнее будет… И Евгений Иванович неожиданно для меня и даже как-то обрадовано тут же согласился. (5, с.67).
     Не знаю, насколько весом был голос поэта Ю.Паршина в вопросе об избрании нового ответственного секретаря, но то, что подготовка к этому велась – несомненно. Думаю, что и кандидатура на эту должность у Е. Босова уже определилась – это был Михаил Николаевич Леськов.
   Будущий писатель родился на хуторе Луг в Пристенском районе Курской области 21 ноября 1935 года.
Н.П.Шульгина пишет:
-- Михаил Николаевич Леськов прошёл суровую школу жизни, сполна хлебнул горького, босоногого детства военной безотцовщины.
     В его жизни было всё: разруха и голод, лапти и конский щавель в горьком и жёстком, как наждак, хлебе, и непосильный труд, когда ладони даже к утру не остывали от лопаты или косы (отец и трое братьев не вернулись с войны). (6, с.294).
     Родители его «были безграмотные крестьяне. Братья и сёстры одолевали грамоту на ликбезах», и не могли написать письмо, прочитать газету или книгу.
       Сам Михаил Леськов сообщает о том, что «после Луговской четырёхлетки учился в Кировской средней школе, ходить в которую было неблизко, уморно да и боязно, особенно в …морозные зимы с сугробами и встречавшимся зверьём».
    Пытливый сельский юноша хотел учиться дальше, понимая, что это единственный способ избавиться от голода и нужды, выбиться в люди. Отдав последние деньги на покупку сыну одежды и продуктов питания, мать отправила Михаила учиться в город.
      «После окончания Курского медицинского института он работал в сельской больнице. Затем поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и многие годы преподавал в медицинском институте, работал над докторской диссертацией».    (Каков взлёт судьбы сельского паренька - безотцовщины из глубинки! - В.В.)
  «Школьником, студентом писал стихи, но в стихоплётстве разочаровался, видимо потому что…не ИСПЫТАЛ УСПЕХА». (Мне кажется, что это очень важное признание – заточенность на успех, на признание, стремление пробиться, подняться над простыми земляками - хуторянами, да и не только над ними. В этом, очевидно, стержень натуры М.Леськова).
   М.Леськов продолжает: «С начальных прозаических попыток я оказался под пристальным отеческим вниманием Евгения Ивановича Босова, и это определило мою судьбу.
   Вера же в собственные литературные силы появилась с рассказом «Петька вернулся!»
…Писал о жизни моего поколения, тем самым, в меру дарования, воссоздавал правду». (3, с.111).
В упоминавшейся уже статье «Скудная жизнь – скудное творчество» Е.И. Босов сетовал: «Негде печататься. Хрущёв в своё время…ликвидировал местные издательства. Литературная провинция как бы онемела. Много рассеялось наших: Убогий, Трошин, Евсеенко» (Н. т.1 с.373).
    Я думаю, что к перечисленным именам с полным правом можно добавить А.Говорова, Н.Шумакова, И. Лепина, И.Лободина, Л. Золотарёва, Л.Конарева, Р.Романову, А Шитикова, которые делали свои первые литературные шаги на курщине, но потом покинули родную землю.
Но ведь кто-то и остался?
   Вспоминает Ю.Паршин:
-- Впервые я познакомился с Евгением Ивановичем в коридоре Дома книги, у дверей кабинета нашего Союза писателей. Я был ещё студентом. Тогда проходил ежегодный семинар молодых литераторов, меня на нём похвалили, рекомендовали мою рукопись к изданию, и Босов меня с этим поздравил:
  Слышал, слышал…Поздравляю…Заходи в гости, поговорим, - пожал мне руку и назвал свой адрес. Он жил ещё в частном домике на улице Ломоносова.
    Но в домик этот я попал не раньше, чем через год. Меня позвал с собой наш старейший и ведущий поэт, мой учитель Николай Юрьевич Корнев.
    Сидели мы тогда в саду, горел костёр, пили домашнее вино, а на закуску я подбирал в подол рубахи густо лежащие под деревом груши.
     Потом в этом доме я бывал не раз вместе с Евгением Ивановичем, когда он проведывал свою матушку Полину Алексеевну. (П., с.9).
     После окончания Курского мединститута я уехал работать в Рыльск преподавателем в медицинском училище. Потом меня забрали на шесть месяцев в армию на уборку урожая в Оренбуржье.
    После Рыльска и армии обратно в Курск я уже вернулся с женой Ритой, Маргаритой Константиновной, которая со временем стала лечащим врачом Евгения Ивановича. (М.К. Паршина многие годы проработала врачом-тарапевтом в так называемой «обкомовской больнице», к которой наряду с партийной элитой области были «прикреплены» и куряне – члены Союза писателей СССР.  Сам Ю.Паршин более десяти лет был линейным врачом, врачом-токсикологом и врачом скорой помощи). (3, с. 232).
…Один раз я был в родном доме Босова в пригородном селе Толмачёве. Мы ездили туда проведать и посмотреть по медицинской части тётушку Евгения Ивановича. Основным доктором была Оля Леськова (жена М.Н.Леськова, впоследствии ставшая главным врачом Областной больницы – В.В.), а мы с Мишей – советчиками и консультантами (5, с .14).
Вот такая бригада талантливых врачей всегда была готова прийти на помощь Евгению Ивановичу и его близким.
… Как-то в середине 1988г я заглянул в «библиотеку» писательской организации (так называлось служебное помещение в Доме знаний, где на стеллажах размещались словари, энциклопедии, ПСС классической литературы и книги современных писателей с дарственными надписями). За небольшим столиком, рядом с которым стоял конспиративно приоткрытый чёрный портфель, склонившись над рукописью, разговаривали двое – Ю.Паршин и незнакомый мне лысеющий брюнет интеллигентного вида. Паршин представил незнакомца:
-- В.В., познакомься – это Анатолий Трофимов. Приехал к нам из Ейска Краснодарского края. Тоже пишет стихи.
    Мы пожали друг другу руки и раскланялись.
Впоследствии я узнал, что А.Трофимов (1947 – 2005гг.) издал в Курске книги стихотворений «Отголосок лета» (1992) и «Невод времени» (1995). Был принят в Союз писателей России. Переехав из Ейска в Курск, А. Трофимов «занимался врачебной деятельностью» в городской стоматологической больнице.
    Вновь обратимся к воспоминаниям Юрия Паршина:
--Евгений Иванович в обращении с друзьями был сложным человеком. У него, как в некой религиозной секте были допущенные, доверенные и посвящённые. Недаром от нас, более молодых, он, что на приёмах в члены Союза писателей, что при выборе компании для застольного общения неизменно требовал: «Не разжижайтесь». Абсолютно посвящённых у него я не знал.
   На одном из пленумов Союза писателей пришлось побывать и мне. Он проходил в Воронеже. Всех участников поселили в обкомовской гостинице, а в её ресторане нас кормили. Нам, курянам, -  М.Леськову, В. Веткову и мне - везло особо. Во-первых, с нами был Босов. А во-вторых, на этом пленуме мы сами не были обделены вниманием: нас цитировали в докладах, с нами пожелала сфотографироваться    Лариса Васильева, к нам подходили и дарили книги другие знаменитости, например, Юлия Друнина.
   Евгений Иванович нами в те дни законно гордился: мы были его учениками, «нУкерами», как называл нас Виктор Астафьев. (Это потом, после выхода известной повести, нас стали звать «шлемоносовцами).  Астафьев даже просил у Носова отдать ему хоть одного, на что Евгений Иванович шутливо, но весьма резонно заметил: «Сам воспитай». (5, с28)
…М. Леськов, выступая перед слушателями, говорил обычно громким глуховатым голосом (так, очевидно, он привык разговаривать со своими студентами на кафедре патологической анатомии). Рассказывал о себе, о работе сельского врача, о том, как однажды, возвращаясь из отпуска, он принял роды в вагоне поезда.
   Защитив кандидатскую диссертацию и став доцентом преподавателем медицинского института, писатель забрал с хутора Луг в свою новую городскую квартиру престарелую матушку, чтобы она повествовала ему о жизни односельчан, начиная с дореволюционной поры. (Тут М.Леськов, конечно, пошёл по стопам В.Белова, который в Вологде написал свою знаменитую книгу «Лад» фактически со слов своёй матери). Кстати, мать М.Леськова прожила почти 100 лет.
    Но особенно тепло, с огромным уважением М.Леськов всегда говорил о Е.И.Босове:
--- Однажды мы, закинув удочки, лежали на берегу, и Евгений Иванович сказал мне:
 -- Миша, то, что ты делаешь в медицине, очевидно, может сделать и другой человек. А вот то, что ты можешь создать в литературе, пожалуй, не повторит никто.
   И тогда я твёрдо решил оставить медицинскую науку, преподавательскую работу, расстаться с мечтами о докторской диссертации и звании «профессор».  В 1979г. был принят в Союз писателей СССР, и «с этого времени перешёл на профессиональное писательское положение». (3, с.111).
   Вполне понятно, что именно с помощью и по рекомендациям своего наставника и старшего друга М.Леськов тогда активно «печатался в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Москва», «Смена», «Подъём», «Поле Куликово», «Толока», в коллективных сборниках, альманахах. В 1979 году в Воронеже вышла первая его книга «Дорога к дому», а затем в Москве «Старая яблоня с осколком» (1982), «Торф» (1985).
   Необходимо добавить, что к этому времени он уже стал Лауреатом премии Курского обкома комсомола, вступил в КПСС и был избран секретарём парторганизации курских писателей.
   Я думаю, что нельзя не согласиться с тем, что путь к креслу ответственного секретаря Курской писательской организации для М.Н.Леськова был не просто открыт, а широко распахнут!
    … В начале марта 1986года в соответствии с планом идеологической работы Курского ОК КПСС Дни советской литературы должны были состояться в Ленинском районе г. Курска. Почти все писатели – куряне с большим желанием направлялись на предприятия, в организации, учебные заведения, воинские части, чтобы встретиться с читателями.
         Ректорат Курского государственного педагогического института выступил с предложением организовать встречу студентов литературного факультета с писателями, членами Союза писателей СССР, которые когда-то учились в КГПИ. Таковых было трое: Леонард Михайлович Золотарёв, выпускник пединститута, ставший впоследствии известным прозаиком (роман «Кормильцы»). Он проживал в городе Орле.
   Раиса Александровна Романова, поэтесса. Она проучилась в Курске два года, потом уехала в Москву, выдержала творческий конкурс и поступила в Литературный институт им. М.Горького.  Она выпустила несколько поэтических книг, работала литературным сотрудником в различных издательствах и журналах.
    И, наконец, Алексей Федосеевич Шитиков, который после окончания института и работы учителем в школе – интернате в Сибири, в 1977г. переехал в подмосковный город Одинцово, стал заведующим отделом поэзии журнала «Наш современник».
   Что и говорить – солидная компания! Всем троим были разосланы приглашения.
     В назначенный день гости прибыли в Курск и пришли в писательскую организацию. Леонард Золотарёв (мужчина среднего роста, лет 50-ти, с простым русским лицом) познакомился с П.Сольниковым и со мною, подписал на память книгу рассказов. Говорить он мог без остановки, поэтому   Шитиков вскоре увёл его курить на лестничную площадку.
    Раиса Романова – настоящая Кармен! Жгучая полная брюнетка с броским красно-чёрным макияжем, серьгами - кольцами, перстнями на пальцах. Было видно, что она сильно волнуется…Попросила у Петра Георгиевича разрешения курить в его кабинете, но сделав пару затяжек, смяла сигарету в пепельнице.
    Причина её волнения вскоре стала понятна – узнав, что я возглавляю Бюро пропаганды, она сразу взяла «быка за рога»:
-- Пётр Георгиевич! В.В! А нельзя ли мне поработать по линии Бюро пропаганды здесь на родной земле, посетить близкие сердцу места, пообщаться с читателями – земляками?
      П.Сольников чуть призадумался, потом согласно кивнул головой и отправил нас в кабинет БПХЛ обговорить детали.
     Девушек из бухгалтерии в помещении не было. Я сел за свой стол, Романова присела на диване.
-- Это ничего, что я сама напросилась к вам на выступления? Но у нас, в Москве, говорят: увидел – хватай!
-- Но это же, наверное, по поводу продовольственно - товарного дефицита?
-- По поводу всего!
Вдруг поэтесса внимательно всмотрелась в моё лицо и огорошила:
-- В.В., а ты часом – не еврей? Нос у тебя этакий…
-- Не знаю…Всегда был нос как нос. Среди бабок и дедов, да и вообще земляков из деревни Вышняя Озерна евреев вроде не было.
-- Как Вышняя Озерна? Защитненского сельсовета?
-- Да, Щигровского района Курской области.
--В.В., да я ведь сама из Защитного…От нас до вашей Вышней Озерны через бугор напрямую 3 километра.  Земляки! (Чем ни сцена из кинофильма «Свадьба в Малиновке»?).
    На следующий день я повёл гостей в пединститут. Правильнее было бы сказать – они пошли в свою АЛЬМА МАТЕР, а я был в качестве сопровождающего. Институт был в стадии перманентного обновления и ремонта, поэтому студентов – старшекурсников собрали в большой аудитории со следами отделочных работ.      Обычно на таких встречах первое слово предоставляли прозаику, а потом уже поэты читали стихи. Ну, мы и дали слово Леонарду Золотарёву…
     Я слышал говорунов, сам могу говорить …продолжительно…Но так? Из отпущенных на троих 45 минут романист говорил 35. Причём перебить его, вставить слово было невозможно. Он повествовал о своём детстве, об учёбе в институте, пересказывал свои рассказы… Шитиков уже и кашлял, и глядел на часы, и воздевал руки к небу. Наконец, раскрасневшийся и уставший прозаик смолк, поэты прочитали по 2-3 стихотворения. И встреча закончилась. Уставшие после 4 пар студенты не стали даже задавать вопросов. На улице Шитиков закурил, громко крякнул и ушёл по ул. Кирова в писательскую организацию. А Леонард и Раиса решили пешком пройти по улочкам своей студенческой юности, в сторону гостиницы.
    18 марта 1986г.  встречи с читателями проходили в школе №12 (Л.Золотарёв, Р.Романова, В.  Латышев), школе №19 ( В.Ветков, Ф.Голубев, В.Коркина), общежитии П\О «Электроаппарат (А. Шитиков), а вечером по плану должно было состояться выступление московских поэтов перед партактивом Ленинского района в райкоме КПСС. Зал был полон. На сцене за столом президиума разместились Александр Борисович Пузырёв – зав. отделом пропаганды и агитации РК КПСС и поэт Алексей Шитиков, (Раиса Романова в этот вечер отправилась на встречу с курскими художниками. Её покойный отец - Александр Романов был в своё время членом КОСХ России, и поэтесса сочна своим долгом посетить курских живописцев).
    На следующее утро я прибыл на работу без десяти минут девять. Начинался напряжённый день, надо было уточнять списки групп писателей, адреса их выступлений, по мере возникновения решать различные проблемы. В начале десятого зазвонил телефон, это был А.Шитиков:
-- В.В! Что, Сольникова ещё нет? Когда придёт на работу – передай ему, что я пошёл в горком партии к секретарю по идеологии. Меня вчера лишили права на встречи с читателями на родной земле! Вот такая у вас здесь перестройка, демократия и гласность!
 Через несколько минут в коридоре раздались голоса, зазвучали шаги. Я выглянул за дверь – в писательскую организацию входили П.Сольников и М.Леськов:
--В.В., зайди ко мне!
    Я вошёл вслед за писателями. Они, не раздеваясь, сели в кресла (Сольников в добротном ратиновом пальто, Леськов в коричневой дублёнке). Я присел на стул у дверей. М.Леськов, очевидно, продолжал свой рассказ:
  --Я не стал подниматься на сцену, сел на первом ряду у прохода. Чувствовалось, что люди устали после трудового дня, а тут ещё партактив и встреча с писателем. (Я догадался, что Леськов вчера был в райкоме на встрече с поэтом А.Шитиковым)
-- Лёша взял в руки микрофон и начал говорить. Сначала о себе, о своём селе Становом, о работе в колхозе, потом на «Счётмаше», потом об армии, учёбе в пединституте. О работе школьным учителем, о переезде в Москву. И стихи читал. Но всё это с подтекстом: вот я был недавно в своём районе, в своём селе – везде небрежение, разор, техника порушена, ржавеет в балках и оврагах, народ гонит самогон, спивается. А борьбы с этим нет – коммунисты не проявляют активности. А ведь в стране – перестройка, гласность! И вот вы, товарищи в зале, сидите, заседаете, а сколько недостатков и проблем в городе, на ваших предприятиях. А как вы их устраняете?
     Ну, тут и началось – народ возбуждённый, пошли реплики из зала:
   -- А что же ты, поэт, сам Родину бросил, из деревни дезертировал, теперь в Москве штаны протираешь, стихи пишешь? Взял бы да переехал родное село и навёл там прядок! А ты прикатил в спальном вагоне нас уму разуму учить!
     Ну, тут, конечно, Алексей не сдержался, голос возвысил:
---Да, я тоже член КПСС! Но за всех отвечать не собираюсь. Вы в стране семьдесят лет всё рушили, а я должен приехать и сразу всё исправить!
   Что тут началось! Крики! Захлопывние!!! Больше слушатели не дали ему слова сказать. Встал А.Б.Пузырёв и так ответил «московскому гостю»: спасибо, но мы сами, как-нибудь, в своих проблемах разберёмся.
    И закончил, свернул встречу. Спустился по лесенке со сцены и говорит мне:
-- Не кажется ли Вам, товарищ парторг, что выступление поэта Алексея Шитикова, мягко говоря, не совсем продуманное. Вынужден о случившемся доложить в горком КПСС.
     П.Г. Сольников в волнении закурил:
--- Заварил Федосеевич кашу…Всегда он с перехлёстом…В. В., и зачем ты его в райком направил?
---Пётр Георгиевич! Да он сам вызвался встретиться с земляками – «партийцами».
--- Он-то вызвался, а нас сейчас вот   вызовут в горком и пропишут по первое число за «политическую близорукость». Михаил Николаевич, ты хоть партбилет с собой взял? Без него охрана в горком не пропустит. Ох, быть беде…
---Взял. Петр Георгиевич, а может, обойдётся? Не старые ж всё-таки времена?
--Не знаю… Не знаю… Да что ж это из горкома не звонят? Что тянут?
Тут в разговор вступил я:
-- Так он уже звонил!
-- Кто?
-- Шитиков. Сказал, что сам пойдёт на приём к секретарю горкома! Не имеют, мол, права писателя лишать свободы слова на своей родной земле!
-- Да ты что? А что же ты молчишь! Сам взял и пошёл? Ну, даёт!
   И сразу, словно гора с плеч упала у обоих: у ответственного секретаря писательской организации и парторга. Просветлели лица маститых «инженеров человеческих душ».
… Но вернёмся вновь к воспоминаниям Ю. Паршина. Он пишет:
--Конечно, Евгений Иванович бывал и суровым, и требовательным к нам. Но он всегда, и незамедлительно, приходил к нам на помощь, если с нами что-нибудь случалось. Однажды мы с Мишей Леськовым так «подзалетели», что нас хотели выгнать: его из партии, а меня, беспартийного, из Союза писателей. По сегодняшним временам это вообще был не проступок, но не так было во времена трезвых Горбачёва и Лигачёва. На том партийном собрании, на которое меня заставили прийти, а беспартийный Босов пришёл сам, там, где даже наш «отец родной» Пётр Георгиевич говорил что-то неубедительное, в общем – то порицая содеянное, только один Босов резко сказал литературным партийным товарищам и товарищам из обкома: «Да вы что, с ума посходили!» И мы были спасены. (5, 22).
    Вот такая подача «подзалёта» Юрия Паршина и «Миши Леськова». Сам М. Леськов прямо и честно пишет: «Стыдно сознаваться в содеянном, но из песни слова выкидывать не принято» (Е., 391) Ю.Паршин, как бы вторит ему, убеждая и себя, и читателя в том, что: «Пусть не всё, не очень многое, но кое-что нуждается в наших комментариях и дополнениях…» (П,8).
   Так вот здесь нужны и комментарии, и дополнения.
   А дело было так: в самом конце этого «бесконечного» марта 1986г. «Миша Леськов» хотел продолжить покраску балкона (ремонт в квартире явно затягивался). Однако голубая краска в банке вскоре закончилась. Он позвонил Паршину, помня, что краску они покупали в одном магазине каждый себе. Оказалось, у Паршина покупка сохранилась   - стояла в кладовке. Михаил Николаевич через весь город поехал к другу - поэту и, когда вошёл в квартиру, увидел скромно накрытый стол. С «горючим» в тот год было трудно, но в доме медиков оно всегда имелось в виде медицинского спирта. Причём в достаточном количестве. Друзья приспособились «готовить разведёнку» (Е. С.428), разбавляя в нужной пропорции спирт водой. Когда химическая реакция закончилась, они несколько раз «приняли на грудь» и слегка закусили – «снеди» было немного. Через некоторое время было принято решение – идти в писательскую организацию. У М. Леськова давно назрел серьёзный вопрос к П. Сольникову и Ю.Паршин предложил его «разрулить», не откладывая в долгий ящик.
   Часов в 15 на моём столе зазвонил телефон. Я поднял трубку:
   --В. В., ты у себя? Зайди ко мне.
   Голос П.Г. Сольникова звучал непривычно напряжённо и строго. Я вышел из помещения Бюро и сделал несколько шагов к двери писательской организации, за которой раздавались громкие крики. Приоткрыв дверь, я увидел следующую картину: в левом углу кабинета за своим столом сидел насупленный П. Сольников. В креслах под арочным окном развалились в верхней одежде и шапках пьяные Ю.Паршин и М. Леськов. Поэт молчал, что-то пожёвывая, а известный прозаик, затянувшись сигаретой, выпустил изо рта дым и громко проговорил, почти прокричал, обращаясь к П. Сольникову:
   --Что ты здесь сидишь? Чужое место занимаешь! Убирайся в свою Тулу!
   --И ты убирайся, что пришёл? Пошли все вон! – «Миша Леськов» обрушился и на меня.
   Ю.  Паршин, едва выбравшись из кресла, пересёк кабинет, вышел в длинный беломраморный коридор комитета по культуре Курской области и, покачиваясь, двинулся по направлению к туалету.
   Привлечённые пьяными криками, из различных кабинетов начали выглядывать чиновники, полиграфисты, комплектовщицы из бибколлектора. Назревал скандал.
   П.Г. Сольников тяжело встал из-за стола, подошёл к вешалке, снял свой утеплённый плащ и нутриевую шапку, и начал одеваться:
   -- В. В., я отойду…Мне нужно в гастроном…молока купить.
И рослый батареец неспешно двинулся из помещения писательской организации. Он направился в короткий конец коридора к запасному выходу из здания, вошел в грузовой лифт и закрыл за собой решётчатую дверь. Кабина заскрежетала и нырнула вниз.
   Шатаясь от стены к стене из туалета возвращался поэт Ю.Паршин. В одной руке он держал кроличью шапку, второй пытался затянуть на шее шарф. Продравшись в дверь мимо меня, он прошёл по кабинету и рухнул-уселся в кресло под окном.  Я пытался утихомирить разбушевавшегося «Мишу Леськова», но того окончательно развезло в жарком помещении в дублёнке и овчинном треухе и   он, выйдя на середину паркетного пола, продолжал что-то выкрикивать.
 Внезапно дверь широко распахнулась – на пороге кабинета писательской организации стоял председатель областного комитета по культуре Александр Егорович Селюков:
-- Что здесь происходит? Где Пётр Георгиевич Сольников?
М.Леськов, сжав кулаки, двинулся на тов. Селюкова с криком:
-- Убирайся! Пошёл вон!
 Александр Егорович раскрыл рот. Как писал Ф.М.Достоевский, завершая роман «Преступление и наказание»: «Со всех сторон сбежались!»
    Через несколько дней состоялось писательское собрание, на которое я, не будучи членом Союза писателей, приглашён не был. Думаю, что можно считать достоверной ту информацию, которую даёт Ю. Паршин. Она была приведена выше. Однако Паршин в своих воспоминаниях свёл воедино два факта – собрание писателей членов Союза и партийное собрание писательской организации. На писательском собрании встал вопрос об исключении выпивох из Союза писателей СССР, но они были спасены заступничеством Е.Босова.  Можно сказать, что Ю.Паршин отделался лёгким испугом. На собрании писателей-коммунистов беспартийные Е. Босов и Ю.Паршин не присутствовали, зато прибыл заведующий отделом пропаганды и агитации Ленинского райкома КПСС А.Б.Пузырёв. Напомню, что это был 1986г., самый пик борьбы с пьянством и алкоголизмом, а тут такой из ряда вон выходящий факт: в помещении писательской организации устраивает пьяный дебош секретарь партийной организации, кандидат медицинских наук, член Союза писателей СССР, известный советский прозаик Михаил Леськов.
    Собрание вёл И. Баскевич, который на тот момент исполнял обязанности заместителя секретаря партийной организации.  М. Леськов очень кратко рассказал о происшествии, признал вину, но всё это без слезы и мольбы в голосе. Поэтому писатели - коммунисты фронтовики (Ф.Голубев, А. Харитановский) потребовали сурового наказания, вплоть до исключения из рядов КПСС. П. Г.Сольников предлагал освободить М.Н.Леськова от обязанностей секретаря парторганизации курских писателей и объявить строгий выговор по партийной линии с занесением в личное дело. При голосовании прошло предложение П.Сольникова. Товарищ А. Б.Пузырёв попросил в недельный срок оформить протоколы заседания собрания и представить их в Райком КПСС. Персональное дело коммуниста М.Н. Леськова будет заслушиваться на заседании бюро райкома.
    Прошла неделя. Для М. Леськова, очевидно, это было время ужасного томительного ожидания. Потом в писательскую организацию позвонили из райкома – необходимо, было, чтобы «М.Н.Леськов написал объяснительную на имя Первого секретаря райкома».  Строптивый уроженец хутора Луг категорически отказался что-либо писать, но потом его, очевидно, уговорили старшие товарищи по перу, и он всё-таки согласился. Собирать все бумаги должен был И.Баскевич, но он едва передвигался из-за своих болезней, и П. Сольников отрядил на встречу с М.Леськовым меня.
     Был уже конец апреля, ярко зеленела листва на деревьях, светило весеннее солнце. Я стоял на остановке автобуса на ул. 50 лет Октября и видел, как Михаил Николаевич в рубашке с короткими рукавами тяжело брёл по улице Аэродромной вдоль трамвайного пути.
Подойдя ко мне, он протянул свёрнутый в трубку листок бумаги А-4. Я развернул свиток:
  -- Первому секретарю райкома КПСС…Объяснительная.
Я совершил проступок. Осознал свою вину. Подобное больше не повторится. Дата. Подпись.
Я с удивлением посмотрел на М.Леськова. Постаревшее осунувшееся лицо. Исхудавшие руки.
   --Михаил Николаевич, не слишком ли лаконично?
   -- Больше я им ничего не напишу. Вези это…В.В. Как там вообще настрой в Союзе? Подвёл я всех…
   Я пожал плечами, не зная, что и сказать. Мы помолчали. Потом Михаил Николаевич, глядя слезящимися глазами прямо на солнце, произнёс:
   --А у меня, кажется, микроинфаркт был.
И приложив левую руку к груди, повернулся и двинулся в обратный путь.
   26.04.1986г. Чернобыль…
   Бюро райкома было назначено на вторую половину мая. В 10 утра П.Сольников, М.Леськов и я вышли из Дома книги и двинулись по ул. Ленина вниз. Пересекли Красную площадь и по ул. Дзержинского, спустились на ул. Колхозную к серому административному зданию. Райком партии занимал второй этаж. В приёмной женщина - секретарь стучала на машинке. Увидев нас, она кивнула головой:
--Писатели? Здравствуйте. - Заглянула в лежащие перед нею бумаги:
 --Так, кто у нас Михаил Николаевич Леськов?
Сольников подтолкнул вперёд посуровевшего напряжённого М.Леськова.
  --Михаил Николаевич, а что же Вы без галстука? На бюро без него нельзя! Таков порядок. Тем более, сегодня здесь присутствует сам Первый секретарь обкома КПСС Гудков Александр Фёдорович.
   Я стоял за спиной впавшего в ступор П. Сольникова, но хозяйка приёмной вышла из-за стола и оглядела меня:
-- Ну, вот -  у молодого человека есть галстук. Одолжите его Михаилу Николаевичу!
   Я через голову снял галстук и протянул его Еськову. Он упрямо замотал головой, но рослый Сольников молча взял необходимый атрибут мужской одежды и натянул его на непокорную крестьянскую выю. Дверь кабинета Первого секретаря РК приоткрылась. Из неё выглянул А.Б. Пузырёв:
   -- Прибыли? Готовы? Проходите товарищи Леськов и Сольников.
    Я сел на стул в приёмной и стал ждать. Медленно тянулось время… Прошло минут сорок. Потом дверь распахнулась, и из кабинета молча вышли суровые Еськов и Сальников. Я двинулся за ними по широкому коридору райкомовского здания. Выйдя на улицу, писатели перешли улицу и остановились под берёзками в скверике у цирка…
Они закурили и обменялись односложными фразами, из которых я понял, что в партии М. Еськова оставили, но «строгача» с занесением он получил. Оказалось, что секретарь райкома Потапов Иван Фёдорович был земляком М.Н.Леськова, знал его с юности и, выслушав мнение членов бюро, подвёл итог: «Коммунисту М. Леськову надо вернуться на работу, продолжить преподавательскую деятельность в мединституте, засесть за докторскую диссертацию, а литературное творчество совмещать с научной работой».
     С 5 по 15 июля 1986г. в Липецке проходил межрегиональный литературный семинар молодых писателей Центра и Юга России.
  О его работе и результатах я расскажу в другой главе, а здесь несколько слов о том, что, когда я после возвращения из Липецка пришёл на работу, то узнал, что П.Г.Сольников в отпуске как и большинство курских писателей, укативших в дома творчества в Малаховку, Пицунду или Коктебель.  О том, как прошёл юбилей П.Сольникова(12 июля 1986г.) и спросить было некого: в помещении Бюро сидела бухгалтер Л.И. Иванова, но она, как всегда обременённая семейными заботами, ничего не знала.
   В августе ушёл в отпуск и я. А в сентябре мы, наконец, встретились с Петром Георгиевичем – он пришёл в помещении писательской организации и стал выбирать в пластиковый пакет какие-то бумаги и мелкие вещи из ящиков стола.
  -- Вот, собираю «бренные пожитки», - невесело усмехнулся Сольников.
  --Всё-таки уходите? А кто на ваше место? - спросил я. 
  --Вопрос пока не решён. Евгений Иванович пытается провести М.Леськова, но местные власти против.
   Я ушёл в кабинет БПХЛ. На душе было тоскливо и муторно. Через некоторое время наша дверь распахнулась. Сальников в новых сандалетах, коричневых брюках и жёлтой китайской рубашке с коротким рукавом   стоял в проёме двери. Он старался выпрямиться во весь рост…Чуть подрагивала рука с пакетом бумаг. За толстыми линзами очков пристально смотрели слезящиеся глаза. Он приподнял над головой шляпу и чуть виновато улыбнулся:
--Не поминайте лихом, «бюрократы!»
    Я вышел в коридор и спустился с Петром Георгиевичем в лифте. У парадного входа в Дом книги стояло «такси». Ответственный секретарь в отставке крепко пожал мне руку, сел в машину и убыл на «заслуженный отдых».

ОДНОЛЮБ
(Бобылька третья…)
 Поэт Александр Судженко был заметен и узнаваем издалека. Как сейчас вижу –  он стоит  на углу гостиницы «Центральная», там, где ул. Ленина растекается в Красную площадь. Он среднего роста, на нём мешковатый коричневый  пропылённый плащ, на голове – видавшая виды шляпа.  На лице у Саши очки с толстыми стёклами, через которые он как-то стеснительно, словно озираясь, смотрит на мир. Слабовидящий человек, житель сельской глубинки боится не узнать или пропустить знакомого. Окликаю его и слышу радостное:
- О, творча людына! А то уж думаю – Курск чи ни?…
Как всегда с некоторой опаской подаю ему руку и  ощущаю твёрдось широкой, как зерновая лопата, его  «правыци» и стальное дружеское рукопожатие «кузнеца з мальства».
   Таким же – в плаще, очках, да ещё несколько седовато-всклоченным  и слегка небритым, увидел я его впервые у дверей писательской организации  в далёком 1981ггоду.  Юная и красивая, как фея в синем платье, бухгалтер Света (называть себя Светланой Николаевной она категорически запрещала – её было только 19 лет!) держала в руках пачку командировочных удостоверений и называла фамилии «семинаристов»:
-Судженко Александг  Андгеевич, - чуть картавя, произнесла она, и Судженко весь всколыхнулся с ответным:
-Здесь!
И ринулся за бумажкой с печатью. Получив документ, он вернулся на своё место у стены, приговаривая:
-Ось, яка, гаркавенька!
- --Саша!! Да не гагкавенька, а восхитительно кагтавенькая, грассируя, громко произнёс старейший поэт земли курской Николай Корнев, посматривая на Светлану своим единственным, уцелевшим на фронте соколиным глазом и усмехаясь в молодецкие, только что обмоченные в «сладкой водочке», усы.
Трогательное, застенчивое, благоговейное отношение к женщине - в этом весь Судженко…
Ю. Бугров в «Литературных хрониках…» сообщает:
- Судженко Александр Андреевич (1944, с. Горналь,Суджанский р-н, Курской области – 22.03.2006, похоронен в с. Гуево, поэт.
  После средней школы окончил Обоянский библиотечный техникум (1972). Работал директором Дома культуры в городе Судже, затем корреспондентом районных газет.  Печатался в районных и курских газетах, коллективных сборниках, журналах «Подъём», «Рабоче-крестьянский корреспондент, еженедельнике «Толока». Выпустил книги: «Горькая свадьба», «Оклик с Фагора»(1996).(1, стр. 355).
   По рассказам знавших его людей, Саша был человеком прямым, всегда высказывал свою точку зрения, ладить с ним было трудно. Скорее всего, он просто любил правду и боролся за справедливость. Поэтому, наверное, ему часто приходилось переезжать из района в район, менять места работы, редакции.  Он просился в писательские бригады, хотел выступать перед земляками, но…
В родном Суджанском районе ВЛАСТИ не хотели его видеть, поэтому я пригласил его в соседний с Суджей Большесолдатский район, где в конце 1987года по плану должны были состояться Дни литературы. Тем более, что в то время Судженко работал в местной газете.
  Стояла ненастная осень, организовать группу из 9 человек не удалось. Возраст, болезни писателей давали о себе знать:
-- Выручайте, Пётр Георгиевич! Не могу собрать группу - собирался поехать Александр Александрович Харитановский, но намедни позвонила его жена, сообщила, что он затемпературил,-- позвонил я  на квартиру Петру Георгиевичу Сольникову.
     – Крутись, В.В., - посмеиваясь в трубку, сказал бывший ответсекретарь.
--Таких мы на фронте называли «кашлюнами» - надо в разведку идти, а на него вдруг кашель нападает... Ладно, давай-ка я тряхну стариной и поеду с вами.
   Итак, мы выехали только впятером (Судженко должен был присоединиться на месте), добирались в райцентр из-за плохой дороги и поломки автобуса почти весь дождливый октябрьский день.
   Центр села Большое Солдатское занимает площадь - унылое низинное место. По периметру вокруг неё расположились Райком партии, Дом культуры, ПТУ.  Все мы изрядно намёрзлись, проголодались. Выгрузились всей бригадой с портфелями из автобуса. Райкомовский представитель выбежал к нам навстречу без пальто и, размахивая руками, начал зазывать в партийное здание. Попали мы, очевидно на какой-то актив: в зале сидело десятка три усталых начальствующих мужиков в кожаных куртках и плащах. Пока приехавшие рассаживались на первом ряду, человек без пальто взял микрофон и объявил:
-  Товарищи руководители! Только что к нам в район приехали писатели – вот они перед вами!
Он взял у меня список и начал его зачитывать:
Сольников Пётр Георгиевич – фронтовик, прозаик, Ветков Владимир Павлович - прозаик, ответственный секретарь Курской писательской организации, Латышев Владимир Алексеевич – поэт-сатирик, Наливайко Леонид Гавриилович и В.В. –поэты. Прибыли они, конечно, поздновато, по вине транспортников…Но с завтрашнего дня будут выступать у вас в хозяйствах и «собирать материалы для своих книг.
На этом совещание закончилось и все стали шумно покидать зал. «Мастера слова» сиротливой группой тоже вышли на бетонное крыльцо. Райкомовский работник жестом правой руки обозначил нам направление на гостиницу, обнадёжил, что «там есть буфет» и простился до утра.
Скользкая дорога шла в гору. Поднимались мы довольно долго, пока не увидели приземистое одноэтажное строение. Местная гостиница. Очевидно, раньше называлась Дом колхозника с удобствами во дворе. На крыльце курил Саша Судженко.
-  Что ж вы так довго? Я вас тут весь вечер дожидаюсь. «Уже пачку сигарет спалыв», - говорил он, здороваясь с коллегами.
Большой вестибюль с потёртым линолеумом на полу. Традиционный продавленный диван чёрной кожи. И женщина лет 60 – ти, дежурная и уборщица в одном лице:
   -- Заселяйтесь-ка вы все в общий номер. Я там печку протопила, потеплей будет. Чайник вам давать? -  спросила она.
   --А к чаю что есть? – начали спрашивать голодные акулы пера, понимая, что ужина с разносолами не будет.
   Тётка Полина (так звали женщину) загремела ключами и открыла дверцы буфета. Сахар, пачки печенья, вафли и даже какие-то леденцы.
    Накупив провизии, двинулись в номер. В нём двумя рядами (как в казарме) стояли 10 кроватей с подушками и синими одеялами. Два сдвинутых стола, покрытых старой цветастой клеёнкой и несколько стульев. Латышев достал свою знаменитую литровую банку, чтобы кипятить в ней воду, а потом сливать её в чайник. На столах появились разнокалиберные стаканы и домашние кружки.
   - Не очень хлебосольно встречает нас райцентр Большие Солдаты! Ваша недоработка, товарищ директор Бюро пропаганды. Дичь какая-то! Могли бы хоть толчонку приготовить, - подражая голосу А. Харитановского,  возмущался поэт - сатирик.
    Я виновато пожимал плечами. Тут на угловой кровати вдруг зашевелился улёгшийся было поверх одеяла Судженко. Он достал из портфеля замасленный газетный свёрток, развернул его и явил миру…варёную курочку. Разломив аппетитную тушку, поэт вонзил крепкие зубы в сочную булдыжку.
-- Саша, а мне? – чуть не плача, дурашливо попросил Леонид Наливайко.
-- А что, ты хочешь? – Судженко оглядел сквозь очки братьев-писателей и заключил:
-- Всё равно здесь на всех не хватит.
…Поэт в своём углу, как большой кот, похрустывая косточками, с урчанием уминает дичь. Остальные заваривают грузинский чай, грызут привычные по кабинету Сальникова вафли и печенюшки.
     Слышно, как стукнули входные двери – кто-то громко, по- хозяйски проходит по скрипучему полу:
   - А где же здесь у нас курские писатели?
   - Да вон, в общем номере!
     Дверь распахивается. На пороге стоит долговязая фигура в кожаной куртке и нутриевой зимней шапке. Гость снимает мокрый от дождя головной убор, здоровается и представляется. Он из колхоза «Победа», секретарь парткома. Оказывается, молва летит впереди нас – узнав о том, что в район приехали писатели, председатель колхоза распорядился организовать с ними встречу в сельском клубе:
    --«Уазик» стоит у гостиницы, но взять сможет только трёх человек – нет мест, да и дорога никакая.
   Конечно, поедут маститый Пётр Сольников, Владимир Ветков и незаменимый Владимир Латышев. Остальные – в резерве.
   Ну что ж, с почином! Хоть и на ночь глядя, первая группа выехала на выступление. Я разложил на столе бланки договоров и путёвки, и начал заполнять документы. Завтра утром надо будет разделиться на две группы и отправляться по колхозам, предприятиям, организациям. Хоть бы унялся нудный осенний дождь.
     В вестибюле, почти провалившись в чёрный кожаный диван, сидели и курили два крестьянских поэта. Я вышел из номера и примостился на стул рядом с ними. Едва мерцает экран старенького чёрно-белого телевизора, чуть слышен звук.
   --Бу-бу-бу, -  Судженко жалуется на свою судьбину.
   -- Знаешь, Гаврилович, так и живу бобылём в своей хатёнке. Матушка совсем старая стала, то возится у печки, то лежит на кровати.  На двор почти не выходит. У нас две козы, кошка и собака.   Кур с десяток. 30 соток земли.  Весной попрошу соседа – он трактором вспашет, картошку посеем. Я же дома наездами – больше здесь в райцентре да по колхозам, по полям. Ночую то в редакции, то в гостинице.
   -- А почему ты в Судже   не стал работать в газете? Суджа - то всё-таки районный город, больше разворот.
   --Да разворот больше и читателей побогаче.  Вот кому-то из них и не понравилось стихи:
Разве я кому-то сделал худо,
Обокрал кого-то хоть на грош.
Так чего же ненавидят люди,
Если скажешь правду, не солжёшь.
Но теперь я не страшусь напасти,
День высок, не погасить зарю.
Лишь тогда бываю горд и счастлив,
 Если правду людям говорю.
Вызвали меня в начальствующий кабинет и сказали:
  -- Ты, поэт, меньше гордись и напасти не выискивай. А лучше подыскивай   себе работу на стороне.
  -- Саша, а я помню у тебя строчки великолепные о твоем селе (я подключаюсь к разговору и читаю наизусть):
Вот стою на зелёной вершине
И любуюсь Горналью родной:
Поворотные волны пружиня,
Псёл сверкает в траве луговой;
Избы брызжутся бликами стёкол –
Красота и вдали, и вблизи!
И какой-то в душе моей сокол
Рвётся ввысь и в пространства Руси.
  ---Неужели у вас там нет ни одной гарной дивчины? - удивляется отец трёх сыновей бородатый, словно Будулай, Леонид Наливайко.
  -- Я не поверю. Мужиков, сейчас на селе в разы меньше, чем баб. У нас болезни, ДТП, аварии. А сколько сейчас губит самогонка клятая…Так что хозяйку себе в деревне найти можно.
  --Я – однолюб! – мрачно заявляет уроженец благословенной Горнали.
-- Ещё со школы нравилась мне соседская девочка Галя Медведева. Да всё как – то стеснялся к ней подойти. Я ведь с детства почти слепушок. Хоть силой – и мужской -  Бог не обидел. Так вот всё ходил вдоль плетня и вздыхал. Потом в Обоянь уехал в техникуме учиться. Там вообще одни девки в группе были.
--Что ж ты терялся?
--Я же сказал, что я – однолюб. Потом дошёл слух, что она замуж вышла. Правда, через некоторое время вдовой осталась. Муж её на Паску поехал с товарищем на рыбалку, упал с крутого берега и залился.
--Ну и где же она сейчас?
--Да так и живёт по соседству… Справная такая стала вдова. По осени привезли ей зерно, а мешки свалили на улице перед хатой… Пришла и просит:
--Сосед, помоги хлеб в сенцы занести!
--А что за работу будет?
--А что хочешь! Могу и поляну накрыть, а могу и натурой!
   Знает, чертовка, сколько лет я по ней сохну! А сама ластится к моему плечу да грудями напирает. Взыграло тут во мне ретивое, встопорщились брюки:
-- Что, - говорю, - и буквой Г встанешь?
--И встану!
--Ну а дальше что? - мы с Наливайкой навострили уши,
-- Что, что …Перетаскал ей мешки и ушёл на свой придворок.
--А почему? Она же согласилась!
--Теперь – то она может и согласилась … Да я ж – однолюб.
   В командировках я обычно воздерживался от курения, но тут попросил сигарету, и мы втроём в раздумье задымили…
   В скором времени оживлённые удачным выступлением и хорошим ужином в гостиницу ввалились наши братья-писатели. Они привезли и нам ковригу хлеба, десяток громадных деревенских котлет, варёных яиц, огурцов, помидоров, яблок. Как гоголевские казаки все вновь уселись ужинать и пить чай! Один Судженко притих в своём углу на кровати, очевидно вспоминая тяжесть мешков с зерном.
    А Петр Георгиевич Сольников, скорее всего, продолжая устное выступление в клубе, рассказывал о своём знакомстве с Евгением Ивановичем.
(Вот как об этом событии он написал впоследствии в очерке «Берега…Берега…»
---Немало минуло годов с той памятной поездки на Куликово поле. Группа писателей, тогда только что отработавшая на тульском семинаре молодых литераторов Центральной России… «непланово», по зову души, собралась, наняла автобус и совершила путешествие к сердцу России.
   Дорога неблизкая и было время подумать и поговорить о «славе ранней русской земли» …Большинство из нас оказались фронтовиками…и всяк по-своему ощущал связь своих дел и устремлений с подвигами и духовными порывами предков. Мелкими группками…бродили мы по Красному холму. Босов, опустившись на колено, вытянул седую метёлочку ковыля из земли и положил на чугунное подножие памятника.
На возвратном пути всем захотелось остановиться у Дона…у Татинских бродов, в том месте, где когда-то переправлялся со своими хоробрыми дружинами и полками Дмитрий Донской.
   Пока мои спутники оглядывали окрестья Куликова поля, теперь уже с береговых курганов великой реки, Босов спустился с асфальтовой насыпи на сочно - изумрудный убережный полог и прошёл к воде. Словно ковшом, он загрёб своей широченной ладонью осенней перекатной водицы и жадно испил её, как после изнурительного солдатского перехода. Затем неспешно снял шляпу и теперь уже, будто шеломом, зачерпнул ещё жаднее вровень с полями, и, не расплескав, донёс до автобуса.
--- Святая! Русским духом крещённая, - кто-то из поэтов выдал вмиг родившуюся строку.
   Шляпа, словно братина, пошла по рукам вкруговую. По глотку всего-то! Но как велик соблазн «причаститься» к донской, куликовской водице…И все мы тут как бы прикоснулись к великим истокам земли русской.
 ( 2 .П. Сольников Берега…Берега, с . 89).
   Поэт Юрий Паршин вспоминает, «что на тульский зональный семинар Евгений Иванович повёз курскую команду…А Пётр Георгиевич возглавлял тогда Тульскую писательскую организацию. После совещания Пётр Георгиевич повёз участников на Куликово поле. Евгений Иванович увидел, как выгружаются ящики с водкой, и, по словам Сольникова, только он один спросил:
-- Петя, а на чьи пьём?
Это был всегдашний и не праздный интерес Евгения Ивановича…Но всё было нормально: Пётр Георгиевич взял под отчёт три своих зарплаты. Такое бескорыстие не забылось.
   В Курском Союзе писателей в тот год (1976) «бурлила и кипела похлёбка классовой борьбы». И никакой обком партии усмирить враждующие партии не мог. И тогда Евгений Иванович Босов сказал на одном из собраний:
- Давайте пригласим варяга! Есть такой – Петя Сольников. Он в Туле писателями руководил. Но сейчас совсем свободен, так как в Харьков переехал к новой жене.
-- А не пьёт? - спросил Михаил Михайлович Обухов.
--Не пьёт! – не дрогнув, сказал Евгений Иванович.
--Нам такой нужен, - сказал Обухов, и вскорости Петр Георгиевич переехал в Курск.
( 5, с.49.).
Согласитесь, что кусок духовно-патриотической прозы П. Сольникова и дневниковые заметки Ю.Паршина весьма отличаются друг от друга по стилю и по факту.
А теперь я обращусь к своим воспоминаниям …
 Итак, Пётр Георгиевич разгорячённый недавней встречей с читателями в сельском клубе и доброй чаркой «горбачёвской бураковой» (напомню, что всё происходит в 1987г. в период яростной борьбы с пьянством и алкоголизмом в СССР) выпитой на посошок в хлебосольной колхозной столовой, стоит посреди гостиничного номера-казармы в Большесолдатском и устно излагает то, что потом под пером критика станет очерком «Берега, берега»:
-- Словно ковшом, он загрёб своей широченной ладонью осенней перекатной водицы и жадно испил её…Затем неспешно снял шляпу и теперь уже, будто шеломом, зачерпнул ещё жаднее вровень с полями, и, не расплескав, донёс до автобуса. Шляпа, словно братина, пошла по рукам вкруговую. Но как велик соблазн «причаститься» к донской куликовской водице…
--А надобно сказать вам, братцы, что в тот день непрерывно лил дождь, мутные ручьи воды с грязью неслись вдоль дороги прямо к батюшке Тихому Дону. И вот эту взболомученную жижу летописной реки испил сам лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького   и поднёс в шляпе собратьям по перу. До самой Тулы поскрипывал на зубах прибрежный песок с чернозёмом. Промокшие до нитки, усталые и грязные, мы выбрались из автобуса. Я расплатился с водителем, и он укатил восвояси. В гостинице мы поднялись на свой этаж. При виде нас дежурная только руками всплеснула.  Евгений Иванович пошёл в номер, а я дал денег хозяйке этажа и попросил купить где-нибудь поблизости пару самых обычных…трусов. Не успели мы растелешиться, как принесли покупку. Изрядно помывшись в душе, согревшись под горячими струями воды, обрядившись в новые трусы с этикетками, мы стояли у стола, на котором молодые «семинаристы» проворно расставляли бутылки «Пшеничной», лимонад, выкладывали хлеб и закуску.
--Хороший ты мужик, Пётра. Я тебя полюбил, как брата, - басовито гудел Евгений Иванович!
--Жаль только, что я атеист, а ты коммунист и нет у нас с тобой крестов нательных. Даже обменяться нам с тобой нечем!
А давай – ка обменяемся … новыми трусами!
   Ночь в Большесолдатском в чуть тёплом номере гостиницы под тонкими сиротскими одеялами прошла неспокойно. Сольников всё время кряхтел и ворочался – очевидно, ломило суставы. Кто-то громко чихал, кто-то кашлял. Не хватало ещё простудиться на осенних просторах родимой земли! И вдруг ранним утром с угловой кровати, где вчера была прикончена невинная курочка, раздался протяжный голос Судженко:
--Хлопцы, а в мэне ночью была ЭРЕКЦИЯ…
Потом в наступившей тишине зазвучал характерный жёсткий треск - то поэт-однолюб, сидя на кровати, начал бриться станком, заправленным отечественным лезвием «Нева». Брился он на сухую - без зеркала, без мыла и даже без воды.
    Первое утреннее выступление было запланировано в Центральной районной больнице, но внезапно оно было отменено и нашу группу – Ветков, Судженко и В.В. – повезли прямо на свекловичное поле колхоза им. Чапаева. Дождь почти утих, когда мы вылезли из машины возле бурта «сладких корней» и, тяжело ступая по грязи, пошли к огромному скирду золотисто-жёлтой соломы, под которым примостились несколько немолодых колхозниц. Они были одеты в тёплые куртки и телогрейки, головы укутаны в шали и платки. На ногах – галоши или резиновые боты, в руках – длинные острые ножи для обрезки ботвы. Узнав, что к ним приехали «писатели и поэты», насупленные женщины не выразили большого интереса. Слово было предоставлено В.П. Веткову, автору лирических миниатюр… А Судженко взял меня за рукав и потянул чуть в сторону, вдоль скирда.
- В.В., может, я не буду выступать?
--Почему это? Ты ж так просился к читателям и слушателям? В чём дело?
-- Да нервничаю я что -то… Не помню ни одной строчки! Всё позабув!
--Как не помнишь? Да ты вчера такие стихи нам вечером читал! Ну-ка соберись!
--Не могу…У меня голова до обид нэ варэ.
--А «после обид?»
-- А после обид нэ варэ зовсим.
Я с усилием повлёк поэта ближе к месту выступления, чтобы он настроился на лирическую волну, услышав, как Владимир Павлович Ветков будетчитать своё фирменное стихотворение в прозе              « Женщина»:
--Женщина встретила светлым взглядом…
 --Женщина спешит на свидание…
--Женщина смеётся…
--Женщина бежит по лугу…
--Женщина плывёт…
--Женщина спит…
--Женщина дышит в плечо…
--Женщина принимает цветы…
Женщина! Сколько праздников у мужчины!
Ни одна из женщин, сидящих под скирдом, даже не пошевелилась.
Смачно зачавкал густой чернозём под ногами – Судженко вышел вперёд и остановился перед свекловичницами:
--Уважаемые труженицы! Меня зовут Александр Судженко. Я сам из Суджанского района, можно сказать коренной ваш земляк. А прочитать я вам хочу стихотворение – «Твой образ, мама…:
--Пахать, косить – не женская работа,
Пилить, строгать, ботинки починять…
Ты можешь всё! Училась у кого ты,
Моя родная старенькая мать?
Едва ль с таким умением смогу я
Слагать в стихи обычные слова –
Ты даже печь сложила вон какую,
Что ахнули в округе мастера!
Порой прочтёшь стихи – за многострочье
Бранишь:
-- Сынок, ты длинно не пиши.
Вот тут – стихи!
А эти я бы – в клочья:
Ну, нет в них, Саш, ни капельки души.

   Прошли годы. Я давно уже не работал заведующим бюро пропаганды, вернулся к преподавательской работе в ПТУ №3 по ул. Народной, 8., а потом в Курском музыкальном училище-интернате слепых. Почти восемь лет не бывал в Союзе писателей (как и почему это произошло я расскажу в следующих главках). 
    Весной 1997г., узнав о том, что губернатор Александр Владимирович Руцкой выделил крупную сумму на издание книг курских писателей, я направился в Дом знаний, где теперь размещалась писательская организация, чтобы поговорить с Ветковым об издании моей книжки.
     …Я шёл по длинному полутёмному коридору третьего этажа Дома Знаний, повернул на лестничную площадку и нос к носу столкнулся с…Сашей Судженко!
_-Здорово, однолюб!
--В.В! Сколько лет, сколько зим? Ты в Союзе был? Ветков там чи ни?
--Сидит у себя в кабинете.
--А я к нему тороплюсь. Несу анкету, заявление, фотографии. Я ж вторую книжку издал «Оклик с Фагора» и на прошлой неделе нас с Латышевым здесь Курске в Союз писателей приняли. Вот собираю все документы, Владимир Павлович их будет в Москву отправлять, чтобы утвердили. Пойду, отдам ему, пока не ушёл.
    И Судженко заспешил по коридору.
   Прошли ещё месяцы, годы. Писательская организация вновь «переехала».  Дом Знаний (бывшие комсомольские работники, а нынче оборотистые руководители общества «Знание») превратили в филиал какого-то коммерческого института, все помещения сдавали в аренду разным фирмам и фирмочкам. В ходу был слоган -  ничего личного, только бизнес! Поэтому Веткова с его бухгалтерией и библиотекой мэрия перевела в самый центр города в знаменитую «шестёрку» по адресу Красная площадь,6 - здание довоенной постройки, уцелевшее во время бомбёжек, боёв за Курск и сражений на огненной Курской дуге.
    В кабинете Веткова, а если собиралось много людей, то и в небольшом зале писательской организации, ежемесячно проходили заседания литературного объединения, на которые приглашались известные писатели: Ю.Асмолов, Ю.Паршин, А.Шитиков, М. Леськов, В.Коркина, а также «начинающие», как говорили – от 17 до 70 лет.
   Почти всегда на этих собраниях присутствовал Александр Судженко. В жизни его произошли большие перемены – он постарел, стал совсем седым, матушка в деревне померла. Хата стояла с окнами, забитыми досками, земляной надел он разрешил засевать соседу. Александр так и не женился. По ходатайству писательской организации ему предоставили место в доме престарелых «Сосновый бор» на окраине города в Горелом лесу, но жить там «с дедами и бабками» он категорически не желал и часто обитал у знакомых и друзей.  Несколько раз ездил в Одессу лечить глаза у знаменитого офтальмолога Филатова.
   …Идёт очередное заседание литобъединения.  Поэты читают свои стихи, аудитория слушает.  Сейчас начнётся обсуждение. Вдруг за стеной кабинета Веткова в «библиотеке» (правильнее назвать это помещение кладовкой для книг) раздаётся какой-то стук и грохот, все с удивлёнными лицами поворачиваются на шум… Проходит пара минут, дверь в кладовку со скрипом открывается – в проёме стоит помятая, всклоченная фигура…Саша Судженко! Оказывается, он пришёл ещё до обеда, взял у вахтёра ключ и проник в кабинет ответсекретаря, нашёл чем закусить, потом разложил в библиотеке на полу книги и подшивки газет и уснул. Да, он нашёл, чем закусить, потому что пришёл в Союз писателей… изрядно выпивши…Поэт стал злоупотреблять спиртным – эка невидаль на Руси!
   Под осуждающим взглядом В.П.Веткова Судженко вышел из книгохранилища и, обдавая мощным перегаром томных поэтесс, удалился в туалетную комнату, где долго пил воду, умывался и приводил себя в порядок. Наконец, он вернулся, сел на стул у двери и затих.  Стихи читает Алла Бихлецкая - дама бальзаковского возраста, бывшая преподаватель ВУЗа, которая пришла в литературу на склоне лет. Начинается обсуждение её стихов
   --Алла Фёдоровна на каждое заседание приносит новые стихи. Ей надо готовить книгу. (В.Шумаков).
   --Это рассуждения в рифму. Ложный путь! (Л.Звягинцев).
   -- Написано ровно, хорошо, но холодновато. Высота взята давно, но в стихах чувствуется какое-то барство (Ю.Асмолов).
   --Евгений Иванович учил меня, ещё начинающего литератора: Не пиши для сытых! (М.Леськов, поднимая вверх правую руку с вытянутым большим пальцем).
   -- Да Евгений Иванович – он тоже не святой, - хриплым голосом вдруг медленно произносит Судженко. В помещении писательской организации повисает тяжёлая тишина…
   Уже стемнело, когда любители поэзии начали расходиться:
   --В.В., купи ты мне хоть баночку пива, трубы горят, - просит Судженко. Он садится на скамейку в кустиках против почтамта и осторожно начинает пить «Балтику», конспиративно скрывая жестяную тару в широкой ладони.
   -- Зря я брякнул про Евгения Ивановича…Да накипело у меня на душе. По поводу приёма в Союз писателей из Москвы уж сколько времени ни ответа, ни привета. Я Веткову с вопросами просто надоел, а он всё отмалчивается.
     Недавно пришёл я в писательскую, спускаюсь по лесенке, а в зале Босов сидит, кого – то дожидается.  Я, правду сказать, тогда хорошо в подпитии был – вот они пресловутые 100 грамм для храбрости. Так сразу и говорю ему в лицо:
 – Евгений Иванович, что ж так долго Москва молчит? Помогите с приёмом в Союз писателей!! Я крестьянский поэт, а Вы - известный писатель - «деревенщик». 
   Его от этих слов аж передёрнуло, напрягся он в кресле и отвечает:
   --Ты бы, Сашка, в порядок себя привёл: пьёшь беспробудно, грязный весь, шерстью оброс. В Союз писателей тебя потянуло? А я, к примеру, за тебя здесь в Курске и не голосовал…Писать надо лучше.
   Так и не стал поэт Александр Судженко членом вожделенного Союза писателей. В последний раз я видел его на углу гостиницы «Центральная». Он пожаловался на то, что, получив в прошлом месяце пенсию, зашёл в Дом Журналиста, где гудел творческий междусобойчик. Саше обрадовались, пригласили к столу, он внёс свою долю денег и…
    Выпивки с друзьями, незнакомыми людьми, бомжами продолжались две недели в каких-то квартирах, притонах, кустах. Запой. Потом - сердечный приступ, «скорая», палата в больнице скорой медицинской помощи (БСМП). Откачали. В больнице он пролежал 21 день. А сейчас пришёл к гостинице и ждал журналиста А. Дозорова, который пообещал принести деньги, вернуть долг.
   Умер Александр Судженко 23 марта 2006г. в кардиологическом отделении БСМП, куда попал в очередной раз. Из документов, кроме паспорта и пенсионного удостоверения, при нём был членский билет Союза журналистов России, в курское отделение которого и сообщили о смерти Судженко А.А. Похоронили его в селе Гуево в пяти километрах от родной Горнали, от реки Псёл и горы Фагор. В Курском региональном отделении Союза писателей России о кончине поэта узнали лишь через некоторое время.

  КОРНЕВЫ…
    С поэтами – отцом и сыном Корневыми – я познакомился на литературном семинаре осенью 1981года. Десятка три семинаристов и просто  любителей литературы собрались в актовом зале на 3 этаже Дома книги. Я сел в 5 или 6 ряду с краю (Ю.Паршин предупредил, что меня будут обсуждать и забиваться на «камчатку» нет резона).
   --- Разрешите пройти?- рядом со мной остановился черноволосый  парень лет тридцати. Я привстал, пропуская его по ряду. Он, внимательно посмотрев на меня чёрными глазами, протянул  для рукопожатия небольшую, неожиданно крепкую кисть руки и представился:
---Вадим Корнев!
    Я назвал себя.
     Минуты томительного ожидания. В коридоре у дверей писательской организации столпились руководители семинара – курские писатели и гости, приехавшие из Москвы и Воронежа. Они явно кого-то ожидали. Наконец, первым двинулся в зал П.Г.Сольников и за ним потянулась вся свита. Маститые писатели чинно проходили за стол президиума, рассаживались на стульях. Сольников начал представлять руководителей – М.И.Гусарова (консультанта СП РСФСР по ЦЧО, Москва), А.Ф. Шитикова(зав. отделом поэзии журнала «Наш современник», Москва), Л.П.Шевченко(редактора ЦЧКИ, Воронеж). Курян Баскевича И.З., Голубева Ф.М., Веткова В.П., Леськова М.Н., Корнева  Н.Ю., Паршина Ю.П., Долянского Е.И.,  Харитановского А.А. Выяснилось, что  все ожидали Е.И. Босова, который обычно открывал семинары молодых, но на этот раз  не пришёл, сославшись по телефону на нездоровье. Начали без него. Руководители и участники разбились на секции прозы и поэзии. Прозаики вместе со своими наставниками перешли в кабинет П.Г.Сольникова (писательская организация), а поэты остались в зале. За столом президиума разместились М.Гусаров, Ю.Паршин, Е. Долянский, А.Шитиков, Л.Шевченко.
    В это время Николай Юрьевич Корнев не спеша шёл от двери по проходу, прищурившись, посматривая на сидевших в зале.     Небольшого роста, жилистый, «сухощавый» (как пишет Ю.Паршин) (П.,123) он казался нам 25 – 27 летним весьма пожилым человеком (ему уже исполнилось 64 года). Очевидно, маститый поэт только что побывал у стола, который сотрудницы бухгалтерии накрыли в помещении БПХЛ, «хватил рюмашку» и сейчас закусывал печенькой. Кто-то из начинающих, запинаясь, читал по рукописи стихи…Прочитав 5-6 сочинений, кончил. Установилась тишина. И вдруг раздался грассирующий голос Николая Юрьевича:
    ---Пииемлемо!
Он развернулся и не спеша (как и входил) двинулся к выходу. Скорее всего –  с намерением: «повторить».
    «Приемлемо» было одно из его фирменных слов, которым он выражал целую гамму чувств. Потом, вернувшись, и уже сидя на крайнем стуле у стола, он внимательно слушал стихи, порой делая замечания. После моего выступления - изрёк:
   ---Есть настооение!  Стихи о воинской службе напоминают мне – стаиику - о фоонтовой юности.
  --Николай Юрьевич!  Да какой же вы старик? Вы душой моложе  всех нас!
-- Еесь!(Ересь)!В.В,, не надо подслащивать пилюлю!— громогласно изрёк  живой классик.
    О самом поэте и его творчестве написано немало: это исследования И.Баскевича «Поэзия напряжённой мысли», Т.Горбулиной «Там, где чисто и светло», Д.Ковалёва «Душевный опыт поколений», Н. Кизименко «В большом родном кругу» и другие.
 -- Самая лучшая статья о творчестве Н.Ю.Корнева была написана Е.И.Босовым, - утверждает Ю.Паршин (П.с.121). Статья эта называется «Высота». Впервые она была опубликована в газете       « Курская правда».1975.17 авг. к шестидесятилетию поэта. (Н.,т.5,с.36-43).
…Как это не покажется странным в Курской писательской организации в 80-хгодах прошлого века было немного уроженцев Курской области. Это М. Леськов, Е.Босов, И. Заборов. Среди них был и Н.Ю. Корнев. Остальные, как принято сейчас говорить -  «понаехали».
     Родился будущий поэт в 1915г. в с. Коренском Рыльского уезда Курской области в семье учителя. Среднюю школу закончил в Краснополье на Украине.  Учился в Харьковском химико -технологическом институте, но не закончил его – душой завладела поэзия.  В Харькове Н.Корнев стал членом городского литературного объединения, которым руководил крупнейший украинский поэт Владимир Сосюра. Впоследствии Н.Корнеев работал корреспондентом Курского радиокомитета, отделения ТАСС, республиканских газетах «Советская Киргизия» (Фрунзе), «Социалистическая Кабарда»(Нальчик), областных «Курская правда» и «Коммунар» (Тула).
    В 1941 ушёл на фронт. Воевал рядовым, пулемётчиком. В 1943 г. в боях под Таганрогом получил тяжёлое ранение, лишился левого глаза. В 1944г вернулся в Курск, работал в «Курской правде» и в Курском областном книжном издательстве. Первая книга стихов «Перекрёсток счастливых дорог» была выпущена ещё в 1935г. В 1946г. сборник стихов «Стихи о войне». Всего на счету поэта несколько десятков книг, в том числе и для детей. Николай Корнев занимал своё почётное место в обойме поэтов – фронтовиков, а его лирические стихотворения были известны любителям поэзии по всей стране.
    Однако всё это я узнал гораздо позже, когда стал работать в БПХЛ. Тогда их было только двое – самых знаменитых курских поэтов – Н.Корнев и Е. Долянский. И на поэтические выступления в различные коллективы приглашали именно их. Популярность мастеров слова объяснялась большим количеством книг, изданных в Москве, Воронеже и Курске (достаточно сказать, что приезжая в командировки в районные центры курской области, я всегда посещал книжные магазины и на поэтических полках обнаруживал сборники и Корнева, и Долянского, которые в Курске уже было не найти), а также регулярными публикациями в «толстых» журналах и курской «периодике».  Газеты в советское время часто печатали стихи местных поэтов, выписывали периодику почти в каждой семье.
    Однажды мне довелось выступать с поэтами на Курском пивобезалкогольном комбинате. Н. Ю. Корнев очень не хотел ехать – он давно не выходил на публику, – а узнав, что они будут «в паре с Егором», отказывался наотрез. Еле удалось уговорить его. «Пивзавод», как называли КПБК в народе, располагался на окраине Курска, на улице Магистральной, недалеко от мясокомбината, гормолзавода, элеватора и ипподрома.
    Слушатели набились в просторный актовый зал под завязку. Я сказал несколько вступительных слов и передал микрофон Николаю Юрьевичу. Он страшно волновался (микрофон ходил в руке ходуном). Но всё-таки прочитал ряд своих коронных вещей: «Ворон», «На слух как песню…», «Голос связного», «Ты всё роднее»…
   После аплодисментов микрофон взял Егор Долянский… И тут я понял, почему Никола Юрьевич не хотел с ним выступать: Егор Иванович не просто читал стихи – он создал литературную композицию, в которой причудливо переплетались стихи самого Долянского и строки из известных произведений других авторов (причём ничьих фамилий он НЕ НАЗЫВАЛ). Звучало это примерно так:
--- Удивляюсь я наивности друзей:
Мол, из Курска? Значит, курский соловей.
Вкупе с курским именитым соловьём
Речку Кур с речушкой Курицей сольём…
(Стихи самого Егора Долянского).
Потом шла строфа:
---Город Курск на веков гряде,
Неподкупный и непокорный
На железной залёг руде,
Глубоко запустивши корни.
 (это были строчки Н.Асеева).
А потом вдруг:
--- На слух, как песню, узнаю
Мой край, сады мои.
Нигде, нигде так не поют
Весною соловьи!
На фронте, кто бы не спросил
О родине моей,
Обрадованно говорил:
---А – а, курский соловей!
   Здесь Николай Юрьевич (это были его стихи!)  сильно вздрагивал от неожиданности и искоса снизу-вверх глядел на Егора, а тот немного заикаясь и, почти приходя в экстаз, продолжал:
---Грудной свой возраст помним мы едва ли.
У Сейма мы живём на берегу.
Мы здесь росли, отцы здесь воевали,
И разогнули Курскую дугу.
(Из курского стихотворения М.Светлова).
---Гремели в долах и лесах
Бои с зари и до зари.
Орёл и Курск - как на весах,
А посредине – Поныри.
(Е.Долматовский).
--А вдовьи очи тихо голубели.
Дозоры шли к сторожевому рву.
Тогда Москва лежала в колыбели,
А Курск уже сражался за Москву.
 (Н.Сидоренко).
--Земля знаменитая Курская,
Где княжит весной соловей.
Сияние Сейма и Тускари,
Слияние вод и полей.
 (Н.Корнев).
И в заключении Егор Полянский прочитал свою знаменитую «Антоновку»:
--Хоть для ярмарок цвет не ярок,
Всё ж на ярмарках нарасхват.
В царстве груш и румяных яблок
Выдаёт её аромат.
Эх, антоновка!
И – мочёной,
И - с морозца из шалаша,
Ты и с чарочкой золочёной
И без чарочки хороша!
Зал обрушился шквалом аплодисментов!
    После выступления нас пригласили в отдельный кабинет чистенькой уютной столовой. Сервировка – сыры, колбасы, рыбные деликатесы – была не рядовая, да и продукция КПБК была представлена в ассортименте: пиво «Ячменный колос», пастеризованное «Мартовское», все виды «Пикура» (это сокращение от «пиво курское»), безалкогольное пиво «Ветерок», разнообразные газированные напитки, соки, квас.  Егор Долянский оглядел всё это великолепие и изрёк своё знаменитое:
-- Вода не утоляет жажды –
Я воду пробовал однажды.
 А потом попросил:
--А нельзя ли угоститься у вас НЕФИЛЬТРОВАННЫМ пивом?
Всё – всё знал известный поэт! Это сейчас «живое» пиво на каждом углу, а в перестроечные времена, в условиях разворачивающейся антиалкогольной кампании…  Нам принесли «колбу коническую» литров на пять, наполненную, правда, не до верху, золотистым густым напитком. Поэты пили   не спеша с растягом, я не отставал от старших товарищей. Конечно, пришлось посетить ватерклозет, а потом комбинатовская «Волга» помчала нас в писательскую организацию.
     В мае 1985 года Корнеева как поэта - фронтовика несколько раз настойчиво приглашали выступить перед студентами сельскохозяйственного института. Он отнекивался и упирался, но Елена Михайловна пустила в ход все свои чары, лила потоки сладкой лести на седую голову ветерана. И он согласился. На троллейбусе № 2 мы доехали до остановки СХИ. Троллейбус стремительно умчался по ул. Кавказской в сторону депо, а мы остались в берёзовой аллее возле института.
   Корнев начинал волноваться, ноги почти не слушались его, и мы едва прошли через двери в фойе вуза, где нас ожидала сотрудница институтской библиотеки. А вот и читальный зал, где на стендах были представлены книги писателей – курян. Отдельно стояли сборники Н.Ю. Корнева и его большой портрет. Встреча началась.
    Я сказал несколько слов о писательской организации, прочитал 2-3 стихотворения на военную тему и передал   микрофон ведущим. Студенты были хорошо подготовлены к литературной встрече: они рассказали о жизненном пути поэта, прочитали его стихи. У Николая Юрьевича начинался мандраж, ветерана охватила дрожь волнения, глаза слезились, но он скрепил сердце и голос его зазвучал:
-- Не выпускаю туубку из ууки,-
Мой телефон не может замолчать,
Я еле успеваю на звонки
Однополчан погибших отвечать…
Студенты слушали, затаив дыхание. Но надолго ли хватит  дыхания у поэта – ветерана? Он читает наизусть «Я качнулся и замер», и негромко говорит (самому себе?):
---А теперь что-нибудь из нового.
--Пиивычен мииный май, желанный и погожий,
С безоблачных небес особый льётся свет.
Да соок лет под,яд – ни залпов, ни бомбёжек,
И ни вытья сиеен, ни затемнений нет.
И здесь он забывает текст недавно написанного стихотворения! Оно у него в руках, отпечатанное на машинке, но листки так дрожат в руке, слезы застилают глаза…И вдруг все слушатели встают и аплодируют поэту - фронтовику…
     Едва я довёз Николая Юрьевича до Дома книги. Он был в страшном волнении и вместо того, чтобы по «зебре» перейти улицу Ленина и направиться в писательскую организацию, двинулся прямо к углу центрального универмага, где музыкой и яркими огнями манило уютное кафе «Звёздочка» (в настоящее время здесь, конечно, МАКДОНАЛЬДС)
---В, В., а не хватить ли нам по стакану вина?
Я заказал два стакана «Портвейна», и мы вытянули их прямо у стойки.
--Пыыемлимо,-  произнёс поэт и достал из кармана желтый помятый рубль.
-- Надо повтоиить.
  Когда мы вышли из кафе, я, понимая, что надо торопиться пока алкоголь ещё не набрал обороты, взял поэта под левую руку (он был невелик ростом и весом) и мы ТВЁРДО двинулись по ул. Ленина к дому, где жил Николай Юрьевич. Навстречу нам среди прохожих шёл Юрий Паршин. Он с улыбкой посмотрел на нашу пару, кивнул головой и прошёл мимо. Николай Юрьевич его даже и не заметил. Мы продолжили свой путь. Там и пройти-то надо было метров 200, но Корнев с каждой минутой явно тяжелел, и мне приходилось уже не просто поддерживать его, а чуть ли не нести, подхватив под подмышку.  С трудом обошли с торца длинный кирпичный дом и двинулись по асфальтовой дорожке.
---Опять Корнева пьяного ведут! – заговорили бабульки на скамейках у 4 подъезда, - какой- то новый у него ученик.
   Мы молча поднялись по бетонным ступенькам, вошли в подъезд, вызвали лифт. На 7 этаже Николай Юрьевич сказал:
-- Поставь меня перед двееею вот этой кваатиры, нажми на кнопку звонка и саазу уходи.
Что я и сделал.
  На другой день Паршин, выходя из кабинета П.Сольникова, почти столкнулся со мной и, улыбаясь, пожал мне руку:
---Поздравляю, В.В.! Вы вчера хорошо смотрелись с Николаем Юрьевичем напротив «Звездочки». Принимай эстафету поколений. Главное – надо уважать своего учителя и наставника. Я ведь пьяного Корнева на себе двадцать лет протаскал! «Стал он для меня главным учителем и старшим товарищем» ( П.,с. 123).
--- Юрий Петрович! А ведь я вас на себе таскать не собираюсь!
      1985год. Сорокалетие Великой Победы. Дни литературы становились привычной формой работы в районах области. Они были необходимы не только читателям, но и писателям.
…Поездки по городам и весям области требовали притока новых литературных сил. Писатели-куряне были в основном пожилые, болеющие и довольно тяжёлые на подъём люди. Поехать куда-то в дальний район для многих было проблематично, поэтому с разрешения П.Г. Сольникова я приглашал на Дни литературы писателей из других регионов, особенно тех, с кем познакомился на Фетовских праздниках поэзии, Овечкинских чтениях, во время поездок в Москву, Воронеж, Белгород. Это были Е.Мартынов, С.Никулин, В.Панкратов, С.Пылёв (Воронеж), Л.Золотарёв, В.Рассохин (Орёл), В.Молчанов, В. Жуковский (Белгород). Ну и, конечно, москвичи: А.Шитиков, Р.Романова, И.Николюкин, Л.Вьюнник. Все они являлись членами  Союза писателей СССР.
   А вот литераторов было катастрофически мало -  по одному два раза приезжали Л.Гущина, Е.Коротких, А.Лесняк, поэт-фронтовик Н.Диденко (Воронеж), В.Бабин, М.Кулижников и В.Черкесов (Белгород). Всегда с удовольствием отправлялся на встречи с читателями яркий поэт из Москвы Михаил Гусаров – он работал в аппарате Союза писателей СССР, но ещё не БЫЛ членом Союза! Причём, получив гонорар за выступление, он тут же отдавал его на усиление банкетного стола (шампанское, коробки конфет) в писательской организации. Из курян всегда готовы были двинуться в дорогу только В.Латышев (Фатеж) и  П.Потапенко. Остальные – В. Конорев (Щигры), Л.Наливайко (Горшечное), Е.Маслов (Льгов), А. Судженко (Суджа), – работали на производстве, в сельском хозяйстве, в СМИ и могли участвовать в Днях литературы от случая к случаю, в основном, в их родных районах.
    Но ведь в Курске неподалёку от Дома книги проживал Вадим Корнев!
   Личные дела писателей членов СП СССР находились в сейфе у Петра Георгиевича, а вот учётные карточки с анкетными данными литераторов не членов Союза писателей оформлялись из рук вон плохо (Н.В.Зыбин пытался их систематизировать, но не успел) и лежали в папке среди бухгалтерских книг БПХЛ. Была там и анкета Корнева Вадима Николаевича. Из неё следовало:
--Родился 17.09.1948г. в Туле. В Курске живёт с 1950г.  Учился в школе, а затем в педагогическом институте на факультете русского языка и литературы. Перейдя на заочное отделение, в 1968году стал литературным сотрудником газеты «Молодая гвардия», корреспондентом «Курской правды». (К сожалению никаких данных о дипломе - номер, дата выдачи, присвоенная квалификация -  и трудовой книжке в анкете не было). Стихи пишет со школьной скамьи, публикуется с 1969года. Печатался в областных газетах, журналах и альманахах.
   Всезнающая Любовь Ильинична Иванова – бухгалтер БПХЛ - на мой вопрос о Вадиме ответила просто:
--- В армии он не служил. Институт бросил. Нигде не работает, сидит дома на шее Николая Юрьевича и матушки -  библиотекаря и сочиняет стихи!
   Как-то при случае я спросил Николая Юрьевича, почему Вадим редко заглядывает в писательскую организацию, чем он занимается?
-- Пишет, - коротко ответил маститый поэт.
    Я обратился с вопросом о том, можно ли подключать Вадима Корнева к работе по линии БПХЛ к П.Г. Сольникову. Тот уклончиво ответил:
---Пока воздержись.
Ю. Паршин вспомянет об отношениях Е.И.Босова и Н. Ю.Корнева:
---Дружба их, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, была продолжительной и тёплой. Но…я уже не застал того благословенного времени, когда они встречались часто. На моей памяти встречи их были очень редки, …   проходили в Союзе писателей. (П.,с.121).
  Но и не только. 17 августа 1985года литературная общественность Курска отметила 70-летие со дня рождения Николая Корнева. Чествование юбиляра прошло в областной научной библиотеке им. Н.Асеева. А потом группа писателей (И.Баскевич, В. Ветков, М. Леськов, Е.Босов, Ю.Паршин, Е.Долянский, П.Сольников направилась домой к Николаю Юрьевичу. В эту компанию попал и я. Знакомый дом, знакомый лифт…Вторым рейсом поднимаемся на 7 этаж. Дверь в квартиру приоткрыта. Гостей встречает жена Николая Юрьевича – Мария Петровна и …Вадим. Он скромно стоит у стены прихожей, приглашает проходить в помещение. Трёхкомнатная квартира престижного дома. Окна выходят на ул. Ленина. Вид на гостиницу «Курск».  Мебель весьма скромная. В большой комнате накрыт стол с горячительными напитками, закусками, фруктами…
  Гости разместились на диване, креслах, стульях. Наслушавшись речей-поздравлений в библиотеке, сразу перешли к трапезе. Зазвучали тосты, все тянулись с рюмками и стопками через стол, стремясь чокнуться с юбиляром:
-- Вода не утоляет жажды, я воду пробовал однажды! (Е.Долянский).
-- Тот, кто сегодня пьёт не с нами –
Пьёт против нас.
(Ю.Паршин).
   Н. Корнев громко продекламировал отрывок из стихотворения «К портрету однополчанина» (посвящённого Е.Босову):
-- Был он мал, но не был мил и тих,
Мир артиллерийской панорамы.
Я за блеском орденов твоих
Резкие угадываю шрамы.
Чествовали нас, но всё равно
В день, что был потомкам заповедан,
Отдавало горечью оно,
Это красное вино победы.
Юбиляр поднял бокал красного вина, залпом выпил его:
--Пииемлемо!
М.Леськов, вытянув вверх правую руку с устремлённым к потолку большим пальцем, произнёс:
--    Сила! Евгению Ивановичу, Николаю Юрьевичу – слава!
 Вадим пригубил рюмку водки, и как-то незаметно вышел из-за стола.
-- В.В., тебе слово! – заговорщицки усмехнулся Паршин.
«Неожиданно…Что же сказать, как поприветствовать юбиляра? И вдруг словно озарила молния: Харьков, молодость, поэзия! Юный автор Николай Корнев и его маститый наставник:
--Танцуйте швыдче ваш канкан,
Його скинчить удар багнету!
Революцийному поэту
Чужый ворожий Ватикан!
О, надо было видеть как блеснул глаз МЭТРА, как встопорщилась щёточка усов и он начал по памяти декламировать:
ВОЛОДИМИР СОСЮРА
ЖИВЁМ В ГОТОВНОСТИ ВЫСОКОЙ
Для Вас – казна любовь и вина,
У вас любая ложь - свята …
О сколько сожжено невинных
Обманным именем Христа.

Быстрей танцуйте ваш канкан.
Вам от штыка спасенья нету!
Революционному поэту
Враждебен чуждый Ватикан.
   Все заговорили, зашумели, зааплодировали! Юбилейное застолье продолжалось.
  Через некоторое время я вышел в коридор.  Дверь в комнату Вадима была открыта. Вот он – настоящий кабинет поэта, а не моя 9 метровая комната в ПТУ-шном общежитии!
   Окно выходило на далекие заречные дали. Под ним стоял письменный стол с пишущей машинкой, лежали листы рукописи.   Вдоль стен - шкафы с книгами. Вадим сидел на диване, перелистывая томик поэта из Киева Николая Ушакова, который перевёл на русский язык многие стихи Владимира Сосюры. В раскрытой книге и я увидел под портретом автора дарственную надпись Николаю Юрьевичу.
   Постепенно юбилейное застолье затихало. Писатели вставали из-за стола, благодарили хозяев и двигались к выходу из квартиры.  Во дворе дома прощались и постепенно расходились.
   В конце концов, при выходе из-за «корневского» дома на ул. Ленина осталась группа во главе с Евгением Ивановичем: П.Сольников, М.Леськов, Ю.Паршин и я.
-- А ты что, В.В., хохол? – вдруг обратился ко мне Евгений Иванович.
 -- Та ни…В Харьковскому держунивеситети протягом четырёх семестрив навчав украинську мову та литературу. В заликовци маю «добрэ».
---Ну, добре, так добре. Пошли…- сказал мэтр.
У меня открылся рот, чтобы попрощаться, но Паршин дёрнул меня за рукав:
-- Ты что -  не понял? Тебя сам БОСОВ с собой позвал!
Ю.Паршин пишет:
-- Евгений Иванович в обращении с друзьями был сложным человеком. У него, как в некой религиозной секте, были допущенные, доверенные и посвящённые. (П.с 24).
    Видимо, для меня появился шанс стать «допущенным».
    Но я тогда не знал этих тонкостей, и шанс остался только шансом. Но продолжу по порядку:
  Итак, тёплая компания курских писателей двинулась по Ленинской к Красной площади. Обогнав старших товарищей, мы с Юрием Петровичем пересекли улицу и в гастрономе № 1 купили бутылку «Пшеничной». Выйдя на Красную площадь, свернули налево у Горсовета и, перейдя на улицу Горького, оказались в тылу огромного здания Дома Советов. Прямо за ним стоял добротный 4 этажный дом – «сталинка», где в большой трёхкомнатной квартире своей жены и тёщи поселился когда-то врач из Рыльска Ю.Паршин. Всезнающий В.Латышев утверждал, что тёща Паршина в те времена была главным гинекологом Курска.
   Семейство Паршина, очевидно, уже привыкло к столь поздним визитам творческих личностей. Гости тихонько прошли на кухню, стали рассаживаться вокруг стола, на котором стояли чайник, закуски и хлеб. В кухню заглянула Маргарита Константиновна, поздоровалась с Носовым, Сальниковым и Мишей. Мило улыбнулась и мне. Потом обернулась к мужу:
-- Юра, распоряжайтесь тут сами! Я пойду к Женьке – что-то он температурит.
--Рита, извини нас за вторжение. Иди, занимайся ребёнком, - сказал Босов.
-- Мы тут   как-нибудь разберёмся.
И вечерне-ночное застолье началось. К водке прибавилась малая толика «разведёнки», потянулся бесконечный писательский разговор. Наступила глубокая ночь, давали знать все сегодняшние застолья и тосты, головы туманились, но Евгений Иванович вдруг сказал:
--- Это как у нашего Петра Георгиевича, в его «Астаповских летописцах», у героя волки лошадь задрали, пока он берёзку рубил по прихоти больной женщины… «Истопите печь берёзой» - всё она приговаривала…Так он, Кондрат, трёх волков зарубил прямо возле лошажьего трупа, а в матёрого – топор метнул, да не попал. И они, волк и Кондрат, поглядели друг на друга, и оба – непобеждённые и сильные, разошлись в разные стороны», - и он иронично хмыкнул, мол, такого не бывает…(П.,59) …Об этой…говорилось, увы, излишне прямо, а потому Пётр Георгиевич, который трогательно любил Евгения Ивановича, очень страдал. (П. с.67).
   Повисла тишина. Мне стало жаль Петра Георгиевича, который сидел виновато и понуро, как напроказивший школьник, и я подал голос:
   -- Евгений Иванович, но ведь там есть потрясающая натуралистичностью картина – волк, настигая мчащуюся лощадь, в прыжке вспарывает ей брюхо когтистой лапой. Из живота издыхающей матери вываливаются тонкие ножки с крохотными копытцами!
  Как взметнулись густые брови Е.Босова! Как обожгли меня его глаза:
--- А тебе никто слова не давал.
  По молодости и неопытности я не понял тогда, какого дал маху! В один вечер чуть не стать «допущенным» и почти сразу - «опущенным». Воистину: язык мой – враг мой.
   …Впоследствии, я видел Н.Корнева два или три раза, проходя мимо его дома в областную библиотеку им. Николая Асеева. Николай Юрьевич обычно стоял на углу у здания совпартшколы (ныне Дом пионеров и школьников) одетый в утеплённый плащ, всматриваясь в прохожих. Узнавая знакомых, он начинал громко рассуждать о перестройке и её «прорабах», о сухом законе и новостях из мира литературы.
   В период с 9 по 15 июля 1986года в Липецке проходил межрегиональный семинар молодых литераторов Центра и Юга России, на который съехались больше сотни литераторов из Нечерноземья (Тула, Орёл), пяти областей ЦЧО (Белгород, Воронеж, Курск, Липецк, Тамбов), Ростовской области и Краснодарского края. В нашу делегацию вошли Татьяна Горбулина (прозаик), Сергей Изотов (прозаик), Вадим Корнев (поэт), В. В.(поэт). Из Курска нас провожал с напутственным словом П.Г.Сольников. Липецк нас встретил радушно и празднично: бушевало лето, стояла отличная тёплая погода.
     Всех литераторов разместили в центральной гостинице, здесь же было организовано питание. (Примечательно, что в буфетах на этажах ещё продавали бутылочное ПИВО). Михаил Иванович Гусаров приветствовал нас как старых знакомых, но уточнил у меня состав нашей делегации – оказывается на день раньше в Липецк самостоятельно приехал и остановился в гостинице поэт Виктор Давыдков.  Очевидно, как вольный слушатель.
     Мы с Вадимом поселились в один номер, разложили на столе свои рукописи, начали их сортировать. Оказалось, что прочитать на обсуждении разрешают только 5-7 стихотворений по выбору автора, а сами рукописи надо вечером сдать на прочтение руководителям семинара. Кстати, мы попали в группу, где наставниками были московский поэт Анатолий Парпара( зав. отделом поэзии журнала  «Москва») и известный поэт и прозаик Юрий Поляков (Повесть «Сто дней до приказа»).  В настоящее время Юрий Поляков – редактор «Литературной газеты». От воронежского ЦЧКИ к ним присоединилась редактор Людмила Петровна Шевченко – Бахарева. М.Гусаров в течение всего семинара переходил из группы в группу, присутствовал на обсуждениях.
   Сейчас, по прошествии времени и прочтении воспоминаний Ю. Паршина о том, как Е. Босов возил молодых Веткова, Леськова и Паршина, (а позже И.Заборова и В.Коркину), например, на подобный Липецкому Воронежский семинар, я понимаю, что нас отправили в Липецк в СВОБОДНОЕ плавание без всякой поддержки, да и без надежды на какой-либо значительный результат. Почему так произошло? Может быть, события, связанные с необходимость смены ответсекретаря были самыми важными на тот момент? Или штат «нУкеров» был укомплектован и новых не требовалось…Не знаю. Просто никто нас в Липецке не опекал и не проталкивал, как в своё время Босов своих «шлемоносовцев».
     Результаты семинара:
 Т.Горбулина(1950 г.– 2003г.) – автор публикаций в альманахе «Литературная Россия» и журналах «Подъём», «Наш современник» и книги «Одна жизнь» в 1988г была принята в Союз писателей СССР.
    Повесть С. Изотова (на тот момент – редактора курской комсомольской газеты «Молодая гвардия») «Жена Анна» была рекомендована к изданию в журнале «Подъём».
    Стихи поэтов В.Корнева и В. В. были предложены журналу «Подъём» и включены в сборник «Рукопожатие» (Вышедший в ЦЧКИ,1987г.)
    Мы находились в Липецке, когда в Курске 6 июля впервые были проведены Фетовские чтения, а 12 июля 1986г. литературная общественность области отметила 60- летний Юбилей П.Г.Сольникова.
   Организаторы семинара предусмотрели большую культурную программу для гостей города металлургов: желающие смогли посетить огромный Липецкий металлургический комбинат им. Ю. В.Андропова, съездить на железнодорожную станцию Лев Толстой (Астапово), где скончался великий писатель, посетить дом-музей Г. В.Плеханова, побывать с выступлениями в огромном пионерском лагере «Прометей», где разместили детей из Чернобыля…
    В один из вечеров мы с Вадимом были в номере гостиницы. За эти несколько дней мы прочитали и прослушали массу стихов. Говорили о многом. Судя по рукописи, я понял, что Корнев – интересный, сложившийся поэт, но почему у него до сих пор не издана книжка, почему он не выступает по линии Бюро пропаганды?
ВАДИМ КОРНЕВ
ЮНОСТЬ
В тамбуре, грохочущем опять я,
Вновь с утра в вагоне шум и гам.
Вновь столбов смолёные распятья
Окна пересчитывают нам.

Спит солдат, играют на баяне,
Я, ничем не связан навсегда.
Сердцем я ещё непостоянен,
В том и радость, видно, и беда.

В небе мая голубые звёзды,
На душе ни маяты, ни слёз…
И упругий раскалённый воздух
Лбом железным рвёт электровоз.
   Вадим сидел на свой кровати, я примостился на стул у стола, на котором, стояли 2-3 бутылочки дефицитного «Жигулёвского» ... Корнев долго молчал, отхлёбывая из стакана, потом вдруг заговорил:
---Знаешь ли ты, В.В., что в 1975году Евгений Босов был удостоен Государственной премии Российской федерации за повесть «Шумит луговая овсяница». 
    Курские писатели шумели с неделю.  Под конец празднования собрались в ресторане «Октябрьский»: Босов, Николай Юрьевич, Егор. Молодые совсем тогда Миша, Юра, Володя. А я в это время   на лёгком «бухарезе» вместе с другом детства (ныне московским композитором) Володей Пальчуном прогуливался по Ленинской. Ну и решил я завести друга в кабак…Подошли мы к сдвинутым столам, где сидели разгорячённые, радостные курские мастера художественного слова. Я, молча взял фужер, налил граммов сто пятьдесят водки и врастяг выпил. За столом все затихли, а Босов встал со своего почётного места и говорит:
-- Вадим, ты бы хоть с людьми поздоровался.
  А я ему в ответ:
--- Женя, да я тебя на РУЛЮ вертел!
    Вот так Вадим Корнев за одно слово попал в опалу и больше чем на десять лет исчез с курского и российского поэтического небосклона. Но если сказать по-честному – а кому бы понравился такой отнюдь «не поэтический» закидон?
   Что впоследствии, через много лет разрядило ситуацию, почему мэтр сменил гнев на милость? Трудно сказать… Думаю, что большую роль здесь сыграла дружба писателей - фронтовиков Н.Корнева и Е. Босова.  Мне кажется, что маститый поэт уговорил - таки Евгения Ивановича сменить гнев на милость, простить дитятко неразумное, и по молодости «борзое».  Именно после Липецка П.Сальников разрешил мне, наконец, привлекать В.Корнева к выступлениям по линии Бюро пропаганды.
   Сначала робко, а потом всё увереннее Вадим Корнев стал читать свои стихи в различных аудиториях. Вначале он отказывался от участия в многодневных поездках по районам области, поэтому Елена Михайловна (она занималась организацией встреч с писателями по Курску) старалась приглашать его на выступления в городские школы, техникумы, библиотеки. Постепенно начал формироваться его собственный стиль декламации – Вадим Корнев читал стихи громко, порой на крике (напоминая этим Николая Юрьевича). Известно, что «нахальство – второе счастье» - природная стеснительность Вадима, спрессованная десятилетним творческим молчанием стремительно перерастала в апломб. Он отработал ряд театральных поз с резкими жестами вверх правой или левой руки и гордым отбрасыванием назад лысеющей головы. Накапливался опыт, нарабатывались стереотипы.
   Но бывали досадные срывы:
    -- 5 июля 1987года в Курске во второй раз проходили Фетовские чтения. (Как я уже отмечал, на первых – 6 июля 1986года мы не присутствовали  - были на семинаре в Липецке).
    С утра целая вереница транспортных средств: автобусы, легковые автомобили, - двинулась из Курска в Золотухинский район в деревню 2 –я Воробьёвка, где находилось последнее имение Афанасия Фета.  Народ прибывал. Часть гостей потянулись к двухэтажному дому поэта. Кто-то рассматривал надворные постройки с надписями «людская», «конюшня».  Другие по извилистой тропинке от дома спускались к бегущей между тенистых берегов неширокой, но быстрой здесь реке Тускарь, к  искусственному пруду, чернозёмное дно которого (по преданию) было выложено большими деревянными плахами. А на зелёной Фетовской поляне стучали молотки - заканчивался монтаж импровизированной сцены, устанавливался огромный портрет бородача Фета, проверялась «озвучка». На крутом травяном берегу реки появились столы с различной снедью, дымились угли мангалов. Рядом раскладывали свои изделия (корзины, вышивки, поделки из дерева, глиняную посуду) мастера народных промыслов. Распевались музыкальные коллективы в фольклорных костюмах. Начиналась оживлённая книжная торговля.
 Большая группа людей (это были в основном писатели, приехавшие из Москвы и других городов), окружив Е.И.Босова и его «шлемоносовцев», стояла у дома-усадьбы под тенистыми деревьями. Они знакомились, беседовали, обменивались книгами с автографами. И вдруг закричали женщины:
--Смотрите, смотрите, упал! Помогите!  Врача!
   Оказалось, что это Вадим Корнев, приехав из Курска в одном из автобусов, не вышел на воздух, а продолжал сидеть в салоне. Окна были открыты, но всё равно поэту стало плохо от жары. Спустившись по ступенькам из автобуса на землю, он попытался присесть на стоявший под деревом стул, ножки которого увязли в земле. И Вадим неожиданно, вместе с накренившимся стулом, грузно осел на бок и повалился к ногам переполошившейся публики. Причём, впечатление было такое, что на землю плюхнулся совершенно пьяный человек. Я подбежал к Вадиму, с трудом приподнял его с земли, попытался усадить на стул. Он был почти без сознания, тяжело дышал. От него исходил запах каких-то медицинских препаратов. Принёсли литровую кружку воды из фетовского колодца за домом. Появилась медсестра с нашатырём и тонометром. Подошёл В. Ветков:
-- Что с Вадимом?
-- Трудно сказать определённо. Пульс слабый. Дыхание затруднено. Температура поднялась, а давление низкое. Скорее всего тепловой удар… Надо его отправлять в больницу.
Ветков побежал к Е.Босову, переговорил с ним и скорым шагом вернулся на место происшествия:
-- А в какую больницу его необходимо отправить?
--Думаю, что в Курск. До райцентра Золотухино, ехать, конечно, ближе, но по грунтовке, а дорога на Курск - асфальтированное шоссе, - сказала медсестра.
  ---В.В., сюда сейчас подъехал молодой поэт Юрий Асмолов на служебной машине. Садись с Корневым и в город, в БСМП.
    Видавшая виды чёрная «Волга» «Курсксельснаба» развернулась на глазах у многочисленной публики у дома – усадьбы Фета, и, переваливаясь с боку на бок по ухабам, выехала на расчищенный с вечера чернозёмный грейдер. Проехав 2-3 километра по грунтовой дороге, машина поднялась на шоссе    и помчалась в Курск.  В дороге Вадиму стало лучше, он оклемался и пришёл в себя:
---Никакой больницы. Только домой.
  «Волга» въехала во двор «корневского» дома. Вадим с трудом вылез из кабины. Я придерживал его под руку, как в своё время Корнева – старшего. Лифт, седьмой этаж, звонок в дверь. Открыл Николай Юрьевич. Зорко глянул на сына:
---В. В., что пээизошло? - Я в двух словах рассказал о случившемся.
Больного уложили на диван, дали холодное питьё. Полный покой. В прихожей Н.Ю. Корнев сказал:
--Вадик, так готовился к выступлению. Очень сильно неевничал, не спал всю ночь. Чтобы успокоиться пил пустыыник, валеянку. Вот его и свалило.
Но как говорится – Бог Троицу любит:
ИЗ ГЛУБИН НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
--- В третий раз из разных городов страны – Москвы, Ленинграда, Воронежа, Ташкента – на курскую землю съехались писатели, учёные, критики, чтобы принять участие в Фетовских чтениях.
    В третий раз в первое воскресение июля встречает Воробьёвка многочисленных гостей, чтобы здесь, на этой земле, где поэт прожил свою по-юношески плодотворную старость, опять закипел праздник поэзии.
   По недолгой и пока сохраняющейся традиции, Фетовские чтения начались в Доме Знаний научной конференцией, тематика которой была и многоплановой, и интересной…
   « И возникает вопрос: кто же кому больше нужен – Фет ли нам, ныне живущим, или мы Фету?
    Разве теперь не очевидно, что наследие Фета является ценностью абсолютной из жизнетворных компонентов нашей национальной культуры. Национальная же культура является мощным и наиболее действенным средством против всякой скверны, против обнищания человеческого духа и одичания самого человека…»
   Эти слова нашего земляка, писателя, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Евгения Ивановича Босова, сказанные на ПРОШЛОГОДНЕМ (выделено мной – В.В.) празднике поэзии в Воробьёвке, очень точно определяют суть Фетовских чтений. Эта мысль неоднократно подтверждалась и на нынешних чтениях. Но если высказанное Босовым – сверхзадача, то нынче разговор шёл о её конкретизации.
    Всего один аспект. Для московского критика И.М.Шевелёвой формула: Фет нужен нам – также не абстракция…
Легко обнаруживающиеся связи Фет – Блок – Есенин, Фет – Бунин давно известны и исследованы. Но не менее интересны связи иные – Фет и поэты-современники.
Вдали от всех Парнасов
И мелочных сует
Со мной опять Некрасов
И Афанасий Фет.
Они со мной ночуют
В моём селе глухом,
Они меня врачуют
Классическим стихом.
В строчках поэта Владимира Соколова легко прослеживается парадоксальное, на первый взгляд, утверждение И.М.Шевелёвой, что Фет – исток современной поэзии, главным героем которой стала тема малой родины. Отсюда и готовность поэтов – гостей праздника посвящать стихи Фету, пусть неявно вступать с ним в перекличку.
Земля моя – ты множество имён.
В названьи каждом - смысл и запах воли.
В чужих стихах своё родное поле
До боли с удивленьем узнаём.

В чужих полотнах видим берега,
Где под ногою осыпалась глина,
Где свет луны вдруг озарял глубинно
Таинственные тёмные стога.

И в песне новой слышится напев,
Тот, что давно под волчий вой метели
Чуть слышно мама с бабушкою пели,
И слушал я мальчонкой, присмирев.

Неужто нужен путь и долгий срок,
Чтоб памяти короткой устыдиться,
Чтоб захотеть навеки возвратиться
На землю ту, где был судьбы исток.
   Это стихи курского поэта В.В. Читали стихи и москвичка Р.Романова, и воронежец В. Панкратов, и опять наши земляки В. Корнев, И.Заборов, Ю.Паршин.
      Мы нужны Фету или Фет нужен нам – это не альтернатива. Нужны и мы Фету. Прежде всего для того, чтобы до конца прояснить противоречивую личность поэта, уничтожить неведомо как прилипший к нему ярлык крепостника. Об этом говорили редактор московского издательства «Книга» А.Е.Тархов, аспирантка ленинградского пединститута Л.Окунева…
   Центральное событие Фетовских чтений – поэтический праздник в Воробьёвке. Конференция в Доме знаний…, собирает лишь литераторов, исследователей творчества Фета да самых ярых поклонников поэта. Раздольная, с прекрасным видом, называемая теперь уже Фетовской, поляна манит всех. Из Курска автобусы доставили сюда горожан, из окрестных золотухинских деревень пришли колхозники. Звонкие голоса молодых, седины людей пожилых, стихи Фета и стихи Фету, концерт, совмещающий выступления и профессиональных артистов Курской филармонии и самодеятельных фольклорных коллективов – вот атмосфера этого демократичного праздника. А всё это объединяет лишь одно – подлинность проявлений нашей русской культуры…
      В празднике приняли участие секретарь обкома КПСС С.И. Конова, заведующий отделом пропаганды и агитации обкома КПСС В.Н.Стрелков.
     И опять возвращусь к словам Евгения Ивановича Босова, к его обоснованию интереса к поэзии Фета: «…Это не прихоть отдельных интеллигентов, не капризы эстетствующих любителей «изящной» словесности. Нет, это веление времени, Особенно теперь в условиях перестройки…, в первую очередь перестройки духовной, когда человек становится во главе всех наших планов и надежд на лучшее будущее».
(В. Бабенко. Из глубин национальной культуры., - «Курская правда», 8 июля 1988года).
  Очень интересно и поучительно вчитаться в слова знаменитого писателя-земляка, спустя 30 лет, сейчас в августе 2018г…
   В 1988 г в Воронеже была издана первая книга стихов поэта Вадима Корнева «Купание в сентябре». В декабре этого же года в г. Фатеж выехала группа из четырёх членов СП СССР – М.Леськова, Ю.Паршина, А.Харитановского,  А.Шитикова и четырёх литераторов – В.Латышева, П. Потапенко, А. Судженко и В.В. С нами впервые выехал в район на четыре дня и поэт В. Корнев. Обладая великолепной памятью, Вадим читал наизусть стихи многих поэтов, но прежде всего – свои. Написано им было уже большое количество произведений, зачастую даже трудно было выбрать такое, чтобы тронуло душу слушателя. К тому же, как заметил на одном из многочисленных юбилеев В. Корнева М.Леськов:
---Написано много, а поэзии маловато.
   В январе 1989 года большая группа писателей отправилась на выступления в старинный г. Льгов (родину Н.Асеева и А. Гайдара). Морозная погода, занесённые снегом дороги создавали большие неудобства. В гостинице было холодно и неуютно. Но это всё были издержки творческих поездок. Зато как дороги были добрые слова и аплодисменты слушателей в школах, районной библиотеке, редакции газеты «Ленинский путь».
Кроме курян В.Веткова, Ю. Паршина, А.Харитановского в группу писателей входили И. Заборов (Курчатов), В.Латышев (Фатеж), Е.Маслов (Льгов), Р.Романова (Москва).
Особое зрелище представлял вход усталых и замёрзших гостей в вестибюль льговской гостиницы. Впереди всех уверенной походкой к стойке администратора со словами:
---Вадим Корнев -  Союз писателей! -  подходил так страстно мечтавший «сочлениться» член литературного актива Курской области.

РАИСА  РОМАНОВА
    Раиса Александровна Романова родилась в г. Минзелинске ТаССР ,( русская) в январе 1943года. Дочь офицера советской армии и медсестры. Детство прошло в с. Защитное Щигровского района Курской области. В 1960 г. окончила среднюю школу в г. Курске. Первая публикация появилась 1.01.1960 в областной газете «Молодая гвардия». В 1961году закончила КТУ – 12. Работала на заводе. Вышла замуж, родила дочь. Поступила на литературный факультет Курского государственного педагогического института, проучилась 2 года. Забрала документы и уехала в Москву. Выдержала творческий конкурс в литературный институт им. М.Горького, сдала экзамены и поступила в ВУЗ. Закончила литинститут в 1971году. Работала литературным консультантом, рецензентом, переводчиком в издательствах «Молодая гвардия», «Правда», «Современник», «Советская Россия», «Советский писатель», в двух последних – в штате (1991 – 1994гг.). Член Союза писателей с 1979г. Член-корреспондент Академии Поэзия.
 В разные годы в различных издательствах вышли книги:
«Канва», «Подорожник» (1976), « Под утренним лучом»(1979),«Два пространства» (1986), « В эти холода», « Любви во имя», « Душа скорбит о мёртвых и живых» (2003) и другие.
…Газета «Московский литератор» сообщила о кончине поэтессы 18.09.2014г.
(Данные взяты из ИНТЕРНЕТА).
   Я уже писал (в главе 1986год) о том, что впервые увидел Раису Романову в кабинете П.Г.Сольникова в компании членов Союза писателей СССР Алексея Федосеевича Шитикова и Леонарда Михайловича Золотарёва.  Все они в разные годы учились в Курском государственного пединституте, Шитиков и Золотарёв окончили его и закрепились в Москве и Орле, а Раиса Александровна, проучившись в Курске два года, оставила КГПИ ради Литературного института. После его окончания жила и работала в Москве. Вся троица приехала в Курск в марте 1986 по приглашению ректората института и деканата литфака, чтобы выступить перед студентами – филологами. Конечно, ради одной встречи приглашать именитых гостей не стоило, тем более, что, когда я позвонил в Воронеж поэту Виктору Фёдоровичу Панкратову и предложил ему приехать в Курск, он сразу согласился. Поэтому, по сути дела, были организованы Дни литературы для учащихся школ, ПТУ, техникумов областного центра.
     К группе присоединились прозаик Владимир Павлович Ветков и поэтесса Валентина Михайловна Коркина. Она всегда была загружена работой в отделе культуры газеты «Курская правда» и на выступления соглашалась редко, но тут был особый случай. Мы разбились на 2 группы по три человека (ежедневно состав менялся) и отправились в коллективы. Так, в первый день я повёз Р.Романову и В.Панкратова в СГПТУ-13 (проспект Гагарина) и СГПТУ – 15 (район АПЗ) , которые находятся в разных концах города.    
      Вечером вся группа собралась в областной детской библиотеке «Русь», во дворе которой установлена бетонная скульптура босовского Белого гуся. На следующий день писатели выступали перед учащимися ПУ-10(на территории КЗТЗ), СГПТУ – 1 (ул. Бебеля), а ближе к вечеру нас отвезли в г. Обоянь в СПТУ- 38(сельское), где обучали будущих садоводов и пчеловодов! Завершались дни литературы выступлениями в Доме Знаний и большим поэтическим вечером (в нём приняли участие В.Панкратов, А. Шитиков, Р. Романова, В. Коркина и подъехавший к группе В. Латышев, а вести весь концерт поручили мне) в Доме культуры профтеобразования на ул. Урицкого, 20.  Подходя к ДК, Раиса Александровна узнала места, где она в молодости училась в техническом училище, а потом работала на электроаппаратном заводе.
     Она зашла во двор дореволюционного двухэтажного дома, а минут через двадцать появилась, еле сдерживая слёзы, – поэтесса встретилась с женщиной, у которой когда-то стояла на квартире.    Какой мощный эмоциональный накал царил на этой встрече в Доме культуры, где собрались преподаватели, методисты и руководители этого учреждения дополнительного образования, а также учащиеся СГПТУ-4 и 20. Манера чтения стихов, тематика произведений не оставили равнодушными никого – ни поэтов, ни их слушателей. За вечерним чаепитием, организованном радушными хозяевами, Раиса Романова встала из-за стола и, поманив меня за собой, вышла на застеклённое крыльцо, закурила:
   -- В.В., земляк! А почему у тебя до сих пор нет книжки? Я слушаю тебя на выступлениях и радуюсь - у тебя крепкие стихи, настоящая поэзия, а не игра в рифмовку!
  Пришлось мне с болью в сердце рассказать ей о злоключениях своей рукописи, которая с 1980года, на протяжении шести лет, ходит по замкнутому кругу: то отправляется в Воронеж, в Центрально-Чернозёмное книжное издательство, то вновь возвращается в Курск «на доработку». Поэтесса возмутилась нерасторопностью руководства Курской писательской организации и попросила экземпляр рукописи, чтобы отвезти его в Москву:
--- Покажу твои стихи в издательстве.
   Рукопись я ей представил, да и забыл об этом разговоре, не надеясь на его результативность.
    Однако, вскоре я понял, что Раиса Александровна взяла из рукописи несколько стихов и сделала подборку. Я догадался об этом, потому что в начале мая 1986года на моё имя, но адресу УЛ. Ленина, 11, БПХЛ пришло письмо из редакции литературно – художественного журнала «Смена» на фирменном бланке: «Уважаемый тов. В.В! Ваша подборка произвела очень благоприятное впечатление. Я хочу предложить отделу литературы «Смены» стихотворения «Портрет», «Минута молчания», «Молния поезда…». Хочу вместе с Вами надеяться на благополучный ответ отдела литературы «Смены». Литконсультант, член Союза писателей СССР (Подпись неразборчива). 5.05.86.».
   Однако, подборка стихов не прошла внутренний редакционный конкурс (об этом сообщил мне, спустя некоторое время, заведующий отделом поэзии В.Винокуров). Он же посоветовал обратить внимание на рубрику «Конкурс одного стихотворения». И я послал на этот конкурс несколько стихов.  И только в № 1 журнала      «Смена» за 1988год  было опубликовано моё стихотворение:
ТАЛАНТЛИВА ЗЕМЛЯ
Талантлива ты, отчая земля.
Талант был место выбрать для Кремля.
Талант был, глядя на лучины свет,
Увидеть старт космических ракет.

И бунтари – таланты на Руси.
Об этом кровь бунтарскую спроси.
От гениальной «Искры» Октября
На полпланеты вспыхнула заря.

А бездарь может Родину сберечь?
Талант великий выковать свой меч.
И встретить с ним все воды, все огни
От стрел хазар до крупповской брони.

Но час пришёл, Отчизна дай талант
Ир удержать, как небеса Атлант.
Чтобы потомок, стоя у Кремля
Подумать смог: «Талантлива земля!
    Но в 1987году  в Воронеже, оказывается, тоже не дремали: в сентябре  в продаже появилась книга « Рукопожатие» Стихи поэтов Черноземья. Коллективный сборник, в котором были напечатаны стихи 46 авторов! Настоящая «братская могила».  Книга объединяла три поколения поэтов. Открывали её произведения участников Великой Отечественной войны – «БЫЛИ ФРОНТОВЫЕ». Курян представлял старейший поэт Никита Истомин. Во второй части – «РАВНОДЕНСТВИЕ» - собраны стихи тех, кто уже имел выход к читателю. Курян представляли Конорев Владимир, Корнев Вадим, Латышев Владимир. Завершали сборник («ПЕРВАЯ СТРОКА») молодые авторы. Курск представили Давыдков Виктор и В.В. Редактор сборника Л.П.Шевченко. Тираж – 2000 экземпляров.
     В биографической справке обо мне говорилось следующее:
«В.В. родился в Курске в 1952 году. После окончания средней школы работал на кирпичном заводе, затем был призван в ряды Советской Армии. Демобилизовавшись, работал на стройке. Окончил Курский педагогический институт».
   Как говорится – ни убавить, ни прибавить. Но зато теперь, выходя на сцену, я мог потрясать перед слушателями солидной книжкой в твёрдом зелёном переплёте. Всего в сборнике «Рукопожатие» были представлены четыре моих стихотворения: «Минуты молчания», «Соловьи», «Сборы офицеров запаса» и:
ИЗ Г. ЛОНГФЕЛЛО
Я в небо пускаю мою стрелу
И мчусь за нею, припав к седлу.
Но так скоротечен стрелы полёт,
Она исчезла…Где упадёт?

Я небу огромному песню пою,
И песню теряю из виду свою:
Ведь даже самый зоркий из нас
Не видит, где песня летит сейчас.

 В тенистой дубраве вдали от села
Нетронутой в дубе найдётся стрела,
А песню с начала и до конца
Мне сохраняют друзей сердца.

    …Раиса Романова всегда охотно откликалась на предложения выступить в различных аудиториях – в школе, учреждении, на предприятии, когда наезжала в Курск. Но мечтой её было поехать на «малую родину» в Щигровский район Курской области. Наконец, желание её осуществилось в октябре 1987 года.
   Выезжали небольшой динамичной бригадой: В.Ветков – к тому времени уже ответственный секретарь Курской писательской организации, поэт-сатирик В.Латышев (Фатеж), заведующий БПХЛ В. В. В Щиграх к нам должен был присоединиться местный поэт Владимир Конорев. По согласованию с В. Ветковым из Москвы должна была приехать поэтесса, переводчица, литературный критик Раиса Романова. В телефонном разговоре с В. Ветковым она попросила пригласить в город Щигры заведующего отделом поэзии советско-болгарского журнала «Дружба» Владимира Андреева. Он был уроженцем Белгородской области, по сути дела тоже нашим земляком (Белгород до 1955г. был районным центром Курской области).  Андреев, в какой-то степени, был работодателем Романовой: иногда он предлагал ей сделать переводы  стихов болгарских поэтов на русский язык (журнал «Дружба» выходил одновременно на русском и болгарском языках), тем более редакции журналов «Молодая гвардия»,  « Смена», «Дружба» и других находились в огромном здании Ордена Трудового Красного Знамени издательско-полиграфического объединения ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» по адресу Москва, Сущёвская ул.,21. Очевидно,  Романова была вхожа во все эти редакции. Был и ещё одна причина – увезти Андреева в командировку попросила его жена. В эти сложные для всех творческих людей «антиалкогольные» годы сотрудник журнала, поэт Владимир Андреев …спивался. В редакцию бесконечным потоком шли рукописи стихов. Если они получали одобрение, то многие авторы отправлялись в Москву, а в случае публикации приходили в редакцию с подарками, угощением, накрывали «поляну». Почти каждый вечер хлебосольные гости доставляли Андреева на такси в район ВДНХ в состоянии «пополам», заносили в квартиру и с извинениями сдавали на руки плачущей жене. Вступившие в сговор женщины надеялись, что недельная безалкогольная поездка проветрит «орошённые» алкоголем мозги поэта.
   С вечера заселившись в гостиницу, утром 26 октября писатели двинулись в путь. Сначала поездка в птицесовхоз «Щигровский», где мы провели две встречи с работниками хозяйства. Я начинал разговор, Р.Романова читала стихи, отвечала на вопросы. В.Андреев пил воду из графина, «маялся в тоске», но потом находил в себе силы на стихи, шутки, «смех сквозь слёзы». После обеда была встреча с учащимися Охочевской (железнодорожная станция Охочевка) средней школы, а вечером все писатели из Москвы, Курска, Фатежа, Щигров приняли участие в «Волне мира» в районном доме культуры. (Эта акция проходила во всех городах страны, двигаясь по часовым поясам с востока на запад).
    На другое утро я встал пораньше – первая встреча должна была быть на первом уроке – линейке! в Пригородненской средней школе (Пригородняя – слобода на выезде из Щигров). Пошёл будить Романову (с вечера она попросила об этом). Постучал в дверь её «люкса». Поэтесса сидела на стуле перед небольшим трюмо и делала утренний макияж – жгучие чёрные брови, яркие красные губы, полные нарумяненные щёки, вьющиеся чёрные волосы, спадающие на серый свитер крупной вязки. Напрашивалась только «шаль с каймою». Этакая кустодиевская красавица. На столе стоял «грюкающий» будильник, в большой глиняной кружке закипала вода – из кружки торчал запрещённый в гостиницах кипятильник – рядом банка дефицитного растворимого кофе. На пепельнице лежала дымящаяся болгарская сигарета         « Стюардесса»:
   --- В.В., у нас ещё есть время? Я не могу без макияжа – это моя боевая раскраска, как у вождя индейского племени! Без неё я так волнуюсь, просто трясусь от страха перед полным залом. Садись, пей кофе…
   От кофе я отказался – человеку пять дней пить его по утрам – хватит ли ей самой этой банки?  А мы в провинции как не пили кофе никогда, так и привыкать нечего (не зря мои учащиеся в ПТУ распевали частушку: «Кофе растворимый завезли на базу, кофе растворимый растворился сразу). Пошёл будить В. Андреева, который заявил, что вставать не будет:
   --- У меня в голове – вата…
    Подобные капризы столичных штучек иногда раздражали…
Издержки работы с творческими людьми. Но хотя, спасибо М.С.Горбачёву, никого не было с похмелья!
     В школе нас ждали! Вместительный актовый зал. Отличное освещение, микрофон. Везде чистота и свежие краски после ремонта. Все – и учителя, и школьники – встречали нас стоя, аплодисментами. Прошли за длинный стол президиума, я чувствовал, как рядом, волнуясь, напряженно трепещет Романова. Поэтому не стал «растекаться мыслью по древу», а сразу предоставил ей слово.
Раиса Романова – поэт – патриот мощного гражданского звучания. Многие стихи её философски трагичны. Даже лирика её страстные взаимоотношения влюбленных передаёт как «самолюбий турнир».
   Поэтому ей бывало тяжело выбрать с: чего начать? Как прозвучат на первом уроке в сельской школе, например, такие вечерние стихи:
Горит рябина в моём окне.
В округе созрел шиповник.
А по вечерам приходит ко мне
Такой молодой любовник!
   Нет, лучше вот это:
Гривы осин. Берёзок тихий перезвон.
Золото осени чуть слышно на ветру.
Бродит Есенин, тихим светом озарён,
Здесь, где в Купальницу родился поутру…
   Постепенно крепнет голос, уходит волнение. Зал с замиранием слушает строки настоящей поэзии, а когда Романова между стихами заявляет, что она ЗЕМЛЯЧКА слушателей, уроженка их района, зал взрывается аплодисментами!
ПОЛЕ
Над полем – лет несметных череда
И облаков безвестная гряда.
И отражает гневный лик Стрибога
Покойная до времени вода…

Здесь, на равнине, орды полегли,
Следы ливонцев травы погребли,
Не одолел француз её пределов,
Блицкриг затух в густой её пыли.

Мы возрастаем – бездны на краю.
Над нами не картавить воронью.
Пока трубит над полем ветр свободы,
С колен поднимем Родину свою!
   Потом была поездка в колхоз «Завет Ильича», где состоялись две встречи на картофельных полях с колхозниками и студентами из Курска.  В Щигры вернулись довольно рано, уставший Андреев побрёл в гостиницу, а мы с Раисой Александровной прошлись по центральной улице Красной. (Кстати, в те времена в этом городке было аж две улицы Ленина!). Походили по колхозному рынку, потом решили зайти в местный универмаг, где Романова в галантерейном отделе начала скупать всякие безделушки, а именно: значки, маленькие деревянные ложки под «хохлому», расшитые носовые платочки. Купила несколько разрисованных миниатюрных блокнотиков с надписями «Перестройка», «Ускорение», «Гласность» и прицепленными к ним золотистыми авторучками. Всё это изготовлено было аляповато и довольно безвкусно:
---Зачем вам этот ширпотреб?
--- В.В., ты не понимаешь ничего. Это сувениры. Я через две недели в составе делегации московских писателей лечу в Грецию. Там буду это дарить, обменивать.
    Полная, в белом импортном пальто на «синтепоне», в серых осенних сапогах и красном вязаном шарфе, Р. Романова привлекала своей одеждой и макияжем внимание провинциальных щигровцев.
   Вечером хлебосольный Владимир Конорев пригласил всех к себе домой. Они с женой Ниной жили на 5 этаже кирпичного дома недалеко от гостиницы, дочь их училась в политехническом институте в Курске. Стол ломился от кушаний, приготовленных супругой щигровского поэта. Хозяевам, наверное, пришлось потратиться и по деньгам, и по времени, чтобы достать дефицитные деликатесы: колбасу, сыры, красную рыбу. Овощи и фрукты были с коноревской дачи, но больше всего гостям понравились домашние соления и особенно маринованные грибы. Нашлась у Нины и заветная бутылочка «Пшеничной». Как засверкали глаза В. Андреева! На кухне горела газовая плита, подключённая к …баллону:
   ---Володя, а что это за техническая композиция?
   --- Да вот строили дом с расчётом на природный газ…Сделали всю подводку. А подключения к магистральному газопроводу у нас в районе до сих пор нет.
    ---А как же вы эти баллоны на 5 этаж поднимаете?
    ---На горбу.
   К вечеру «лирической» походкой вернулись в гостиницу. У ворот стояли несколько автомобилей «Жигули» с номерами АД, во дворе в беседке сидели и курили лица «кавказской национальности». Это были армянские строители, которые в те годы просто наводнили нашу область.
     Говорили, что они пригоняли из Армении целые составы со строительной техникой (бульдозеры, самосвалы, краны) и стройматериалами (кирпичом, плитами, цементом, песком). И возводили на курщине жилые дома, школы, клубы, договариваясь с председателями колхозов и не обижая представителей районных администрций. 
   …7 декабря 1988г. в результате землетрясения был полностью разрушен армянский город Спитак.
     Ветков и Латышев двинулись в свой номер, а мы с Андреевым зашли к Романовой. Владимир, который хорошо угостился в семействе Коноревых, требовал «продолжения банкета». Он-таки вызнал у Романовой, что она прихватила с собой из Москвы несколько сувенирных бутылочек коньяка и теперь клянчил «хоть одного мерзавчика».
  ---Возьми, я ведь для тебя их и брала, чтобы в нужный момент опохмелить! – Романова достала из чемодана разноцветную стограммовую бутылочку.
  ---Вовка, ты ведь даже в литинституте так не пил! А там уж были настоящие профессионалы этого дела!
Андреев скрутил жестяную пробку и внюхивался в аромат божественного напитка.
   ---Я ведь не хотела из Курска в своё время уезжать – куда с грудным ребёнком? Без мужа. В Курске хоть жильё было, да и работала посменно. Дочку в ясли устроила. Крутилась. Стихи писала… Что-то печатать начали в газете «Молодая гвардия». А я молоденькая была, стройная. Талию имела 60 сантиметров. Мне муж перед разводом на память специальный кожаный ремешок подарил такой длины.
   Так вот мне в Союзе проходу не давали…
---Кто?
--- Кто, кто… Егор, Женя, ну и Николай Юрьевич сверкал «здоровым глазом».
---???
  --- Да, одно время повадились   на квартиру ходить. «По строчкам поработать».  Однажды забрели на какую-то другую улицу, там на них собака напала. Чуть мою рукопись не разодрала в клочья.
   И я решила уехать в Москву. Пришла к декану литфака забирать документы, а он мне:
---Куда ты, Раиса?  Два курса уже закончила, устроилась с жильём, с детскими яслями, с работой. Мы тебе стипендию платим, помощь оказываем. Успокойся, угомонись!
   ---Ну не скажу же я ему, что за мной, «половой истекая истомою», наперегонки бегают Члены Союза писателей СССР. Упёрлась – отдайте документы.
---Забирай! Но если в Москве не поступишь – обратно не возьму. ------Поступила.
(Ю. Паршин так описывает случай с собакой и рукописью:
---Босов рассказал нам тогда, как шли они однажды с Егором Долянским вниз по Золотой с такого же вот семинара к кому-то в гости, как из подворотни на них залаяла собака. Егор хотел ударить её по носу папкой с рукописью какого-то автора, а собака цапнула эту папку и уволокла в свою конуру. И каких трудов стоило разбудить хозяина, а главное, убедить его вернуть эту папку. (5,47).
…Пить Андреев не стал. Нежно сжимая бутылочку в кулаке, он пошёл в номер. Я отправился за ним.
   Утром Раиса Романова с нервическим смехом рассказывала, что произошло вечером после нашего ухода. Она посетила «удобства во дворе», пройдя мимо пожирающих её глазами темпераментных детей гор. Вернулась в номер, закрылась изнутри на мощный кованый крюк и улеглась на скрипучую гостиничную кровать. Но заснуть сразу ей не удалось: на улице было ещё довольно светло и спать не хотелось. А тут ещё минут через десять раздался требовательный настойчивый стук в дверь.
--- Это Андреев, и я знаю зачем пришёл, - громко и раздельно проговорила Раиса Александровна, втирая в кожу крем для рук.
--- Это не Андрэй!
--- А кто же? – более нежным голосом ответила, догадавшаяся обо всём, поэтесса.
---Открой двэрь, узнаешь!
---Нет, нет … Я уже легла спать…
---Пожалеешь, что нэ открыла!
---Но я вас совсем не знаю.
--- Я сейчас выйду случайно…во двор, где курилка, а ты посмотри в окно – и меня увидишь!
Женское любопытство… Сквозь маленькую щёлочку между штор она увидела, как по двору прохаживался мускулистый, коренастый и черноволосый земляк Армена Джигарханяна, но дверь не открыла и на стук больше не отзывалась.
     От Щигров до села Защитного почти 30 километров по широкой грунтовке. Вокруг необозримые поля, балки, небольшие дубравы. Угодья колхоза «Победа», где уже началась осенняя вспашка зяби. У правления колхоза нас поджидали руководители хозяйства…Как же - едут писатели, уроженцы этих мест! Напившись чаю и немного отдохнув в кабинете парторга, выходим на деревенскую улицу. Слухом земля полнится – вокруг, застенчиво поглядывая на городских гостей, толпятся ребятишки. Запасливая Раиса Александровна вытаскивает из кармана горсть конфет…Она не хочет садиться в «Москвич» партийного секретаря, мы пешком идём к центру села, к памятнику землякам, погибшим в годы войны. Школьники несут букеты цветов, возлагают их к подножию монумента.
     В новой двухэтажной школе из белого силикатного кирпича в актовом зале яблоку негде упасть. Собрались не только учащиеся и их педагоги, но пришло много сельчан, в основном женщин средних лет в «плюшевых» жакетах, тёплых платках. Я открываю встречу, представляюсь сам, затем говорю о В. Андрееве (он читает несколько стихов) и передаёт микрофон Р.Романовой.
   Она начинает рассказывать о себе, о своём военном детстве, о жизни в эвакуации, о том, что помнит больше со слов матери:
---Чёрная лебедь, как гордая дама,
Солнечным искрам навстречь,
Тихо плывёт…Вспоминается мама
В чёрном вкруг бархатных плеч.

В муках нетленных она погибала…
Чёрного крепа – зенит
Жизни моей…Моя радость пропала
В дебрях кладбищенских плит.

 Гордая лебедь на глади зеркальной…
Светлые очи её…
Белый застенчивый плат погребальный.
Всё достоянье моё.
   Потом воспоминания уже о Защитном. Как холодно и голодно было в послевоенном селе. Маленькая хата с земляным полом, русская печь (топили торфом), керосиновая лампа, которую зажигали по вечерам. (Света не было до начала 60-х годов, но радио работало исправно).
И школа – старенькая, но уютная и тёплая. В одном классе сидели сразу школьники 1,2 и 3 класса:
--- А со мной рядом сидела подружка -  Вера Воронкина – весёлая, озорная! Во дворе бегала быстрее всех, никто её не мог догнать.
---Рая, так это ты?! – раздаётся крик из глубины зала.
--- Тебя и не узнать! Такая вся московская стала!
 К столу пробирается когда-то озорная и быстроногая Вера – сейчас седая пожилая женщина. Объятия, слёзы, аплодисменты…
В. В.
ОТКЛИК НА СБОРНИК РАИСЫ РОМАНОВОЙ
                «ЛЮБВИ ВО ИМЯ»
Густой макияж – боевая раскраска.
Усмешка – под нею тревожная маска.
И кофе глоток. И за ним – сигарета.
Вы были проездом в то жаркое лето.

Вы были проездом в ту русскую осень
В краю чернозёмном, где сеяли озимь.
И был макияж ваш надёжной защитой,
Когда по дороге шагали в Защитном.

Все бабы на Вас изумлённо глазели,
Да только узнать не смогли, не сумели.
А позже, когда Вы звучали стихами,
Те бабы, как в трансе глубоком, стихали.

И было в стихах всё про зиму и лето,
Созревший шиповник и лирику Фета.
А вечером взгляд восхищённых армян
В гостинице Ваш обволакивал стан.

Но Благословенной ладьёю любви
Вы плыли в своём золотом забытьи…

     Возвращаясь из Защитного, сделали крюк – трудяга автобус «Кубанец» выехал к центру небольшой деревни – почта, школа, сельмаг – и остановился на взгорке. Перед глазами открылся раздольный зелёный и долгий спуск к сверкающему зеркалу огромного пруда (ширина его была метров триста, а длина с востока на запад по руслу речушки Озеренки километра полтора). Берега пруда заросли свисающими к воде ракитками. Чуть выше этих   зарослей проходила невидимая сверху пыльная сельская дорога. Три-четыре кажущихся отсюда, от почты, маленькими - хатки над ней. Вот и всё, что осталось на земле от деревни Вышняя Озерна! Когда-то среди этих хат было и моё родовое гнездо! Ничего и никого не было теперь там, где притаились заросшие сиренью обвалившиеся от времени погреба и коричневый высохший вишенник.
   В последующие дни мы побывали в РУС (Районный узел связи), КБО (Комбинат бытового обслуживания), на пухо-перовой фабрике посмотрели как делают красивые одеяла и подушки, выступали на заводе « Геомаш», в колхозах им. Маяковского, «Путь к коммунизму». Р. Романова наведалась в районную библиотеку и Щигровский краеведческий музей, оставила там свои книги.
   … В июне 1988года в Курск на Фетовские чтения прибыли поэты, литературоведы и критики из разных городов страны. Это были известный учёный- фетовед и книгоиздатель А.Е.Тархов, по командировочным удостоверениям издательства «Молодая гвардия» приехали из Москвы поэтесса Р. Романова, критик И. Шевелёва, аспирантка Ленинградского пединститута Л.Окунева, поэт В.Панкратов (Воронеж), поэт В.Молчанов (Белгород), поэт В. Рассохин (Орёл). (Кстати, Виктор Рассохин оказался поэтом настоящим – в пенсне и с короткой бородкой. Он постоянно ходил и сочинял стихи, например, такие:
Рассею я семя
По берегу Сейма…
  Взбираясь на помост -  эстраду, он расталкивал всех товарищей по перу со словами:
---Расступись, Столица – литературная провинция идёт!
  Об этом литературном празднике писала газета «Курская правда».
      Шла работа и над моей рукописью. Как-то Раиса Александровна из Москвы позвонила мне в БПХЛ и сказала, что высылает вёрстку. Мне надо будет её вычитать, подписать и отправить обратно в Москву:
-- В.В!  Необходимо хорошее ударное предисловие к книге. Попроси Босова, пусть он напишет!
---Да вы что, Раиса Александровна? Я никому здесь ничего не говорю -   научен горьким опытом с невышедшей в Воронеже книжкой в кассете. Попрошу Босова - неизвестно, как он отреагирует. Скажет – почему без моего ведома, и перекроет кислород. Вы сами не могли бы написать предисловие?
--- Я - то, по правде говоря, уже написала. Значит - всё тебе высылаю. Когда прочитаешь и подпишешь – отправляй в Москву на адрес издательства.
   Заныло сердце – чем закончится это издательское предприятие? Конечно, мэтрам не понравится, что издал, не «спросясь». Ну, пожурят…Ведь книги М. Леськова, В. Веткова выходили в Москве и Воронеже с предисловиями Е.Босова. Да и Ю.Паршину он, несомненно, помогал издать поэтическую книжку в «Современнике». (Одно предисловие известного московского критика А.Михайлова чего стоит!). Но они-то шлемоносовцы, нУкеры! А ты кто? Даже не мог Евгению Ивановичу подсюсюкнуть, когда тот топтал Сольникова с его волками, убиенной кобылой и неродившимся жеребёнком!
… А будешь сомневаться – вообще никогда КНИЖКИ не увидишь!
    В октябре 1988г. должны были быть организованы выступления писателей в Хомутовке, но осенние холода, дальний район не позволили собрать полноценную группу. Из членов Союза писателей согласился поехать лишь Ю.Паршин и Р.Романова. Литераторы – В.Латышев, П.Потапенко и я. Ввиду малочисленности группы мы пробыли в районе только два дня.
  Последняя поездка Р. Романовой состоялась 16-18.01.1989г. во Льгов. Она приехала в Курск с радостной вестью:
--- Книжка подписана в печать!
  Группа участников Дней литературы была представлена писателями из разных городов: Р.Романова, И.Николюкин (Москва), С.Пылёв, С.Коротких (Воронеж), В. В. Это была одна из первых творческих поездок поэта В.Корнева. («Вадим Корнев – Союз писателей!»).
В. ВЕТКОВ   И Е. ЕЛИСЕЕВА
    Логика развития событий заставляет меня вернуться во времени на несколько месяцев и даже лет назад. После ухода в июле 1986 г. П. Г. Сольникова с поста ответственного секретаря вопрос о его преемнике решался, видимо, мучительно и долго в солидных кабинетах в Курске и Москве. Наконец, в феврале 1987года Ответственным секретарём Курской областной писательской организации Союза писателей РСФСР был избран Владимир Павлович Ветков, который уступил свою должность старшего редактора Воронежского ЦЧКИ по Курской области журналисту Владимиру Гольцову.
   Вот как пишет об этом времени Н.Пахомов в очерке «На поэтическом посту»:
«Встав у руля писательской организации, Детков тут же внёс изменения в работу организации и БПХЛ. Прежде всего, он разрешил сотрудникам приходить на работу к 10 часам, затем ввёл еженедельные планёрки и распорядился организацию поездок писателей в районы области возложить на заведующего Бюро   В.В., а организацию выступлений в Курске – на Елисееву Е. М., свою супругу. И тут В.В.  почувствовал все «прелести» работы в условиях «бутерброда»: с одной стороны, давит начальник, а с другой – не очень-то подчиняется твоя подчинённая, но жена начальника». (4, с. 74).
   Действительно, доходило почти до анекдотических ситуаций:
 В.В.:
---Елена Михайловна! Сегодня надо съездить на завод «Элеватормельмаш», заключить в профкоме договор о выступлениях писателей.
Алексеева Е.М.:
--- Мне сегодня некогда. Я должна сейчас заварить Володюшке чай, потом сделать ему массаж шейного отдела позвоночника и т.д.
   Как писал С. Довлатов: «Круто взнуздано!»
   Фактически же бухгалтер писательской организации С.Н.Вялых и бухгалтер БПХЛ Л.И.Иванова стали приходить на работу часам к 11, а уполномоченная по организации выступлений - Е. Елисеева и вовсе после 12.  Затея с планёрками вскоре сошла на нет: как и зачем нужно планировать работу бухгалтеров на неделю вперёд? Их задача – дебет, кредит, баланс, инкассо, посещение госбанка. А сотрудники БПХЛ должны быть в коллективах в ГОРОДЕ и командировках в районах области, особенно в летнее время. Заседать и заумно рассуждать о высоких материях особенно некогда – количество выступлений никто не отменял (напомню, что БПХЛ было хозрасчётной организацией, существующей за счёт части средств, перечисляемых предприятиями за выступления писателей).
«При общем количестве 1080 выступлений писателей в год Е. Елисеева организовала в 1987году 193 выступления (по г. Курску), а в 1988 году – 240 выступлений. В командировки же в районы области всё это время приходилось ездить мне – за 1987-88годы таких поездок было 25(сведения взяты из книги приказов по БПХЛ). В 1987году В.В. было организовано около 900 выступлений, а в 1988 году – 730. План 1988года мы не выполнили – состоялось лишь 970 выступлений».  (Фрагмент из отчёта заведующего БПХЛ В.В. на партийном собрании курских писателей от 28 февраля 1989г. протокол № 5).
     К проблеме выполнения количественного плана писательских выступлений совершенно неожиданно прибавились ещё и ФИНАНСОВЫЕ, а именно: в ноябре-декабре 1987 года Елисеева Е.М. находилась на лечении в стационаре «обкомовской» больницы. Когда возникла необходимость в оформлении ей листка временной нетрудоспособности, бухгалтер БПХЛ Иванова Л.И. отказалась это сделать, ссылаясь на то, что «ответсекретарь устно приказал оплатить Елисеевой за время болезни не по соц. страху, а из бюджета БЛХЛ, иначе она потеряет в заработной плате». Таким образом, в ноябре 1987г. Елисеева Е.М. получила 110 рублей (согласно ведомости). В декабре – не начислено, в январе 1988 – 60 руб., а в феврале 1988г. ей было незаконно выплачено 110+110 = 220 руб. за декабрь 1987 и январь 1988гг.
   В июне 1988года Елисеева Е.М. уехала в Москву поступать в ВУЗ. В нарушении статьи 195 КЗОТ РСФСР она не оформила отпуск без сохранения заработной платы для сдачи вступительных экзаменов.
  Елисеева Е.М. фактически целый месяц отсутствовала на работе без оправдательных документов, а бухгалтер Иванова Л.И. начислила ей за июнь 1988г. незаработанные 110 рублей. Ситуация повторилась в октябре 1988г. и в январе 1989г., когда Елиссеева Е.М. ездила на сессии, не оформляя отпуск в связи с обучением (ст.196 КЗОТ РСФСР), получая при этом незаработанные деньги, которые ей исправно начисляла Иванова Л.И.
    В один из дней я направился в кабинет к В.Деткову, чтобы прояснить ситуацию. Но на все мои вопросы ответственный секретарь Курской писательской организации умело держал долгую паузу…
     Он готовился к выступлению перед словесниками школ области. Встреча состоялась в уютном зале Курского института развития образования (КИРО). Лидер курских писателей долго и мудрёно убеждал собравшихся в необходимости «сеять разумное, доброе, вечное», а в заключение прочитал отрывок из своёй повести «Автобиография»:
   --В студенческие годы загорелся идеей создать «класс правды». Общество единомышленников, живущих по законам Чести, Совести, Добра…. «Класс правды» как таковой создать не довелось, но все мысли-чувства…проявились в творческих мечтаниях и сплавились в убеждения жизни (6).
    28 февраля 1989г. состоялось партийное собрание курских писателей. Одним из вопросов был «О причинах невыполнения плана писательских выступлений. Отчёт заведующего БПХЛ». Отрывок из протокола №5 этого собрания я приводил выше).
   Обстановка накалялась… И вдруг в середине марта раздался телефонный звонок из Москвы (по счастливой случайности я был в кабинете и взял трубку). Незнакомый женский голос обыденно – просто сообщил:
--- Книжка трёх авторов «Неспешное течение полей» вышла в издательстве «Молодая гвардия» и распространяться будет через местные органы Союзпечати (как журнальная публикация). Сделайте заказ на приобретение книги в своей области.
    Я вышел из Дома знаний. На душе было пусто и тяжело.  Даже сообщение о выходе книги не обрадовало…Хотя самой книги я ещё и в глаза не видел. Приехал на ул. Садовую,5. в областное управление Союзпечати. Поднялся на 3 этаж в отдел распространения. Оказалось, что вовремя:
--- Книги «Неспешное течение полей» поступили в Курск в количестве 50 экземпляров. Завтра все они будут в свободной продаже в киосках.
  На другой день обошёл несколько киосков Союзпечати в центре города. Купил около 20 экземпляров.  Войдя в свой кабинет, поставил портфель на пол рядом со столом. Достал одну книжку – разноцветная мягкая обложка с ромашками, птичками и бабочкой на фоне звёздного неба и голубой реки - название «Неспешное течение полей» (эта строчка была взята из одного из моих стихотворений).
     С любопытством раскрыл её: на внутренней стороне обложки три портрета молодых авторов: В. В.,  Алекси Абдуллаев, Ярослав Васильев.
---Ой, какая пёстрая брошюрка, это что – ваша книжка? – в кабинет заглянула улыбающаяся Е. Елисеева.
---А можно посмотреть?
 Она завертела книжку в руках, перелистывая её…
---А можно я её покажу Владимиру Павловичу?
И упорхнула…
    Минут через 15 в кабинет вошёл В. Ветков. Он помахал в воздухе «пёстрой брошюркой»:
---Поздравляю.  Я возьму, дома почитаю? Кстати, ты завтра с утра никуда не уезжай. На 10 часов тут планируется одно мероприятие.
     29 марта 1989года я пришёл на работу к 9 утра. Предыдущая ночь выдалась бессонная – допоздна на кухне читал книжку. Многие стихи в напечатанном виде выглядели ужасно -  обрезанные, искромсанные…Но я же читал их в вёрстке, подписывал её? И тогда не всё понравилось, а в книжке вообще смотрелось, как чужое. Но опытные старшие товарищи – поэты всегда говорили: будешь спорить с редактором, вообще не увидишь книжки. А тут вот она, в руках! С птичками и бабочками, летающими над полями.
    В 10 часов зазвонил телефон:
---В. В, ты на месте? Зайди ко мне.
Когда я открыл дверь в кабинет В.Веткова, то увидел всё бюро писательской организации в полном составе: М.Леськов, Ю. Паршин, П.Сольников сидели на стульях, Е. Босов покоился в кресле. На столе лежала пресловутая разноцветная брошюра трёх авторов. В. Ветков стоял у стола. Он предложил мне сесть на стул у двери. И началось …
   Ответственный секретарь кратко изложил суть дела:
--- В. В. пять лет возглавляет БПХЛ, активно участвует в литературной жизни области, публикуется в газетах и журналах ЦЧО, организует поездки писателей в районы, приглашает литераторов из других городов. Результатом этого стала не только активизация работы БПХЛ, но и вот эта книжка поэта В.В.                «Неспешное течение полей», вышедшая в Москве в издательстве «Молодой гвардии» с предисловием Раисы Романовой!
  --- Как так? – взбеленились мэтры Курской писательской организации. – Без совета с нами, без нашего благословения… (пишет Н. Пахомов в своём очерке, на стр. 82).
    Самым главным обличителем «нарушителя конвенции» В. В. совершенно неожиданно стал…Пётр Георгиевич Сольников. (Тот, кто пригласил меня на работу в Союз, давал мудрые советы, никогда не повышал голос, помогал готовить рукопись и отправлять её в Воронеж. Кто был одногодком моего отца  - фронтовика! Писатель-коммунист П.Сольников!):
---Мы дали команду бухгалтеру Бюро пропаганды художественной литературы Ивановой Любови Ильиничне: подсчитать сумму гонорара, выплаченного Раисе Романовой за выступления по линии Бюро и разделить её на количество слов предисловия и узнали
сколько ты ей заплатил за каждое слово! Ты использовал своё служебное положение!
   И всё это Сольников почти прокричал с гневом, со сверканием глаз за толстыми линзами очков!
--- Да за такое гнать надо с работы!
--- Да в этой книжонке и стихов-то нет!
Раздались с двух сторон голоса нУкеров – шлемоносцев.
   Заведующий БПХЛ на несколько минут просто опешил, потерял дар речи, но постепенно пришёл в себя:
---Неправда! Писатели получают деньги только за свои выступления по линии Бюро. В том числе и Романова. Кстати, она всегда соглашалась ехать в командировки в самые дальние уголки области – в Щигровский, Хомутовский и другие районы, куда «маститые» курские писатели категорически отказывались выезжать. Все ваши досужие домыслы и подсчёты – филькина грамота, фикция.  Поэтому я требую провести проверку финансовой деятельности бухгалтерии БПХЛ.
--- Это – не твоя забота, - громко сказал Е.Босов.
---Можешь идти.
    Целый час я просидел в своём кабинете, как оглоушенный.
Потом вышел из кабинета, подёргал ручку двери в писательскую организацию. Закрыто. Все ушли…До вечера бродил по городу в предчувствии надвигающейся грозы. Дома вкратце рассказал о событиях жене, на что услышал:
---Но финансовых нарушений нет? Всех «жаба» задушила, что ты издался без их ведома, да ещё в Москве. Покайся, пожурят, да и успокоятся.
   Утром я постучал в дверь писательской организации. В.  Ветков был на месте:
--- Вчера состоялось заседание Бюро писательской организации. Оно постановило: освободить тебя от должности заведующего БПХЛ.
--- Как так?  За что?
---Ты сам вчера всё прекрасно слышал. Пиши заявление об увольнении по собственному желанию.
Я «на автомате» пошёл в свой кабинет, сел за стол, набрал телефон Е.Босова. (Никогда ещё домой ему не звонил!):
--- Да.
--- Евгений Иванович! Здравствуйте. Это В.В., Ветков сообщил мне о решении Бюро писательской организации – освободить меня от должности заведующего БПХЛ. Но за что – за то, что осмелился издать книжку? Да ведь моя рукопись в Воронеже лежит без движения уже 8 лет.
--- Писать надо лучше.  И кому вообще нужна твоя книжонка? В ней и стихов – то нет.
---Тогда за что?
---Ты снюхался с Раей Романовой. Она тебя по животу погладила, ты и растаял.
---Значит, меня погладила, а Вас в своё время нет? Вы и приревновали…
--- Убирайся!
   …Так хотелось заорать в трубку…
Но осенило:
 --- Надо сдержаться, промолчать!  Не наломать дров…
Вернулся в кабинет к Веткову:
   --- Владимир Павлович, как же я без работы? У меня 4 летний ребёнок. Мы не проживём только на зарплату жены.
---Возвращайся в своё ПТУ.
---Кто же меня возьмёт в конце учебного года? Вакансии для преподавателей открываются только к концу августа.
---Я ничего не знаю.
  Внезапно пришла мысль:
--- Но у меня же ещё неиспользованный отпуск, я хотел бы взять его сейчас, в начале апреля. А потом уже увольняться в мае месяце.
  Детков взял паузу…Подумал:
 ---Так и быть - пиши заявление на отпуск. И сразу же второе – об увольнении по собственному желанию …
Он снял трубку и позвонил:
--- Любовь Ильинична! Владимир Ветков. Советский Союз. Подскажите мне, Любушка, пожалуйста: если В.В. с сегодняшнего дня уйдёт в отпуск, когда он будет должен выйти на работу? Хорошо, жду.
Ответственный секретарь сидел, молча слушая трубку:
--- Так. 10 мая. После праздника Победы. Символично.
И мне:
--- Пиши в заявлении – уволить по собственному желанию с 10 мая 1989года.
Он забрал оба заявления и положил их в сейф.
…Войдя в свой кабинет, я увидел сидящую за пишущей машинкой Е.Елисееву. Выдвинув ящики из стола, начал выбирать в пакет свои вещи: кипятильник, глиняную кружку, записные книжки, блокнот с телефонными номерами, пару авторучек.
---Собираетесь, В. В?
Стройная, фигуристая Елена Алексеева, прищурившись, смотрела на ЕЩЁ заведующего бюро сквозь тонированные стёкла очков.
---Конечно, Вам нужно уходить! В писательской организации работают только честные люди.
--- Это Вы - честная?
Она, не моргнув глазом, ответила:
---Да.
   Пустой, как выжатый лимон, и совершенно морально раздавленный «отпускник» притащился после обеда домой. Хорошо, что жена с сыном ещё не пришли из детского сада. Достал из бара одиноко стоявшую бутылку «Плиски», подаренную когда-то в 1986г. болгарским писателем Спасом Поповым, приезжавшим в г. Рыльск собирать материала о «русском колумбе»Григории Шелихове, прошёл на кухню и выпил всё бренди без закуски, стопку за стопкой. И ничего не почувствовал…Вечером Ирина, увидев на столе красивую пустую бутылку, всё поняла.
    В ближайшую субботу я пришёл в Дом знаний.
   Бабулька – вахтёр (грозных ЧОПов с «качками» тогда ещё не было) поздоровалась и хотела подать ключ, но у меня был свой. Я поднялся на 3 этаж и вошёл в кабинет. На стене в стеклянном шкафчике висели дубликаты ключей от писательской организации, БПХЛ, библиотеки и бухгалтерии.
   Прошёл в бухгалтерию и, снимая с полок шкафа большие толстые папки с бухгалтерской документацией, углубился в них. Точно выписал все данные о времени болезни Е. Елисеевой и её поездках в Москву, снял копии с ведомостей выдачи зарплаты и книги приказов. Основная часть работы сделана – началось накопление необходимой информации.
    Выйдя из Дома знаний, прошёлся по центральной ул. Ленина в направлении почтамта. Купил пятикопеечный конверт и подписал адрес: Москва…Р.Романовой. В кратком письме - записке поблагодарил за книгу. Радостных эпитетов не нашлось. Не было настроения. Сообщил, что больше не работаю заведующим БПХЛ. Бросил письмо в огромный почтамтский ящик.
    Последующие дни были посвящены уже поиску работы. Я наведался в общество книголюбов, в городской комитет защиты мира, в областной профсоюзный комитет работников культуры. Как бы невзначай интересовался вакансиями, они были везде: книголюбам требовался распространитель книг, в комитете защиты мира – инструктор, в обкоме культуры – разговор пошёл по-крупному -  о вакансии директора кинотеатра «Восток»:
--- Без работы сидеть не буду! - Как-то приободрился вчерашний «бюрократ». Хотя было не до шуток – незатихающей болью саднила в сердце обида.
    Отвлекал от этой душевной боли физический труд: именно в эти дни нашей семье выделили участок в 5 соток в садовом товариществе «Дубрава» курского СХИ.  Новоявленные дачники начали посадку кустов смородины, крыжовника и «усов» земляники.
    10 мая 1989г. я пришёл в Дом знаний. В писательской организации ничего не изменилось: В. Ветков сидел в своём кресле. За его спиной стояли засохшие букеты высоких роз в целлофане, на подоконниках -  немытые кружки из-под чая и кофе. Он достал из сейфа мою тёмно синюю Трудовую книжку, раскрыл её на нужной странице, сделал запись №13 1989.05.10. «Освобождён от занимаемой должности по ст. 31 КЗОТ РСФСР (по собственному желанию). Ответственный секретарь Курской писательской организации …В.Ветков. Приказ №5 от 17 апреля 1989г.
    Вновь поход на почтамт, покупка конверта. В него я вложил напечатанный на фирменном бланке БПХЛ запрос в московский институт, куда поступила Елисеева Е.М. о том, когда она приезжала на сессии. Обратный адрес указал свой домашний, чтобы письмо не перехватили в писательской организации. Ответа не было очень долго, думал уже, что никто в Москве не отреагирует на письмо из провинциального Курска.  Но в конце июня ответ всё-таки пришёл.
   На запрос № 25 от 10.05.1989 поступила справка №01-14/579 от 20.06.89 из московского Всесоюзного заочного института текстильной и лёгкой промышленности, в которой говорилось: «ВЗИТЛП сообщает, что Елисеева Елена Михайловна (Веткова) поступила в институт в 1988 году на инженерно-экономический факультет.
Выезжала на сессию: установочную – с 10.10.88 по 17.10.88 зимнюю – с 31.01.89 по 14.01.89, летнюю – с 29.05.89 по 7.06.89»
Подписал справку ректор В.С.Стрельцов.
Круг замкнулся.
    В тот же день я направился на ул. Колхозная ,6 в Ленинский районный комитет народного контроля г. Курска и написал заявление с просьбой провести проверку финансовой деятельности Бюро пропаганды художественной литературы при Курской писательской организации, приложив имеющиеся выписки из финансовых документов БПХЛ и справку из ВЗИТЛП. (копию).   
    12 июля 1989г в почтовом ящике я обнаружил красивую открытку с приглашением прибыть в комитет НК, куда я направился на следующий день, и где мне вручили следующий документ:
ЛЕНИНСКИЙ РАЙОННЫЙ КОМИТЕТ НАРОДНОГО КОНТРОЛЯ г, 
                КУРСКА               
10.07.1989г. № 198
                т. В. В.
   На Ваше заявление от 12 июня т.г. сообщаем следующее.
Внештатным инспектором районного комитета НК была произведена проверка финансовой деятельности бюро пропаганды художественной литературы при Курской областной писательской организации. Проведённой проверкой установлено, что факты, касающиеся незаконной выплаты заработной платы при нахождении т. Елисеевой Е. М. на больничном, а также при сдаче вступительных экзаменов в институт подтвердились.
    По результатам проверки Курской областной писательской организации предложено провести фронтальную ревизию бухгалтерии БПХЛ и принять меры по устранению недостатков и привлечении к ответственности виновных.
                Председатель районного комитета
                Народного контроля                А.И. Закурдаев
   «Итогом проверки стало то, что бухгалтер Иванова Л.И. и уполномоченная БПХЛ Елисеева Е.М. были уволены» (П., с.83).

   Через пару дней я позвонил А.А.Харитановскому, изложил суть дела и зачитал справку из Народного контроля:
--- Александр Александрович! Вы известный советский писатель, коммунист, экономист-международник.  Помогите восстановить справедливость. Меня ведь вынудили уволиться с должности заведующего бюро за злоупотребление служебным положением, хотя финансовые нарушения совершали другие сотрудники.   Теперь мне вовсе перекрыли кислород - по всему городу я работу не могу найти.
--- Ты знаешь, В.В.…Это скандальное дело. Я в него ввязываться не хочу. Справку тебе дали. Что ещё надо? И вообще это дичь какая-то – Люба, Лена запутались с зарплатами, а мы должны в этом разбираться? Мне трудиться надо над романом «Господа, офицеры!» о доблести, чести и достоинстве русских моряков.
   Я вспомнил излюбленный устный рассказ писателя Харитановского о камбале, плывущей над разноцветным морским дном и повесил трубку
МЕДИК  И  …

АНАТОЛИЙ НАГАЕВ ( Бобылька  №4)
               Как-то разбирая на досуге свой поэтический архив, я обнаружил длинное стихотворение, которое называлось «Откровение». Незамысловатое по сюжету, до боли реалистическое оно повествовало о том, как автор слоняется по Центральному рынку в «размышлении чего бы покушать»:
 И ездишь в город со скукой,
Манит, как всегда, базар.
Толпы круговерть порукой,
И новизны нектар.
Хочется и колбаски, и дорога газ-вода.
Куплю ж всё ж чего-то для встряски,
Вот только с деньгами беда.
Бог дал, что ушёл от сивухи.
Скуку делю сам с собой.
Только вот нет молодухи,
А сам уж почти седой.
Давит меня одиночество,
Сблизиться хочется с кем-то.
А нынче сложное общество-
Везде предъявляй проценты.
Ой, ты, любовь горючая,
Много растеряно мною.
Но есть ещё кровь кипучая,
Бродит во мне живое…
Бесцелье – страшное дело.
Руки виснут от скуки.
Но жизнь доживать надо смело,
Ведь она не бывает без «муки».
     С оптимизмом и уверенностью завершал свои вирши поэт Анатолий Нагаев.
   Знакомство наше состоялось на одном из семинаров молодых литераторов. Было около 10 часов утра, когда в зал вошёл плотный, лысеющий мужчина лет 50, одетый в рыже-зеленый видавший виды болониевый плащ, туго обтягивающий круглый живот бывшего спортсмена. В руках он держал фотоаппарат ЗЕНИТ. Подойдя к столику регистрации, представился:
--- Анатолий Нагаев, рабочий завода «Аккумулятор», внештатный фотокорреспондент газеты «Молодая гвардия», поэт.
 Голова поэта заметно тряслась.
    Семинаристы, съехавшиеся из районов области, знакомились между собой, те, кто уже бывал на подобных литературных совещаниях, здоровались, рассаживались по местам. Внезапно в зале зародился негромкий, радостный гул – по проходу вальяжно шествовали «небожители» - руководители семинара, москвичи Михаил Гусаров (консультант Союза писателей РСФСР по Центрально-чернозёмной области) и Алексей Шитиков (наш земляк, уроженец  Поныровского района, а ныне  заведующий отделом поэзии! журнала « Наш современник»), редакторы воронежского книжного издательства Людмила Бахарева и Тамара Давыденко, а также курские писатели –  ответственный секретарь Курского отделения СП РСФСР П. Сольников, поэты Н. Корнев, Е.Долянский, В. Алёхин, Ю.Паршин, прозаики А.Харитановский, Ф. Голубев, М.Леськов.
   Нагаев, перемещаясь по залу, щёлкал затвором фотоаппарата. После вступительных слов Гусарова и Сольникова начался и сам семинар: работа по секциям поэзии и прозы. Всё мероприятие планировалось провести в 3 дня, поэтому под вечер литературный актив вместе с руководителями секций переместился в гостиницу «Курск», где продолжалось обсуждение рукописей, шла «работа по строчкам», начиналось чаепитие, а где-то и винопитие.
     К концу третьего дня работы семинара, когда были подведены итоги, заполнены командировочные удостоверения, выплачены гонорары московским и воронежским гостям – руководителям, когда многие участники прощались и отъезжали, в бухгалтерию писательской организации (она в то время располагалась в Доме знаний) влетел совершенно помятый и всклоченный Анатолий – корреспондент. Оказывается, он спал в одном из номеров гостиницы «Курск», где его оставили съехавшие постояльцы. Весьма недружелюбно разбудила поэта пожилая ворчливая горничная! Притушив горящие «трубы» графином застоявшейся воды, Анатолий начал лихорадочно искать свои вещи, а именно: плащ и фотоаппарат. Остальную одежду и даже обувь он, очевидно, не снимал все эти дни и ночи. Немолодой поэт отчётливо помнил, что в первый вечер гостил в номере своего старинного приятеля по работе на курском заводе резиново-технических изделий Лёши Шитикова. (Надо заметить, что сам Алексей Федосеевич с некоторых пор пил только чай и, усевшись за столом, читал рукописи начинающих, а вот фотокора пригласили в свою компанию молодые писателЯ).
     В последующие двое суток почти все участники ходили на обсуждение стихов и прозы, у Анатолия же эти дни и ночи оказались частично смазаны, а под конец просто стёрты в памяти. Обыскав номер в гостинице, но, не обнаружив пропажи, он даже поехал на дом к сестре Шитикова, проживавшей в Курске, однако оказалось, что брат её уже укатил в Москву. Переживаниям незадачливого фотокора не было предела, особенно он почему-то сокрушался по поводу утраты видавшего виды плаща. И хотя впоследствии Шитиков яростно отметал все подозрения Нагаева, мне кажется, что тот до конца своих дней был уверен, что плащ тогда уехал в подмосковное Одинцово. Но со временем (через недели – месяцы) исчезнувшие вещи как-то обнаружились и вернулись к успокоившемуся хозяину.
    Кстати, ведь и сам Анатолий, по его рассказам, приехал когда-то в Курск из первопрестольной. Тогда он, могучий и техничный спортсмен, цирковой артист работал в номере силовых акробатов, Гастроли, афиши, аншлаги, аплодисменты! Жизнь удалась! Хотя и тяжёлая, с невидимыми за нагримированной улыбкой, гримасами боли, слезами и потом. На представлении в курском шапито случилось страшное: работая на высоте, Анатолий сорвался с перша и тяжело рухнул на арену. Сложные переломы костей рук и ног, травма головы, и как результат -  несколько месяцев на больничной койке. Юноше грозила неподвижность, но молодость, спортивная закалка, сила воли сделали своё дело: он встал на ноги, постепенно начал ходить, хотел уже приступать к тренировкам и репетициям, но заключение врачей было категорично – путь на арену Анатолию был заказан. Надо было вступать в новую жизнь.
    Одинокий, не имевший семьи и родственников, более того, не владевший ни одной рабочей специальностью, он, в конце концов, устроился грузчиком на завод резиново-технических изделий, а потом перешёл на завод «Аккумулятор», где больше платили «за вредность» и сразу выделили место в рабочем общежитии.
    Творческая натура новоявленного грузчика не дала ему замкнуться в цикле – рабочая смена, сон, бесконечное забивание «козла» во дворе общаги. Он овладел фотографией, вел занятия Народного цирка в заводском Доме культуры, посещал литературное объединение при областной комсомольской газете «Молодая гвардия». Тяжелая травма (её результат - постоянные боли и мелкий тремор головы) начисто исключала употребление алкогольных напитков. Но иногда Анатолий срывался «в штопор», как на том злосчастном литературном семинаре…
     В связи с увольнением по …собственному желанию в мае 1989г. с должности заведующего бюро пропаганды, я прилагал все силы к поискам новой работы. Истекал месяц отпуска, а потом - безработица в течение трёх летних месяцев, прерывание рабочего стажа, статус тунеядеца! Многие ещё помнят, каковы были законы в СССР. Чтобы снять напряжение этих трудных дней, я в свободные минуты занялся …музицированием. Дело в том, что, получив квартиру, я приступил к осуществлению заветной мечты: купил «Самоучитель игры на аккордеоне», взял напрокат инструмент «Вельтмайстер» и начал его осваивать. Кстати, «Самоучитель» Мирека очень толковое и доступное учебное пособие. И вот, обрабатывая технически и голосово вальс «На сопках Маньчжурии», я так увлекся, что не сразу услышал звонок:
 ---Наверное, опять сосед! Не даю спать ребёнку! - бросился к двери, щелкнул замком…на пороге стоял Анатолий Нагаев собственной персоной. Удивлению моему не было предела! Виделись мы с ним до этого довольно редко, когда он приходил в писательскую организацию, приносил и тут же пытался читать всем свою свежие «вирши».  К творческим выступлениям по линии БПХЛ он не был допущен,               поэтому общение наше было довольно официальным. А тут визит ко мне домой? Он снял ботинки и, оставшись в известном плаще, взял в руки аккордеон и уселся на стул. И начал подбирать «Катюшу», «Тёмную ночь», потом снял ремни инструмента с плеч:
   --Заходил в Союз. Тебя там нет. Светлана Николаевна сказала, что ты уволился. А как, почему – молчит. Потом я встретил на улице Вадика, а он мне сразу:
   - --Что ж твой друг всех в Союзе обосрал и уволился?
    И Вадим Корнев рассказал Анатолию, как в один прекрасный день в писательскую организацию пришёл благообразный старичок (по возрасту, видимо, конармейский соратник С.М.Буденного) предъявил удостоверение внештатного инспектора комитета Народного контроля, и заявление В.В. Попросил представить ему отдельный кабинет и бухгалтерскую отчетность.
     Бухгалтер БПХЛ Любовь Ильинична, пылая красными пятнами на щеках, носила ему в кабинет толстые бухгалтерские книги. Теперь Люба больше в Союзе писателей не работает…
     Мне вспомнилась справка из Народного контроля, но посвящать Анатолия в детали я не стал.
     Спустя несколько лет я уже работал преподавателем в Курском музыкальном училище-интернате. С первых дней на новом месте завуч училища предложила мне вести уроки по субботам, потому что другие члены педколлектива в субботу не работали из-за своих религиозных верований. Я согласился. И стал трудиться в эти дни, испытывая большое удовлетворение: дома не надо «трусить» половики, а на службе не бывало никакого начальства. И вот Анатолий Нагаев стал изредка приходить ко мне по субботам во второй половине дня, когда заканчивались занятия, и студенты отправлялись на обед. Обычно, он громко стучал в дверь, приоткрывал её, и проходил к первому ученическому столу, стоявшему перед моим. На стол укладывались два увесистых пластиковых пакета с папками, тетрадями и отдельными листами, автор водружал на нос очки и начинал читать стихотворения. Одно, второе, третье. Каждый раз новые. Он мог писать их по десятку в день…Иногда в сплошном словесном потоке моё внимание вдруг останавливали крепкие строки, яркие образы, например,
Будто бы и не было листьев на рябине,
Только виснут гроздья красные в кулак.
   -  Толя, подожди, давай поработаем над этой строфой! – пытался остановить его я.
- Нет, я тебе лучше новые напишу, - отвечал приходящий в экстаз пиит.
В. В.
Скорее графоман, чем стихотворец,
Стихи он пишет не по одному.
Как любит горы, очевидно, горец,
Он в рукописях любит толщину.

Вот он войдёт с увесистой авоськой
 И Пухлой папкой стол отяжелит.
И стих уже звучит хромой, громоздкий,
Неладно скроен и коряво сшит.

И думается – выжил бы едва ли
Он в те цивилизации Земли,
Когда слова на камне высекали,
А если плохо высек, то секли.
   Однажды Анатолий ворвался в мой класс возбуждённый и радостный: голова его дрожала больше обычного. Случилось невероятное – к 60 летию ему - ветерану труда -   завод выделил однокомнатную квартиру! Редко сейчас так бывает, но справедливость восторжествовала: руководством предприятия был оценен его каторжный труд грузчика на свинцовом производстве и почти тридцатилетнее проживание в рабочем общежитии. Мы поехали в его новое жильё на самую глухую окраину спального северо-западного района, на улицу имени большого русского писателя Константина Воробьёва. Долго пробирались от остановки машрутки по перепаханным склонам бывшего оврага до квартала серых панельных многоэтажек. Лифт работал, и мы поднялись на 8 этаж. Квартира представляла «усечённую» двушку: Анатолию оставили коридор, кухню и маленькую комнату (спальню). Проход в большую комнату (зал) был замурован. У соседа из 3 комнатной получилась 4 комнатная квартира. Это привело к автоматическому разделу балкона - лоджии, которую строители перегородили грубой решёткой из арматуры. Анатолий пожаловался, что к нему по балкону уже хотели проникнуть безработные соседи - алкоголики. Но это было не так уж и важно! Главное были ордер, квадратные метры, стены, дверь! А балкон можно со временем остеклить, закрыть металлической рамой. Есть диван. Над ним вместо мещанского ковра – большая цветная афиша 60 -х годов с фотографией молодого, улыбающегося Анатолия – артиста цирка. На кухне стол, табуретка, стул, газовая плита. Санузел – раздельный. Живи и радуйся! Но радость напрочь заглушал стойкий кислый запах мочи, пота, какой-то непромытости. Половину коридора и комнаты занимали сложенные штабелями до потолка каркасы алюминиевых раскладушек с обрывками старого брезента.
- Что это у тебя за склад? И амбре, как в бомжатнике? - спросил я, зажимая нос.
- -Ты не понимаешь…Это цветной металл. Я постепенно ношу его в скупку. Мне эти раскладушки разрешил забрать комендант общежития.  Он со мной в доле.
   От предложения остаться попить чаю я отказался.
   …  «Анатолий мелькал». Он приоделся. Купил новые туфли, светлую в полоску рубашку, которая туго натягивалась на его круглом животе. Стал посещать танцы на летней площадке городского парка им. 1Мая, где по выходным играл духовой оркестр УФСИН.
   Однажды меня пригласили в областной социальный центр «Участие» почитать стихи ветеранам войны и труда. Состоялся целый концерт хора «Фронтовые подруги», пели солисты, звучали стихи, а потом начались танцы. И Анатолий Нагаев был здесь в новых брюках и с         « Зенитом» в руках. Он фотографировал, декламировал стихи, пел, а потом, подшаркивая ногами, бодро вальсировал с дамами «забальзаковского» возраста. Когда одна из них пригласила меня на «белый танец», я поймал на себе такой взгляд Анатолия, что ощутил себя юным кочетком, который попал в курятник, где властвует один матерый петух.
     В ноябре 1999г. в Областной научной библиотеке им. Н.Асеева состоялось торжественное собрание, посвящённое 60-летию двух курских поэтов – Юрия Паршина и Алексея Шитикова. (Кстати, это был уникальный случай: никто больше никогда не праздновал в паре, чтобы не разрывать на две части одно праздничное одеяло). Юбиляры сидели за столом президиума, их книги и публикации были выставлены на стендах. Огромный читальный зал был заполнен любителями поэзии, собратьями по перу, собранными для кворума работниками городских библиотек, школьниками и студентами. Звучали приветствия, поэтические выступления, поздравления. Когда их поток постепенно иссяк, слово попросил «поэт Анатолий Нагаев». Он степенно прошёл по проходу между столами, встал за трибуну, надел очки и вытащил из-за пазухи только что законченную поэму о друзьях-поэтах. С трудом, осипшим от волнения голосом, начал он чтение. Но постепенно, все больше и больше распаляясь от воспоминаний, он набирал тембристость, в глазах засверкали слёзы и вот уже она - кульминация:
      Я знал их в молодости тоже,
      Совсем на старых не похожих!
       А Юра Паршин – был он медик,
      А Лёша Шитиков был…
Слово в рифму ещё не прозвучало, но образованное от слова «пединститут», оно, очевидно, пришло в головы многим слушателям в аудитории. Я увидел, как стало бледно-серым лицо Шитикова, и среди зазвеневшей тишины зала сполз со стула под стол от пароксизма беззвучного смеха.
   Ушел из жизни Анатолий летом, в своей квартире. Соседи почувствовали новый характерный запах из-за двери и вызвали милицию.   Было мирное время отпусков, почти все литераторы отъехали на югА, поэтому организацией похорон занимались социальные работники из центра «Участие», а закрытый гроб сопровожали с венком и цветами несколько участниц хора                « Фронтовые подруги». Земля ему пухом…
                АНАТОЛИЙ НАГАЕВ
                ВСТРЕЧА
                Памяти В.Высоцкого
Я на Ваганьково зимой
Пришёл в январский стылый вечер.
Поэт стоял там, как живой,
Ложился снег ему на плечи.

Я сразу не признал коней –
Они покрыты снегом были.
Собралось множество людей.
Мы все в молчании застыли.

Поэт стоял в живых цветах:
Как розы жарко пламенели.
Стремились мы к нему в мечтах,
Теперь у камня леденели.

Куда же кони унесли
Его?
Он не даёт ответа…
Стоим среди родной земли,
Звучат в сердцах стихи поэта.
-                ( Датировано 31.01.1989г.)
                16.07. 2014г.
 

ПОСЛЕ БПХЛ
   Сразу после дня Победы 1989 г. я начал поиски работы. В ходе предварительных переговоров кое с кем думал, что это будет несложно. После странствий по городам и весям с творческими группами  не всегда управляемых «писарчуков» решил вернуться к нелёгкой, но всё-таки размеренной и нормированной преподавательской работе. Как говАривал один мой знакомый контр – адмирал (впоследствии оказавшийся всего лишь мичманом), вышедший в отставку и осевший в новороссийском порту на кабинетной должности:
--- В 17 часов я море на «замок» и до утра свободен.
   Хотелось тоже отдохнуть от бесконечных командировок, поездок, кочевого неуюта . Провёл уроки, отнёс в учительскую журнал «и до утра свободен».
    Но когда прибыл в областной комитет народного образования на приём к П.В.Колтунову (зам. председателя комитета), он сразу спросил о предыдущем месте работы как педагога и когда услышал – заместитель директора по УВР СГПТУ-14 –  оживился:
---А давайте – ка на ту же должность и в то же училище. 14 - е у нас – кузница кадров, зама недавно забрали инструктором в райком партии.
--- Нет, нет, я хотел бы поработать простым преподавателем.
   Как и предполагал, вакансии преподавателей должны были открыться лишь в конце августа.
    Начал обзванивать уже знакомые организации, но двери словно захлопывалсь перед носом: книголюбы взяли нового сотрудника, комитет защиты мира в методистах уже не нуждался, в кинотеатре «Восток» отпала необходимость не только в директоре, но и во всём коллективе (властями города решено было кинотеатр закрыть, перепрофилировать, перестроить. Так и стоит до сих пор заброшенный и бесхозный с 1988г, а на дворе 2019г). И появилось ощущений, что дело не в отсутствии вакансий, а во мне… «Идёт охота на волков, идёт охота» …в данной ситуации я сам оказался за линией кем – то натянутых красных флажков. Очевидно, подсуетились братья-писатели, специалисты по нажатию невидимых подковёрных пружин.
   Блуждая по городу с гудящей от мыслей головой (надо начинать зарабатывать «копейку», да ещё и стаж не прервать), увидел наклеенное на бетонном столбе объявление: «В кооператив «Жилищник» требуются на работу электрики, слесари-сантехники, маляры, дворники». Пошёл по указанному адресу на ул. Радищева, 23. Небольшой домишко, вход со двора.  На дворе лежали мётлы, лопаты, скребки, груда ломов. В доме (конторе) за столом сидел крепкий дядька лет сорока – Петрович. Объяснил, что создаёт кооператив, набирает штат:
---Что умеешь делать?
Вспомнился Исаев Василий Михайлович – мастер группы сварщиков в ПТУ, который на этот вопрос отвечал так:
--- Могу копать.
---А что ещё?
---Могу не копать!
   Каменщики, стропальщики, бетонщики Петровичу были не нужны:
---Давай-ка, В.В., начни дворником. Не простым. А стремительным. Наша улица – Радищева, вторая центральная в городе.  От главного почтамта до Северного рынка. Полтора километра. Туда – обратно все три. Вечером (в 19) и утром (в 8 часов) её чистит уборочная подметальная машина со щётками. Но за ночь куряне и гости города (особенно студенты у пединститута) набрасывают окурки, пачки из-под сигарет, пакеты, бумажки от жвачек, банки из-под пива. Это всё надо, на скорости, собрать, потому что мэр города имеет привычку в семь утра проезжать по центральным улицам с осмотром. Начинай с завтрашнего дня.
---А трудовую, когда приносить?
--- Трудовую… Давай-ка в пятницу часов в 17.
   Задача была простая и решаемая: на другой день в 5 часов утра облачённый в спортивный костюм и кроссовки я сбежал под гору по ул. Большевиков, свернул к Центральному рынку, поднялся по крутой лестнице на ул. Ендовищенской и вышел к почтамту. В одной руке у меня были пластиковые пакеты, в другой – метровая палка с гвоздём «соткой», прикрученным к ней синей изолентой. «Процесс пошёл!».  Бумажки, конфетные «фантики», жестяные банки легко протыкались и собирались гвоздём. Сложнее было с окурками – за ними надо было наклоняться и подбирать руками в синих резиновых перчатках. Главное было держать скорость! Вот уже и пединститут справа.  У входа в него орудовал местный дворник, которому я отдал братский пионерский салют. А вот и Дом знаний! С писательской организацией и осиротевшим БПХЛ. Ещё слишком рано, а то ведь заядлые курильщики Сольников, Леськов и заодно с ними Босов могли выйти из стеклянные дверей и закурить на мраморных ступеньках крыльца. И потом придать мне работы, побросав свои бычки с фильтром.
   Но дальше, дальше в путь. Мимо спорткомплекса «Динамо», где тренируются курские дзюдоисты, мимо драматического театра им. Пушкина, где репетирует новые роли актёр и писатель – романист Николай Шадрин, мимо стадиона «Трудовые резервы» …А вот уже вдали справа показались ворота Северного рынка. Ого, мусора набрался целый пластиковый пакет. Опорожнил его над контейнером на рынке - и в обратный путь по другой стороне ул. Радищева – мимо книжного магазина «Собеседник», мимо парка Бородино, мимо кондитерского комбината, областного комитета образования, магазина «Юный техник». Финиш. Три километра за час! Да ещё и почти два мешка мусора. Милости просим с проверкой, товарищ градоначальник!
  Так я проработал 7 дней, до понедельника (в пятницу Петрович отсутствовал - ходил в районную администрацию) и вечером явился в конторку.
---Ты знаешь – ничем не могу тебя обрадовать: туго идёт оформление документов, пока нет у меня печати, бухгалтера. Заполнить твою трудовую пока не получится. Нет таких полномочий.
--- Без оформления я работать не буду.
Петрович из своего кармана достал мне 50 рублей за недельные труды, и я снова двинулся «в люди».
   Прошла ещё одна неделя безрезультатных поисков…И вдруг – счастливая встреча: в скверике у главного входа на стадион               « Трудовые резервы» сидел на скамейке Володя Голланский, знакомый  ещё со школьной юности. Одетый в пиджак песочного цвета, в огромных тёмных очках, с одним вертикально треснувшим стеклом, он неторопливо перелистывал прессу. Я подошёл к нему, поздоровались:
--В.В., сколько лет, сколько зим?
Разговорились.  Оказалось, что Владимир Андреевич! Заочно учится в Курском политехе и работает директором областного Дома техники, и ему как раз нужен методист:
---Пойдём! Сейчас же пишешь заявлений, завтра принесёшь диплом, трудовую, снимем копии, оформим личное дело - и за работу.
--- Да я, в общем-то, не технарь.
---У меня есть работа и для гуманитариев. Главное – соблюдайте субординацию.
    Таким образом, 23 мая 1989г. я был принят на должность методиста Дома техники профтехобразования, который занимал большой зал рядом с ДК ПТО. В этом помещении были собраны разнообразные экспонаты, изготовленные руками учащихся техникумов и профтехучилищ: макеты кранов, автомобилей, тракторов и даже одного электровоза.  Авиа- и судомодели, альбомы фотографий, стенды, куча документации и различных бумаг. Всё это в «творческом беспорядке» стояло и лежало на полу, на столах и даже на подоконниках. Всё это надо было расставить, систематизировать, переписать. У самого директора на это не хватало времени и сил. Штат учреждения был небольшой: ещё один методист (старший) Юрий с известной всем педагогам фамилией – Макаренко - и уборщица Галя, женщина лет 50.  Но малое количество подчинённых В.А.Голланского совершенно не напрягало. Главных требований к работе у него было два: первое, чтобы должность была ДИРЕКТОР (хоть сортира при сельской автостанции), второе – это наличие печати и чековой книжки.
   В конце первого рабочего дня я «проставлялся» - сходил в гастроном №1, купил бутылку «Столичной» и бутербродов с сыром и колбасой (горбачёвская антиалкогольная эпопея уходила в прошлое). Закрыв изнутри дверь на ключ, мы разместились за директорским столом.  Голланский на своём руководящем стуле, мы с Юрой по бокам. Я выставил «пляшку», разложил на нескольких листках формата А-4 закуску. Владимир Андреевич извлёк из ящика стола три стопки, я наполнил их. Мы с Макаренко чокнулись и «хлопнули по рюмашке», я потянулся было к бутылке, чтобы наливать по второй. Чего сидеть долго – рабочий день кончился!
---Соблюдайте субординацию, - сказал директор, забрал со стола водку и поставил бутылку на полочку в низу письменного стола. Потом взял свою стопку и начал…цедить благородную влагу. Выпив полстопки водки, он вдруг начал выпускать её изо рта обратно в посуду. Я посмотрел на старшего методиста, тот молча, кивнул головой. Наш шеф был конченый алкоголик. Он некоторое время как оглушённый посидел на стуле, а потом вдруг, опустив голову, лёг на стол. В нагрудном кармане пиджака песочного цвета тихо хрустнуло стекло очередных солнцезащитных очков.
     Работа моя состояла в переписи экспонатов, собранных со всей области. Я фиксировал название модели, например, автомобиль ЗИЛ – 130, кто его изготовил, под чьим руководством, какое представляют учебное заведение. Отдельно указывалась информация об участии в каких-либо выставках и занятых призовых местах.
     Несколько раз мне пришлось выезжать в районы области, чтобы проконтролировать ход подготовки профтехучилищ к новому учебному году (посёлок Глушково, город Щигры, станция Удобрительная). После таких поездок я составлял записку – отчёт о командировке и нёс её в кабинет Владимира Андреевича. Он, повертев листок в руках, со словами: «Соблюдайте субординацию», - отсылал меня к старшему методисту Ю.Макаренко. Тот накладывал визу:
---Ознакомился, - и передавал цедулу директору. Порядок прежде всего.
     28 августа 1989г я был «принят переводом на должность преподавателя русского языка и литературы в Курское ПТУ № 3» на улице Народной, 8. (Впоследствии оно стало Высшим профессиональным лицеем №3). Основным преподавателем этих дисциплин была Эльвира Васильевна Сенкевич – выпускница Ленинградского(!) университета. Она всегда это подчёркивала:
---    В. В., мы с вами только двое «университетские». Остальные в нашей области в профтехобразовании – выпускники пединститутов!
     Сенкевич серьёзно болела, мне часто приходилось её подменять. Тем более, что часов мне дали немного – не набрали даже ставку. Поэтому приходилось подрабатывать «почасовиком» в ТУ-10(на территории завода тракторных запчастей), СГПТУ – 21 на Государственном подшипниковом заводе -20. И только в феврале 1991 года перешёл на полную ставку на должность преподавателя в Курское музыкальное училище-интернат слепых. Может быть, и поторопился – в апреле этого же года Э.В.Сенкевич скоропостижно скончалась. А я проработал в КМУИС 26 лет до 25 августа 2017года.
   Тенденция тех лет -  постоянное сокращение количества часов русского языка и литературы в учебных планах. Поэтому приходилось переучиваться в институте усовершенствования учителей (ИИУ) - сейчас это КИРО – институт развития образования, получать сертификаты на право преподавания мировой художественной культуры, этики, истории религии. В «лихие» 90-е месяцами не было зарплаты, поэтому летний отпуск – стройки: дачи, дома «новых русских» на улицах Томчишина, Тульской, Ягодной, гаражи и крыши. Надо было кормить семью…Там, на этих «шабашках», оставалось здоровье.
        Очень пригодились навыки, некогда полученные в стройотрядах: каменщика, плотника - бетонщика, стропальщика.
        Позже (с 1997 по 2007 год) активно занимался репетиторством – ходил по домам и сеял «разумное, доброе, вечное» (4, с. 84)
   … Недавно в домашнем архиве, обнаружился конверт с моим адресом, подписанным (судя по почерку) бухгалтером писательской организации С.Н. Вялых. В конверте – официальная бумага на бланке Союза писателей РСФСР Курская областная писательская организация:
№ 32 от 17 октября 1990г.      В.В.!
   Ваше заявление в писательскую организацию о предоставлении возможности выступать по линии Бюро пропаганды художественной литературы рассмотрено 16 октября 1990 года на собрании писателей. Собрание решило воздержаться от рекомендации Вашей кандидатуры для выступлений по линии БПХЛ.
                Ответственный секретарь Курской писательской организации   В.Ветков.
   Был такой эпизод в жизни – я случайно узнал, что предпринимаются попытки возродить «порушенное» (любимое слово П.Г.Сольникова) БПХЛ. Нашёлся даже новый заведующий – офицер в отставке по фамилии Култык.  Пока 30 девушек – портних (учебная группа лицея № 3) писали классное сочинение, я                « соорудил»  заявление с просьбой о допуске к работе по линии БПХЛ. Было очевидно, что последует отказ, но хотелось ещё раз увидеть, как принципиальные правдолюбцы – курские мастера слова – превращаются в беспринципных нУкеров, «облизывающих начальственные подмышки» (образное выражение М.Леськова).
   Кстати, впоследствии мне рассказали, что именно Михаил Николаевич был яростным моим гонителем и громче всех требовал не допускать меня к выступлениям по линии БПХЛ. А я ещё когда-то одалживал ему свой рижский галстук… Или он просто стеснялся этого факта своёй биографии?  Но я - то тут причём? При том…
 Отлучённый от литературной жизни родного края, я, к своему удивлению, ещё катился в поэтическом эшелоне: в сентябре 1990 в Воронеже вышел в свет коллективный сборник «Слово о бойце» (стихи невоевавших – о войне). Составитель С.Н.Никулин, редактор Л.П.Шевченко.  Тираж 5000 экземпляров. Курян набралось целое мотострелковое отделение: Боченков Л., Звягинцев Л., Заборов И., Конорев В., Коркина В., Корнев В., Наливайко Л., В. В., Паршин Ю.,Сиденко А., Шилов В. Моих было два стихотворения:  « Минута молчания» и «Патрон».
В. В.
Минута Молчания…Свечи берёз над печалью.
Листва молодая над чёрным безмолвием плит.
В спокойное небо –высокие светлые дали,
Как штык пехотинца, вонзён обелиска гранит.
Отпели фанфары…Взводов сапоги отстучали.
И пламя с чуть слышным гуденьем идёт от земли.
Она наступает внезапно – Минута Молчанья,
Побудь – и молчаньем Минуту Молчанья продли.
Огонь в синеве над гранитной звездою не тает.
Тюльпаны легли, словно гребень кровавой волны,
Так будет и будет…И только однажды не станет
На этой земле ветеранов великой войны.
Но эта Минута не станет простым ритуалом:
Сквозь тексты экскурсий и залов музейную пыль
Она опалит тебя трепетным пламенем алым ,
Страданьем и славой пронзит тебя давняя быль.
Сойдёт отболевшей корою бетон полигонов.
И люди забудут когда-нибудь слово «война».
9 Мая страна расчехляет знамёна.
Минуты Молчанья вбирает в себя тишина.
   Как наивно сейчас звучат эти строки после распада СССР, когда Россия и Украина стремительно помчались к Майдану 2014 года, к событиям – инциденту в Азовском море и введению военного положения на Украине. Не так-то просто людям забыть о войне…
      К слову сказать – возродить БПХЛ так и не удалось. В новой России ни литература, ни её пропаганда стали просто не нужны. Вот что пишет по этому поводу Н. Пахомов:
«После развала великого Советского Союза, завершённого в Беловежской пуще 7 декабря 1991года…в жизни Курской писательской организации, произошёл ряд существенных изменений.
   Во-первых, она стала структурным подразделением Союза писателей России, во-вторых, потеряла государственную поддержку, в том числе финансовую, и перешла в статус ОБЩЕСТВЕННЫХ организаций, каких было сотни. (Например, клубы собаководов, любителей кошек, садово-огороднические товарищества и проч.-В.В.) Роль писателей в новой России, отказавшейся от духовной составляющей ради частнособственнической наживы, была сведена к нулю. Они, отданные на милость областным «демократическим» властям, которым было не до писателей, мгновенно потеряли ОБЩЕСТВЕННЫЙ вес и авторитет «соли земли русской». (По сути дела ЛИТЕРАТУРА из искусства слова превращалась в ХОББИ, существующее по принципу – «писатель пописывает, читатель почитывает» - В.В.).   Вместе с канувшими в Лету цензурой, партийными и профсоюзными структурами, канули в лету также систематическое издание и переиздание книг, гонорары и квартиры, дачи и отдых в домах творчества и на лучших курортах страны.
   …В 1992 году Владимиру Веткову…удалось создать МП «Крона», активно занявшееся изданием книг курских писателей и литераторов. Только в период с 1992 по 1997 год было издано более 40 книг…писателей Алёхина, Леськова, Паршина, Заборова, Коркиной и других, но и книг литераторов. Например, в 1987 - 1995 годах увидели свет первые поэтические сборники Юрия Асмолова «Просинец» и «На крутояре», сборники Леонида Звягинцева «Ветровая спираль», Вадима Корнева «Одичалое время», Владимира Латышева «Подарок женщине», Александра Судженко «Оклик с Фагора», Анатолия Трофимова «Невод времени», Владимира Трошина «Окраина обетованная» …
     К положительному моменту можно отнести и появление ЧАСТНОГО издательства… «Славянка», начавшего выпуск одноимённой газеты и приложения к ней «Толоки», в которых публиковались произведения курских авторов.
     Если издательство «Славянка» стало принадлежать известному в Курске журналисту и общественному деятелю Николаю Гребневу, то главным редактором «Толоки» стал писатель – прозаик Борис Петрович Агеев, возвратившийся на малую родину в 1989году после многолетних странствий по Дальнему Востоку и полуострову Камчатка.
   Другим важным моментом в жизни курского писательского сообщества можно назвать численный рост писательской организации, что, неоспоримо, является личной заслугой В.П.Веткова. В период с 1990 по 1997 год в Союз писателей России были приняты прозаики А.Балашов, Н. Шадрин, В. Мараков, Н.Леверов, поэты В. Конорев, В.Давыдков, С Бабкин, В. Корнев, А. Трофимов, прозаик В. Бережнов (1997)». ( 4,С. 89).
     Конечно, обо всех этих изменениях и нововведениях я не знал и не ощущал их последствий, занятый педагогической работой и своими жизненными проблемами. Тем более, что сам издательско- полиграфический процесс мне никогда не был интересен.
      В очередной раз в писательскую организацию я попал только тогда, когда, наконец -  то встал вопрос об издании моей книги.
    Вот как об этом пишет Н.Пахомов:
    «В один из весенних дней 1997 года, утром, Вячеслав Александрович услышал по местному радио, что губернатор Александр Владимирович Руцкой выделил большую сумму денег на издание книг курских писателей. Тогда, скрепя сердце, опальный поэт (с апреля 1989 по апрель 1997 года – 8 лет, как по приговору, не посещал писателей) направился в Дом знаний, где тогда обитала писательская организация к ответственному секретарю Владимиру Веткову.
---Кто старое помянет…-произнёс, поздоровавшись.
---Ладно уж…-как бы согласился Детков – Что привело?
--- Владимир Павлович, я узнал, что губернатор дал деньги на издание книг.
---Да, дал…И?
---Моя рукопись стихов с 1980 года «маринуется» в Воронеже, в ЦЧКИ. Второй экземпляр её находится в Курске, в сейфе с надписью: «Банк рукописей». Я хотел бы вернуться к вопросу об издании моей книжки.
   Ветков открыл сейф, среди десятка нашёл нужную, вытащил из сейфа и открыл «досье» с рекомендациями, рецензиями и самой рукописью.  Полистал. Очевидно, вспомнил проверку Народного контроля.
---Кого вы хотите пригласить в качестве редактора книги?
---Алексея Федосеевича Шитикова.
---Хорошо.


АЛЕКСЕЙ ШИТИКОВ
   Алексей Шитиков… Знаковое, звучное имя, появившееся в русской поэзии в 70-х годах XX века. Впервые на всю страну оно прозвучало в отчётной статье « Молодые силы литературы» в газете «Правда» за 1.04. 1975г. Статья была посвящена итогам VI Всесоюзного  совещания  молодых литераторов, на котором стихи А. Шитикова получили добрую оценку руководителя семинара замечательного русского поэта Василия Дмитриевича Фёдорова.
     Пространная биография поэта изложена в биобиблиографическом справочнике «Писатели курского края» Издательский дом «Славянка» 2007. Курск(3).  В той или иной степени она представлена и в солидных однотомниках автора («На перетоках непокоя», «По русским радостям и мукам...», « По свету родовой звезды»), изданных в разные годы в Курске, а также в предисловии к итоговой книге «Радуга над сердцем», выпущенной в Москве в 2014 году Агентством печати «Столица».
     Жизненный путь простого сельского паренька – «хулиганствующей безотцовщины» (отец погиб, защищая Отчизну от фашизма в ноябре 1944г.) из села Станового Поныровского района Курской области был нелёгким:
      «Родился 15 ноября 1939г. Учился рывками. В 7 классе вступил в ВЛКСМ. После окончания Становской средней школы работал плотником в колхозной строительной бригаде, затем кочегаром на заводе «Счётмаш»(Курск).  В 1958-1961 году служил в Советской Армии.  После демобилизации трудился слесарем на курском заводе резиново-технических изделий (РТИ). В 1964 поступил на литературный факультет Курского педагогического института. В марте 1967 перешёл на заочное обучение и стал штатным сотрудником областной комсомольской газеты «Молодая гвардия. После окончания института в 1969году уехал с женой в Омскую область, где работал учителем в школе – интернате. В 1971 году Шитиковы (из-за тяжелой болезни матери Алексея Федосеевича) возвратились в Курск.  Алексей работал корреспондентом заводского радио (завод «Аккумулятор»), заведующим зональным отделением «Спортлото»! (1, с. 388).
     Наше знакомство с поэтом – земляком состоялось на областном литературном семинаре в 1981г. До сих пор помнится то впечатление, которое произвели на «семинаристов» прибывшие из столицы «небожители»: Михаил Гусаров (консультант Союза писателей РСФСР по ЦЧО) и Алексей Шитиков, к этому времени ставший сотрудником отдела поэзии журнала «Наш современник». Как важно, с чувством собственного достоинства шли они к президиуму, как профессионально читали и разбирали стихи, рассказывали литературные байки. Поговариваили, что Гусаров ещё даже не член Союза писателей, хоть закончил литинститут и издал несколько книг! Вот как не просто было тогда со вступлением в эту творческую организацию.
    Однако, из предисловия к книге «По русским радостям и мукам» изданной в 2001 году я узнал, что и А.Шитиков «был принят в члены Союза писателей СССР только в 1982». Лишь тогда, спустя двадцать два года, я понял, что вся его гордая повадка и манера чтения стихов хрипловатым, низким голосом «под Евтушенко» были хорошо отработаны ещё в «бессоюзный период»:
АЛЕКСЕЙ ШИТИКОВ
 Проводят вдоль деревни под конвоем
Фашистов, взятых нашими в полон.
Почуяв дух чужой, дворняжки с воем
Бросаются на них со всех сторон.
В шинелишках, с укутанными лбами –
Видать февраль пробрал их до костей –
Они ползут устало и губами
Хватают снег со скрюченных горстей.
--- В расход бы всех – ни дна им ни покрышки!
Хрипит мой дядя, волоча протез,
---Тра-та-та-та! – татакают мальчишки,
Как ружья палки, взяв наперевес.
Сбежав с крыльца, в фашистов лёд кидаю.
Кричит конвойный: «Мать, уйми мальца…»
Но лишь одно я с болью понимаю:
Они убили моего отца.
     Какая мощь чувства в этих строках, какая сила воздействия на слушателей: стихи читает поэт Алексей Шитиков, сын погибшего на фронте солдата! И только сейчас, работая над воспоминаниями и вчитываясь в текст, замечаю нестыковку: февраль, упомянутый в стихотворении, очевидно 1943года. Месяц освобождения Курской области от оккупантов. Возникает вопрос – а как же тогда могли эти ползущие в 1943году пленные немцы убить отца поэта? Ведь сам он пишет, что «Отец погиб …в ноябре 1944 года в Латвии». Что это – невнимательность автора к датам или поэтический приём?
                К ДРУЗЬЯМ
Я – из земли к вам, из земли,
Той – полевой и огородной,
Где испокон крестьянский род мой
В грязи возился и пыли.

…Я к вам - из хаты в два глазка,
Где чаще плакали, чем пели.
Где вдовья горькая тоска
Меня растила с колыбели.

…Я - из армейских к вам рядов.
Проверенный трёхлетней службой,
Я дорожить солдатской дружбой
Вовеки с армией готов!

…Я к вам – из грохота цехов
Кузнечно - прессовых и прочих.
И первый гул моих стихов
Рождался там – среди рабочих.
Стихи – биография, стихи - летопись жизни страны и жизни одного из её граждан.
            В ГУМе
Говорю не ради шума –
Непонятно, хоть убей:
Для кого такая шуба –
В десять тысяч сто рублей?!

Для крестьянки?
---Что ты, парень?
Слышу сзади шепоток. -
Я за эту сумму парюсь
В зной и холод лет пяток…

Для рабочей?
---Ах, не смейся! –
Машет женщина рукой.
Получать сто двадцать в месяц –
Не наденешь меховой…

День к концу. Пошёл на убыль
Покупателей поток.
Продавца спросил я :
---Шуба
Для кого висит, браток?

Глядя в мех лощёный тупо,
Не спеша ответил он:
---Это, милый, всё-тки – шуба!
Вон – в пять тысяч медальон.
Есть всему купцы на свете…
Шёл я с рифмами домой –
 И в кармане тети -  мети
Хохотали надо мной.
    Стихи конца 70-х годов прошлого века. Сейчас они звучат и наивно, и смешно, но это, как говорится, – «смех сквозь слёзы». В настоящее время совсем иные цены, заработки, запросы. Кто-то выбирает шубы, кто-то содержимое мусорных контейнеров.
     Поэта Шитикова волнуют разные темы, но главная – это жизнь простого человека: крестьянина Прохора, старушки - вдовы, плотника «почтенного деда Ильи», юной Полины и её грозного сторожа, для которых «поёт о счастье Лещенко, и о Любви – Кобзон…»
Поэтический талант во многих случаях отступает на второй план: в произведениях чувствуется хватка «газетчика», идущего за реалиями жизни, стремление вызвать читателя на дискуссию:
---Мужики, а куда мы летим?
    Середина 70-х…Вновь Шитиковы в дороге. Как пишет сам Алексей Федосеевич: «Из Курска …уехал из-за издательской беспросветности и ещё потому, что за мои резкие суждения …меня стали считать тут за какого-то «диссидента», четыре года продержали кандидатом в члены КПСС.
     С лета 1974 года жил в Подмосковье, работал в газете «Сельская новь» (п. Лотошино). Потом перебрался на место жительства в город Одинцово. 1975 год – участник 6 всесоюзного совещания молодых писателей. С октября1978года по сентябрь 1988 работал в отделе поэзии журнала «Наш современник». Позже состоял литературным консультантом в аппарате Союза писателей РСФСР, пока не нагрянули «постперестроечные перетряски», развалившие Союз писателей СССР».
      В 80-е годы поэт часто наезжал на родину, участвовал в днях литературы в Курске или в районах области.
    Резкий, бескомпромиссный характер, прямота и смелость его высказываний, часто не нравились партийным руководителям и культурным лидерам (или лидерам от культуры). Выступления поэта порой просто прерывались «представителями из президиумов» (например, инцидент в Ленинском РК КПСС г. Курска), а то и руководителями писательской организации, которым надо было уметь и демонстрировать «писательскую вольницу», и «ладить с властями».  Но чтобы смирить «поэзию штормующего рада» применялся не только кнут, но и пряник –  с течением времени, уже став курянином, Шитиков был удостоен множества областных премий, «почетных грамОт», звания Заслуженный работник культуры Курской области, что давало ему льготы по линии ЖКХ и прочие благА.
      Иногда с ним было непросто, например: из комитета по культуре поступила просьба – команда: организовать выступление 2-3 поэтов на Красной площади в 14 часов 25 сентября в  День города. К назначенному времени прибываю на площадь к дощатой сцене, где днём выступают творческие коллективы, а вечером будут петь Филя или наш земляк В.Винокур. Организаторам пришла в голову «креативная» идея: вставить выступление поэтов между «Барыней» и цирковыми акробатами. Убежали танцорки в фольклорных костюмах, пора и нам выходить:
 ---Пошли, поэты! - кричит с площади и машет рукой энергичный юноша, очевидно, организатор этого мероприятия, а Шитиков в пижонской болониевой кепочке хрипло шепчет мне на ухо, чуть ли не в микрофон:
--- Почему так мало слушателей? Я не буду выступать!
---Лёша, это не я их собирал. Мероприятие от комитета по культуре. Люди гуляют по площади, кто хочет, тот останавливается и слушает.
---Это халтура!
   Но, слава Богу, выходит вперёд и берёт микрофон в руки:
Затоскуешь по родине –
И натянется трос
Между прожитым в городе
И селом, где ты рос,
И какая-то трещина
Проползает в душе –
И желанная женщина
Не спасает уже.
  «В 1990 стал членом Правления Союза писателей РСФСР.
В 1992 -93 гг. работал главным редактором издательства «Столица», но к этому времени и …Москва и направление издательств на выпуск …макулатуры…стали для меня чужими, отторгающими мой дух и нрав. Возвратился я в Курск в сентябре 1994 г.» (По русским радостям…с.7).
   Именно тогда, в один из солнечных сентябрьских дней я ехал с работы на трамвае и на остановке «Куряночка» увидел А.Шитикова. Не поленился, сошёл с транспортного средства и пересек проезжую часть навстречу поэту. Мы крепко пожали друг другу руки.  Не виделись давно… Шитиков коротко рассказал, что обменял квартиру и перебирается из Одинцово в Курск. Подыскивает работу, но в газеты не берут:
 --- Староват стал – мне ведь уже 57.
А босовские нУкеры встретили совсем настороженно:
---Прошёл слух, что ты приехал, чтобы сместить Веткова с секретарского поста.
 --- Ну, а   как ты, В. В.,   поживаешь? Чем занимаешься? Бываешь ли в Союзе?
--- Преподаю русский язык и литературу в музучилище. В Союзе не бываю совсем.
--- Понимаю…Но писать – то надо, даже через «не могу».
   Мы расстались у дверей «обкомовской» поликлиники, к которой были прикреплены курские писатели - Алексей Федосеевич шёл заводить медицинскую карту. Я смотрел ему вслед, и почему – то вспомнились есенинские строчки:
                Я бросил мою винтовку,
                Купил себе «липу», и вот
                С такою-то подготовкой
                Я встретил 17 –ый год.
   Работы в Курске для поэта Шитикова так и не нашлось. Три года до пенсии он жил на иждивении жены, занимаясь от случая к случаю рецензированием рукописей.
      Он позвонил мне глубокой осенью 1995 года. В издательстве «Курск» вышла книга « На перетоках непокоя». Это был совместный сборник двух братьев Шитиковых: Николая Федосеевича – проза и Алексея Федосеевича – стихи. Сам поэт получал тираж (5000 экземпляров!) в типографии «Курская правда», а меня попросил подойти к панельному дому на ул. Димитрова, где было «место жительства» Шитиковых. Ждал я у дома с час. Продрог. Наконец, во двор задним ходом въехала «Газель» -  грузовое такси. Оно медленно сдавало до первого подъезда. Потом из кабины выскочил разгорячённый погрузкой поэт и начал открывать задний борт. В кузове, заполняя его до верха ровными рядами, как строительные блоки, завернутые в коричневую бумагу, лежали пачки книг:
---А что, Вадима Корнева нет? Я же ему звонил, просил подойти, помочь.
Вадима среди нас двоих с Шитиковым не было. Через некоторое время появились сын Шитикова и журналист Сергей Турбин, свояк поэта. Мы начали брать по 2 пачки книг и заносить их на первый этаж к лифту. Накопив Н количество пачек на площадке, стопорили лифт и загружали его. Работали трое – двое Шитиковых и я. Оказалось, что Турбин недавно перенёс инсульт, поднимать тяжести ему было нельзя, поэтому он стоял в стороне и …курил?
---Да, Вадим Корнев меня подвёл, - хрипло приговаривал Шитиков, внося в квартиру свои «труды и дни».
   Таскали мы книги часа три. Расставляли их «стопками» в комнатах и вдоль стен в коридоре. Изрядно умаялись. Вадим так и не появился. Ну, сам виноват – жена Шитикова – Лилия – накрыла на кухне шикарный стол для автора и грузчиков.
… И вот – апрель 1997года. Я в кабинете Веткова В.П. Пришёл по поводу издания своей книжки. Ветков вытащил рукопись из сейфа, полистал, спросил;
---Кого вы хотели бы пригласить редактором книги?
---Шитикова Алексея Федосеевича.
   Почему я назвал именно его? Знал ведь, что Шитиков жёсткий, порой с перехлёстом, критик. Требовательный и глубоко «прописывающий» (иногда просто переписывающий стихи) не терпящий возражения редактор. Всё это было так. Но за его спиной десять лет работы в отделе поэзии крупнейшего литературно-художественного журнала «Наш современник», он - настоящий поэт. И, самое главное, - если Алексей Шитиков возьмётся редактировать книгу, то, несомненно, «пробьет» её в издательстве!
    Я позвонил поэту прямо из вестибюля Дома знаний. Он был дома. В нескольких словах обрисовал ситуацию.
--- Хорошо. Когда поднесёшь рукопись?
--- Могу хоть сейчас. Я в Доме знаний.
---Встречаемся на остановке «Парк Бородино».
  Алексей Федосеевич забрал папку, предупредив, что работы у него много (редактирует рукописи, в том числе и иногородних поэтов):
---Недельки через две позвони.
  Уж сколько я ждал до этого…Но всё равно две недели тянулись долго. После майских праздников поехал на проспект Дружбы в спальный северо- западный район заниматься русским языком на дому с сынком очередных богатеньких родителей. Но приехал раньше срока и увидел на панельной девятиэтажке – приятно изумило! - работающий телефон-автомат. Вставил «двушку», набрал номер.
---Да.
--- Добрый день. Это В.В.
---Ну что. Прочитал. Ты знаешь, я возьмусь за эту работу, и мы сделаем хорошую книжку. Но нам надо встретиться. Как насчёт завтрашнего дня?
--- У меня уроки до 14 часов. Потом я свободен.
---Хорошо, я буду к 2 часам. Напомни адрес.
  На следующий день, отпустив студентов после третьей пары на обед, сделал себе кофе и смотрел в окно своего кабинета на втором этаже КМУИС. (Курского музыкального училища-интерната слепых). Вот из-за угла Дома быта неспешной размашистой походкой появляется А.Шитиков. Он в сером костюме, лёгкой летней обуви. Седеющие волосы треплет осенний ветерок. В руке у него добротный чёрный портфель. По плиточной дорожке он направляется к главному входу в учебное заведение. Я спускаюсь по лестнице, выхожу к нему навстречу. Шитиков предъявляет вахтёру членский билет Союза писателей СССР. Офицер в отставке берёт под козырёк.
  ---У вас тут солидная охрана!
--- Учебное заведение - интернат.
--- Как же ты их учишь – слепых?
--- Освоил систему Брайля – точечно – рельефный шрифт.
В кабинете Алексей Федосеевич с интересом рассматривает толстые книги для слепых, выпуклые рельефные пособия – портреты писателей. Потом садится за стол и достаёт из портфеля папку с рукописью. Оказывается, он её не только прочитал (везде пестрят карандашные пометки), но уже «поработал по строчкам», кое - что переделал, прописал…
Мне, как автору, трудно судить о плюсах и минусах редакторской правки Алексея Шитикова, но предлагаю читателям для сравнения некоторые примеры:
МОЙ ВАРИАНТ:
ПОРТРЕТ
Несобранных яблок запах
Густеет над старым садом.
Открыто окно на запад,
И над материнским взглядом
Солдат с пожелтевшего фото
Глядит на поля родные,
Где он – рядовой пехоты –
Собой заслонил Россию.

ВАРИАНТ А.Шитикова, вошедший в книгу:
ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ
Густеет над старым садом
Несобранных яблок запах,
Старушка ослепшим взглядом
Глядит из окна на запад.
В хатёнке лучи заката
Трагично, хотя картинно,
Румянят портрет солдата –
Погибшего её сына.
Привык я ко многим бедам,
Но слёзы сдержать не в силе:
За этим двойным портретом
Мне видится вся Россия.
Кстати, слово «трагично» очень любимо Алексеем Федосеевичем.

МОЙ ВАРИАНТ
Уходит женщина сквозь ночь…
На сердце терпко и печально,
Что будут музыкой венчальной
Шаги её, ушедшей прочь.

Угрюмы тёмные дома.
Горит окно чужой квартиры.
Любовь раскинулась над миром,
В котором властвует зима.

Уходит…Только взмах руки
Едва качнул морозный воздух.
И видят стынущие звёзды –
Как мы близки.
Как далеки…
ВАРИАНТ редактора А.  Шитикова, вошедший в книгу:
Уходит, втягиваясь, в ночь…
Темно на сердце и печально,
Что станут музыкой венчальной
Её шаги, ушедшей прочь.

Угрюмы тёмные дома,
Тоска в квартале – сером, сиром.
Любви бы царствовать нал миром,
Но всюду – холод, мрак, зима.

Перчаткой чёрной взмах руки
Качнёт прощально стылый воздух.
Стою, катаю думы в звёздах:
Как мы близки…
Как далеки…

Ужель Всевышний в небесах
Не свёл твою звезду с моею,
И чувства взвесить не умею
Я на своих земных весах?

«Хочешь, чтоб книжка вышла – не спорь с редактором», -
   Эту азбучную истину я усвоил с советских времен. В «содержании» вышедшей книги указаны 60 стихотворений.18 из них радикально, иногда до неузнаваемости отредактированы А.Шитиковым.
… Работа над рукопись продолжалась почти год.  Книжку было решено назвать «Ожидание полёта».  При огромном областном издательстве «Курская правда» к этому времени возникло небольшое книгоиздательство ТОО «Крона» Литфонда России. В нём на деньги Комитета по культуре и печатались книги курских поэтов и прозаиков. Поэтические книжки выходили в мягких обложках, небольшими тиражами. Во главе этого издательского предприятия стоял В.П. Ветков. 12 мая 1998г. книга В. В. «Ожидание полёта» была сдана в набор, а 8 июня подписана в печать. (Запланированный тираж – 2000. Издание было безгонорарное: по договору автору на руки выдавалось 100 экземпляров книги (это и был гонорар – хоть выходи на улицу и торгуй!), остальные должны были БЕСПЛАТНО распределяться по библиотекам города, вузов, школ и ПТУ, но я, спустя несколько месяцев, с удивлением увидел  свою книжку  в свободной продаже в  «Лавке писателей» при Доме литератора).
    Через некоторое время мне позвонили и пригласили прийти в типографию, вычитать вёрстку. В каком-то пустом кабинете габаритная дама дала мне распечатанные листы со стихами и попросила тут же вычитать и подписать. Время не ждёт! Минут тридцать я всё это читал и подписывал, а потом уехал в Липецк.
     Надо сказать, что в те годы я «как-то совсем развинтился»: в 1995г. попал в урологическое отделение железнодорожной больницы (пошли камешки из почек), а в 1996 и 1997 г. дважды (под Новый год! ) по «скорой» оказывался в кардиологическом отделении БСМП. Болело сердце. Никакого диагноза эскулапы толком не поставили – сердце, вроде бы, в норме, может хондроз, может что-то на нервной почве. Постоянная боль в области левой лопатки не проходила ни днём, ни ночью. Она занесла меня в кабинет иглотерапии городской хозрасчётной (платной) поликлиники. Статная, красивая доктор с известной в Курске фамилией Хрущёва знакомилась с бумагами страждущих, потом укладывала тех, кто прошёл отбор, на топчаны и ставила длинные иглы, а затем 40 минут ходила по кабинету, рассказывала о сущности иглоукалывания, об энергетических каналах организма, о том, как осваивала премудрости этого лечения в Индии. Два сеанса показались мне обычным шарлатанством, но, когда я лёг на топчан в третий раз, Хрущёва сделала что-то по-иному или просто ПОПАЛА в нужную точку и открыла канал…Боль исчезла. Я лежал на животе и наслаждался её отсутствием. Доктор начала снимать иголки с больных и когда подошла ко мне, я сказал:
---Я вставать не буду…
---Почему?
---Я впервые за несколько месяцев не чувствую боли!
---Что и требовалась доказать, - воскликнула целительница, обращаясь к остальным больным.
---Хорошо, лежите ещё сорок минут.
   Доктор Хрущёва настоятельно посоветовала мне съездить на курорт.  Дала адрес санатория «Лесной» в Липецке. Вполне понятно, что путёвку простому преподавателю так сразу никто не даст, поэтому ехать надо было самому, покупать путёвку на месте. Стоила  она 2000руб.,  отвез меня в Липецк на своей машине племянник. Лечение проходило комплексно – от массажа и галокамеры, до знаменитых грязей, душа Шарко, гипноза, электронных приборов и вечерних прогулок по парку. Новые знакомства, новые впечатления (часть из них легли в основу цикла стихов «Третья молодость»).  Особенно запомнился финал чемпионата мира по футболу, песня «За четыре моря» и кириенковский дефолт, случившийся в июле 1998г. Новая стоимось путёвки выросла в 6 раз до 12000 рублей., а Кириенко впоследствии стал Героем России.
   Вернувшись из Липецка, я увидел дома на столе несколько моих книжек (это были сигнальные экземпляры)– зеленовато – голубая обложка с тонкими березками и сосенками у края. Красно-синее название. Над ним чёрным шрифтом – имя и фамилия автора.
   Через пару дней позвонил Ветков и сказал, что 10 августа надо прибыть на склад издательства «Курская правда» для получения книг. В назначенное время я подъехал на трамвае к огромным воротам на ул. Сумской, возле которых стояло грузовое такси. В кузове сидел малознакомый мне, молчаливый и бородатый Борис Агеев.
      Из глубины огромного типографского склада приближался электрокар, который вёз поддон, уставленный пачками книг, упакованных в коричневую бумагу. Поддон был вывезен за ворота и опущен на землю. Мы с Борисом Петровичем начали перегружать книги в кузов такси. Книг «Ожидание полёта» было 20 пачек по 100штук. Одну из них Ветков разрешил мне забрать с собой. Остальные пачки – это были упакованные по 6 штук книги «Фанфары и колокола» К. Воробьёва и Е. Босова. Тираж книги был большой, пачек было много, грузили долго. Потом поехали по ул. Дзержинского до Красной площади, объехали Белый дом (Обком КПСС) и оказались с северной стороны здания. Открылась массивная дверь, за нею был виден длинный коридор, у двери стоял милиционер. Мы стали сгружать пачки «Фанфар…», заносить их в коридор и складывать у стены. Сгрузили пачек 50:
---Для Обкома, - коротко сказал Ветков, прикрывая массивную дверь с милиционером.
Остальные книги мы отвезли и сгрузили на склад писательской организации возле магазина «Арбат» по ул. Ленина,30.
   Тем же вечером 10. 08. 1998г. я подписал книжку Б.Агееву:
Борис Петрович, нам не привыкать
Брать тяжести, когда необходимо.
Вы как в порту Находкинском опять,
А я на стройке города Надыма.
Погрузка книг – забава для мужчин.
Гораздо тяжелей перо бывает.
Но сердце бьётся, кровь не остывает,
И чистый лист зовёт, как снег вершин.
Всего книг с поэтическими посвящениями я постепенно подарил около двух десятков «собратьям по перу», другим читателям просто с автографами.
   А вот, что я написал редактору книги:
АЛЕКСЕЮ ШИТИКОВУ
Как на войне: «Проверено! Мин нет».
Ведь Шитиков прошёл по этой книжке.
И в каждой строчке, оставляя след,
Он руку ставил мне не как мальчишке.

А младшему собрату по перу.
Его науки памятны уроки.
Ты бросил семя. Знай, я соберу
Свой урожай…Позволили бы срок.       («Я лиру посвятил», с.37)




В СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
    Книжка «Ожидание полёта» стала для меня как бы приглашением к возвращению в литературную жизнь и «пропуском» в новое помещение писательской организации по адресу Красная площадь,6. Здание довоенной постройки, известное в Курске под названием «шестёрка», в котором размещалась масса всяких учреждений, организаций и контор. Писателям отвели помещения, в которых до этого размещался ЗАГС Ленинского района. Это был просторный зал с окнами и с выходом на Красную площадь. Из зала можно было попасть в глубину здания - в кабинет Веткова В.П. и в бухгалтерию, в которой я с удивлением увидел… бывшего бухгалтера БПХЛ Иванову Л.И. Встреча через 10 лет. Но мы только сухо поздоровались.  Дальше по коридорчику и по лестнице с крутым ступенькам шли служебные помещения и открывался выход во внутренний двор «шестёрки», на котором по окружности с неработающим фонтаном в центре были расставлены скамейки, росли чахлые акации, стояли служебные машины разнообразных бюро, офисов и контор.
   С распадом СССР финансирование писательских организаций прекратилось. Не знаю из чего формировались зарплаты ответсекретаря, сотрудников - возможно, из членских взносов писателей, из оплаты за печатную продукцию, из арендной платы за часть помещений. Так, например, в здании писательской организации часть площади занимала некая мебельная студия.  «Мебельщики», якобы, платили за аренду, но кому и как – не было известно, тем более и документов не было никаких. Всё это уже стало фирменным стилем работы бюро писательской организации, поднаторевшего в подобных финансовых «вольностях» с конца 80-х годов.
     Нет денег – нет зарплаты, прежде всего, уборщице. Всё покрыто толстым слоем пыли, а полы – просто грязные. В бухгалтерии Иванова восседает за столом, окружённым батареей пустых водочных и винных бутылок, грудами грязной одноразовой посуды, засохшими букетами. Помещение ожидает генеральной уборки.
   Уже тогда я подумывал о том, что когда-то придёт время вот этих воспоминаний, собирал материалы. Как-то попытался посмотреть архивы БПХЛ за время моей работы заведующим, но, оказалось, что их уже не СУЩЕСТВОВАЛО:
--- Когда мы переезжали из Дома знаний сюда в «шестёрку», было получено указание – все бумаги вынести во двор в мусорный контейнер и сжечь.
---Любовь Ильинична, чьё указание?
---В. В, как будто вы не знаете ЧЬЁ? Ведь вы уже напускали на нас проверку из Народного контроля! По её результатам я уволилась, долго не работала. Потом Ветков мне позвонил, и я вернулась опять на работу бухгалтером, потому что Света ушла работать в банк. Кстати, органов народного контроля больше не существует.
  …Ежемесячно в «шестёрке» проходили заседания литературного объединения, на которые стекались литераторы всех возрастов от 17 +. Этакий литературный клуб. Приходили и члены Союза писателей – Ю.Асмолов, С. Бабкин, Ю. Паршин, М. Леськов, В. Корнев, Н.Шадрин, А.Шитиков и др.
   У меня сохранились некоторые отрывочные записи об этих заседаниях, цитаты из выступлений в ходе обсуждений.
ЗАХАРЬИН ЕВГЕНИЙ – студент, музыкант, художник. Автор текстов.
Станислав Шумаков:
---Стихам Евгения присущи образность, метафоричность, поэтический темперамент. Думаю – ему надо готовить подборку в «Толоку».
Юрий Асмолов:
Чувствуется, что стихи написаны сразу. Это «плюс». Они разные по ритму и настроению. Надо повышать требования к себе. Пока тяжело – значит идёшь в гору.
Алексей Шитиков:
---Есть высверки, блёстки, а стих это организм. «Осень» - пейзажное. Нет интересного поворота мысли, нет ХОДА. Это всё было, повторы.
Вадим Корнев:
---Работа над словом есть, но она по сравнению с другими стихами идёт не вперёд, а назад.
 «Чёрная тушь пролитой тьмы»- это попытка закрутить…
Александр Судженко:
---Стихи выдохнуты. Это поэт.
ЗЕЛЕНКОВА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА (преподаватель хим. фарм. училища)
Асмолов Ю.:
---стихи гладкие, хорошие, но пейзажное уже должно выходить на судьбу.
Паршин Ю. (40%): когда слушаю, кажется, хорошо. А буду читать сам, может быть, разочаруюсь.
КРАСНОВА АННА ГРИГОРЬЕВНА (пенсионерка, за 80 лет. Выпустила за свой счёт (помогли внуки) книжечку рассказов. И книгу стихов.)
В. В. (думаю про себя). Детскость, поэтический примитивизм. Возраст?
Ветков В.:
--- Стихотворение «Наводнение» навеяло строчки:
---Течёт вода Кубань – реки, куда велят большевики. Или:
---Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!
Чувствуется мудрость души. Возраст перекидывает мостик в детство.
Корнев В.:
---Бесхитростно, просто…Это рядом с талантом.
Паршин Ю:
---Наивно, душевно…Надо поддержать.
МАРТЫНОВА ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА (медработник, пришла с сыном10 лет).
   Общий интерес вызвала строчка:
---У супруга грудь упруга!
Фёдорова Н. (дама бальзаковского возраста):
---Рифма очень интересная (супруга – упруга). Но уместна ли она в лирическом стихотворении о любви?
Лехлецкая А. (забальзаковский возраст):
---По моим воспоминаниям – у супруга ДРУГОЕ должно быть упруго.
Мартынова Е. (автор):
---Женщины, я только в сорок лет вышла замуж. Вот привела с собой своего сыночка. Я очень счастлива была – у мужа оказалась такая упругая ГРУДЬ.
Судженко А. (ОДНОЛЮБ):
--- Не надо путать поэзию с рифмовкой. Мы за вас рады, но в 50 лет надо отличать ПОЭЗИЮ от рифмоплётства.
Шитиков А:
---Чего только на свете не услышишь?
Уходит в коридор курить.
КАЖЕДУБ ОЛЬГА ГРИГОРЬЕВНА (врач, работала на Камчатке. Выйдя на пенсию, переехала в Курск к сыну).
Вдохновенно прочитала стихи «Ангел», «Встреча с Пушкиным» и другие.
(Мне стихи показались описательными, «головными», но я промолчал.)
Шумаков С:
---Очень хорошие стихи.
Захарьин Е:
---Пушкин для меня не эталон. И какие-то для Вашего возраста неожиданно «эротичные» строки.
Вернувшийся с перекура Шитиков А:
--- Я прочитал всю подборку стихов Ольги Кажедуб. Общее впечатление у меня сложилось благоприятное. Есть своя тема, судьба, владение поэтической техникой.
   Обрадованная поэтесса порозовела, взволнованно задышала -сам Шитиков хвалил её творения! Но она плохо знала Алексея Федосеевича: идя по строчкам, он всё больше распалялся, хриплый голос его обретал силу:
--- Но что это?  Вы спите и вам снится:
«Вот Пушкин навис надо мною. И нежно коснулся меня…»
Это просто какая-то беспардонная любовная риторика. Поймите, она смешна. Мало ли что вам приснится, но всё тянуть в стихи? Потом и получатся «грудь упруга» … Около каждого слова есть облако точности, жизненной верности. Надо стремиться к этому облаку. И т.д., и т.п.
   Поэтесса – врач, очевидно, привыкла, читая свои стихи поклонникам или пациентам, слышать слова одобрения и восхищения. А здесь намечается знаменитый шитиковский «зубодробительный» разбор. Кажедуб вся в трепетном волнении, лицо её идёт красными пятнами:
--- Алексей Федосеевич, зачем же так? Я не студентка и не напрашивалась на ваш профессиональный разбор! Тем более, что я прочитала некоторые ваши книги и увидела, что и у Вас есть слабые стихи.
--- Да! - крякает маститый поэт.
--- Но я знаю, как написать СИЛЬНЫЕ и хочу Вас этому научить!
      Однажды, совершенно неожиданно, мне позвонил Николай Васильевич Зыбин:
---В.В, я узнал, что у тебя вышла книга в ветковском издательстве «Крона»? А до этого ещё была издана книжка в Москве?  Нам надо бы встретиться, поговорить, - он продиктовал свой адрес.
   Зыбин Николай Васильевич – участник Великой Отечественной войны, кадровый офицер, майор в отставке. Окончил Московское пехотное училище и Курский СХИ. Являлся первым заведующим БПХЛ. В разные годы выпустил несколько книг для детей. Мы встречались с Николаем Васильевичем в 1985г. всего лишь два-три раза. Он появлялся в Доме книги, когда я только пришёл работать заведующим БПХЛ и принимал дела. Высокий, уверенный в себе солдафон, он выходил на середину кабинета, по - хозяйски оглядывая мебель, особенно внимательно - широкий диван, переводил взгляд на молодых и цветущих бухгалтеров, отчего одна из них – русская красавица Люба полыхала, как маков цвет, или бледнела, как полотно. Очевидно, она боялась Зыбина, почему – то трепетала перед ним?
    И вот теперь этот вечерний звонок. Интересно, от кого он узнал номер моего телефона? В назначенное время я прибыл на проспект Гагарина. Зыбины жили на первом этаже. Сам хозяин – рослый лысый старик с гвардейской выправкой – провёл меня в большую комнату – зал, на стене которой висела большая картина маслом (какой-то зелёный лесной пейзаж с оленями) – дилетантская картина Николая Васильевича. Жена писателя и художника приготовила на кухне чай и незаметно ушла из дома. Я выложил на стол мои книги.
---В. В., давай говорить начистоту. Я не знаю подробностей твоего увольнения из Союза писателей. Мне этого и не надо. Уверен, что не обошлось без скандала. Босов и его холуи по-другому не умеют.  Всему виной, очевидно, вот эта московская книжка.
Он полистал «Неспешное течение полей»:
---Какие твои следующие шаги? Как бы ни складывались обстоятельства – у тебя в активе две книжки. Они дают право на вступление в Союз писателей. Нужны только рекомендации членов Союза, но тебе их в Курске никто не даст. Знаешь ли ты, что в 1991году Союз писателей СССР распался на две организации: Союз писателей России и Союз российских писателей. В последний вошли академик Д.Лихачёв, С.Залыгин, В.Астафьев, Ю.Нагибин, Е. Евтушенко, А. Жигулин, В. Соколов и другие. Секретарём СПР была избрана Светлана Василенко.
    В 1998г. в нашем городе я создал Курскую областную организацию «Союз российских писателей» и был избран её секретарём. В нашу организацию входят поэт Жукова Н.М., прозаик Климова О.М., прозаик и поэт Н.В. Саталкин. На подходе прозаик и краевед Ю.Бугров.
   Предлагаю и тебе подумать о вступлении наш Союз. Я сейчас добиваюсь, чтобы часть денег, выделяемых администрацией области на издание книг курских писателей, поступала на счёт СРП, а также шла на выплату стипендий членам нашего творческого союза. Конечно, приходится ходить по «высоким» кабинетам и в Москве, и в Курске, но это стоит того.
    Зыбин встал во весь рост и принял строевую стойку. Он был в белой рубашке с длинными рукавами, грудь выгнулась колесом, подтяжки, поддерживающие пижамные брюки, натянулись. «Есть ещё порох в пороховницах», - подумал я.
   Предложение было заманчивым. Конечно, Зыбин прав – после событий 1989года шансов на вступление в Союз писателей в Курске у меня не было никаких. Да я и не думал об этом. Когда-то я всех обладателей членского билета тёмно- бордового цвета считал «небожителями» и просто счастливцами. Даже завидовать им не имело смысла. Как писал Есенин: «Коль нет цветов среди зимы, то и грустить о них не надо». Особенно в моём случае, припоминая первый и последний телефонный разговор с Евгением Ивановичем…
    Но с другой стороны – в «Кроне» издана моя книжка. Вторая. И на этом основании я имею формальное право подавать заявление с просьбой о приёме. Тем более это Союз писателей, но другой! В чём их отличие, я толком не знал. Но решил собирать документы. Зыбин дал мне бланки анкеты, надо было написать заявление, автобиографию. Сделать фотоснимки. Приложить по 3 экземпляра каждой книжки. И, главное, получить рекомендации. Это Николай Васильевич взял на себя.
   Папка с документами постепенно обретала вес. Всё, что зависело от меня – собралось довольно быстро. Хорошо, что у меня ещё было несколько экземпляров московской книжки. Помнится, долго тянулось дело с рекомендациями. Одну написал сам Н.В.Зыбин, а оставшиеся две О.Климова и, что было самое постыдное и ужасное, графоман Н.Саталкин, автор знаменитых «яйцевидных» стихов!
НИКОЛАЙ САТАЛКИН
ЗАБАВНЫЕ ЧАСТУШКИ
Пропою я вам частушки
Моей милой, как она
Подарила мне ватрушки,
Чтоб я стал сильней слона!

Ах, бальзамные ватрушки,
Помогли вы мне снести,
Словно курице – несушке
Яйцевидные стихи.
   Я сидел за широким столом на главпочтамте и аккуратно складывал все бумаги и стихотворные брошюрки в большой синий конверт. На нём уже был подписан московский адрес. Оставалось только заклеить его. Но… Кто-то толкнул меня сзади в плечо, и хриплый голос произнёс: «Привет!»
Шитиков! Вот бывают же такие совпадения: именно о нём я постоянно думал в последние дни. Что-то скажет мой редактор, узнав о моём сепаратизме?
   Оказалось, Шитиков зашёл на почтамт посмотреть свежую прессу.
   Я вкратце изложил Алексею Федосеевичу суть дела. Его как-то перекосило лицом при упоминании фамилии Саталкин. Он взял пакет с документами и книжками, вытряхнул содержимое, перелистал сборники. Потом встал со стула, похлопал меня по плечу, хрипло сказал: «Потеха!» - и пошёл к огромным дверям почтамта. Только его и видели.
  Я несколько минут посидел в раздумье…Но не тащить же тяжёлый пакет домой? Я намазал клапан конверта густым почтовым клеем, запечатал и отправил бандероль в Москву.
    А через несколько дней вечером раздался телефонный звонок:
   --Ветков. Советский Союз. Сможешь завтра зайти в писательскую организацию. Желательно после обеда.
   Стоял конец апреля. На улице было ещё по-весеннему прохладно, Владимир Павлович сидел в своём кабинете в белой рубашке с коротким рукавом. Поздоровались:
---В, В., нет у тебя желания поехать на 4 дня в Белгород на литературный семинар?
---Владимир Павлович, я ведь уже не молодой литератор, мне 49 лет.
---О возрасте тут речи не идёт.
   Ветков перебросил через стол письмо – приглашение на                « Литературный семинар ПОЭЗИЯ 21 ВЕКА», который должен был начаться 19 апреля 2001года в Белгородской государственной библиотеке на ул. Попова, 39. В плане работы семинара были отмечены – торжественное открытие, доклады учёных БелГУ, знакомство с деятельностью литературных клубов и студий Белгородской области. Затем всё мероприятие перемещалось в п. Шебекино, где в течение 3 суток и должен пройти сам семинар.
---Владимир Павлович, всё это интересно, но не для меня…Я в своё время был на подобном семинаре в Липецке.
---Не надо сравнивать. Нынешний Белгородский семинар – имеет право давать рекомендации для приёма в Союз. Одна его рекомендация приравнивается к двум индивидуальным писательским.
---Это меняет дело. Я согласен. Что от меня требуется?
---Прежде всего – 700 рублей денег. На билеты, на оплату питания и проживания. Конечно, это всё должна оплатить наша писательская организация, но мы сейчас на нуле.
   Я, молча, вытащил из кармана 500+100+100р. и передал Веткову. Он что-то написал на клочке бумаги, пришпилил к нему деньги и бросил в открытый сейф.
---Разбогатеем, всё вернём! - бодро провозгласил Ветков. Я кивнул головой.
   Дома рассказал жене о предложении поехать на семинар.
--- А что это даст? Допустим, в Белгороде дадут рекомендации, а здесь в Курске?
---Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Давай-ка, собери мою верную командировочную сумку.
   Я вытащил с антресоли большой коричневый саквояж, в который вместились две трёхлитровые банки (одна с мочёными помидорами, вторая с солёными огурцами), поллитровая банка маринованных грибов, килограммовый шмат деревенского сала. Две бутылки именной водки ВИНОКУР (по 28 руб!). С десяток пачек ценимых знатоками курских сигарет «Прима».
     Выехали мы 19 апреля первым автобусом на Белгород (расстояние 150 км). В делегацию входили: Ветков В.П., Шитиков А.Ф. Александров Г.И.(прозаик из Железногорска), поэты Звягинцев Л.М. и  В.В. Я сел в автобусе рядом с Шитиковым:
---Алексей Федосеевич! На семинаре потребуют читать стихи. Я вот отобрал 15 стихотворений из новых, ещё не опубликованных.
И протянул несколько листков своему редактору. Он долго читал тексты под надрывный гул автомобильного мотора:
---Да! Ну, стихов здесь пока ещё нет…
    Я почувствовал прикосновение безжалостного редакторского серпа к своим детородным органам.
--- А почему ты не хочешь читать стихи из книжки «Ожидание полёта»? Вещи апробированы. Комар носа не подточит.
---Хорошо, так и сделаю.
   Я замолчал и до самого Белгорода не проронил ни слова. Тяжёлый камень ложился на душу, хотелось спросить:
---Алексей Федосеевич, а зачем ты везёшь меня на семинар? Чтобы опозорить, как мальчишку, у которого за два года после твоей редакторской правки не появилось ни одного стоящего стихотворения?
   …Большой читальный зал Белгородской областной научной библиотеки был заполнен до отказа: тут и там мелькали нарядно одетые сотрудницы, осанистые мужики в добротных костюмах расселись в центре за круглым столом (по ходу встречи они были представлены как известные белгородские поэты).  Громко щебетали школьники. На приставных стульях у стен, как ходоки у Ленина, разместились в верхней одежде, с портфелями и сумками (мест в раздевалке не хватило) гости, приехавшие из Москвы, Воронежа, Липецка, Курска, Тамбова и Орла.
   Сначала звучали обязательные «речуги», потом литературно одарённые дети читали свои стихи. Потом поступила команда «на обед» …После посещения столовой гостей семинара начали рассаживать по автобусам и повезли за город.
     Прибыли в посёлок Шебекино (как я понял – это была малая родина поэта Владимира Молчанова). На берегу обросшего ещё безлистыми ракитами пруда стоял сельский Дом отдыха. Деревянный, ветшающий, но ещё довольно крепкий раритет социализма, покрашенный в коричневый цвет. У входа –  бетонный бюст вождя, за входными дверями небольшой уютный холл с чёрными кожаными креслами! 
      Все размещались в двух- и трёхместные номера. Московские руководители: поэт Валентин Устинов, прозаик и критик Александр КазИнцев, поэтессы Татьяна Смертина и Татьяна Олейникова поселялись на особицу. Отдельно жили и руководители писательских организации – В.Ветков и А.Шитиков (Курск), И. Евсеенко (Воронеж), Г.Попов (Орёл). А. Машкара (Старый Оскол – Москва). Белгородцы (по плану) должны были ежедневно приезжать из города на заседания. Но что ж они, дураки?  Рушить писательское братство? Все они, во главе с руководителем Белгородской писательской организации поэтом Владимиром Молчановым тоже заселились в свободные номера. И пошло, поехало...
    В номере курян (Александрова, Звягинцева и меня) стихийно был накрыт походный стол. Шитиков привёл с собой своего хорошего знакомого поэта Валентина Устинова, тот прихватил Александра КазИнцева (журнал «Наш современник»), от которого весь вечер не отходил В. Ветков.
   Дружеское застолье было в разгаре.  В наш номер входили и выходили семинаристы. Звучали тосты, стихи. Выпили мою бутылку, потом поднесли ещё одну со стороны, съели грибы, половину куска сала, буханку хлеба. Открыли банку отличных курских помидоров…Но потом я застегнул сумку на «молнию» и затолкал ногою под кровать.
---В, В., доставай горючее! – во весь голос кричал Звягинцев Леонид.
---Лёня, а ты сходи в сельмаг, принеси ещё выпивки!
--- А у меня денег нет! – радостно сообщил поэт шахтёр, моряк, водитель.
   Постепенно народ разошёлся по своим номерам. Шитиков, взял мои книжки и деловито понёс их на прочтение москвичам и другим руководителям семинара.
    Утром на площадке перед крыльцом Лёня выполнял упражнения сухожильной гимнастики по методу Засса: он упирался руками, плечами или спиной в золотистые сосны, так, что все мышцы его тренированного теле чудовищно бугрились под «тельняшкой» (выйдя на пенсию, Звягинцев устроился на лодочную станцию ДОСААФ на реке Сейм мотористом).  После сытного деревенского завтрака народ переместился в здание Дома культуры, стоявшее на берегу пруда. Началась работа по секциям. Поэтов было более 50 человек. Самых разных возрастов – от 20 до 70 лет. Нас направили в большой зал с деревянными креслами, красным бархатным занавесом и словами «Искусство принадлежит народу», приклеенными над сценой.
    Руководители уселись за длинный стол, покрытый красной же скатертью. Это были поэты В.Устинов, Т. Смертина, А. Машкара, В. Молчанов, И. Чернухин (Белгород), С. Никулин (Воронеж), В. Попов (Орёл), А. Шитиков (Курск).
Алексей Федосеевич за столом сидел мало. Часто выходил из зала.
   Прослушивание семинаристов решили вести по алфавиту, без учёта региона, откуда мы приехали. Валентин Устинов разложил перед собой списки и назвал первую фамилию – Александров.
---Это наш литератор из Железногорска Курской области. Но он прозаик! Находится сейчас в другом зале –  сказал Шитиков.
   Возникла некоторая неразбериха, но потом всё объяснилось:   
Александров И.-  это был поэт из Тамбова, но он ещё не приехал… 
     Постепенно семинар пошёл – один за другим к столу президиума (а кто-то прямо на сцену) выходили творческие люди: поэты, барды с гитарами! какие-то сказители…Довольно разношёрстный народ. Я даже не очень был уверен – есть ли у них книжные публикации?  Но что ж – новые времена. Демократизация, перестройка всколыхнули творческую активность масс.
     Ближе к обеду вызвали Леонида Звягинцева. Крепкий, коренастый, в своём несменяемом пиджаке серого цвета поэт - шахтёр вышел к трибуне:
В наши дни ракеты, электроника!
Но свои традиции храня,
На любого соловья-разбойника
Русь найдёт Илью - богатыря!
   Это было хрестоматийное стихотворение Леонида.  За ним пошли стихи о тельняшке, о шахте, о шофёрских вёрстах. Устинов полистал сборники Звягинцева, но ничего не сказал. Выступление поэта –курянина было встречено в общем благожелательно. Шитиков, в заключительном слове о нём, дал совет расширять круг тем, стремиться к новизне. Дельная рекомендация «начинающему» поэту 64 лет! (Кстати, Леонид Звягинцев был на два года старше своего маститого наставника А. Шитикова).   
     Обеденный перерыв затянулся почти на пару часов.  Мы уже все собрались в зале, а переваривающие пищу «классики» не спеша тянулись из столовой, останавливалась на перекур. Но вот началось вечернее заседание. И подошла моя очередь.
    Волновался.  Хоть выступать перед аудиторией мне было не впервой, но ведь это было не рядовое выступление. По совету Шитикова начал читать из «Ожидания полёта» стихи в его редактуре: «Патрон», « Портрет», « Уходит, втягиваясь в ночь»…Так как не помнил их наизусть – всё время заглядывал в книжку. Валентин Устинов заметил это и спросил в лоб:
---Что ж вы своих стихов наизусть не помните?
---Давно не выступал, как-то забываются…
---Понятно. Кстати, все эти стихи из вашей СОВМЕСТНОЙ с редактором книжки я, лично, вчера вечером прочитал. А вот новые у вас есть? Может быть, ненапечатанные?
А.Шитиков с равнодушным выражением лица сидел на левом фланге длинного стола.  Машинописная подборка забракованных им в автобусе моих стихов была в его папке, лежавшей перед ним на столе.
   Но я не стал просить у него подборку, не стал даже смотреть на него:
ХОТЕЛОСЬ БЫ СЫНОМ ОСТАТЬСЯ.
И ДОМОМ. И КРЕПКИМ СТИХОМ.
ЗЕЛЁНОЙ ТРАВИНКОЙ КАЧАТЬСЯ
ИЛЬ В НЕБЕ ПАРИТЬ ГОЛУБОМ

ВЕСЁЛОЙ ЗАЛИВИСТОЙ ПТАХОЙ.
НО ВОИНСКИЙ ПОМНЯ ОБЕТ,
Я ЗНАЮ – ЕСТЬ СПОСОБ БЕЗ СТРАХА
УЙТИ ОТ БОЛЕЗНЕЙ И БЕД.

БЫЛ СЫНОМ, ОТЦОМ, СТАРШИМ БРАТОМ,
ВСЕХ РОМНЯ, В ПОСЛЕДНЕМ БОЮ
ПРОСТЫМ НЕИЗВЕСТНЫМ СОЛДАТОМ
ПАДУ ЗА ОТЧИЗНУ СВОЮ.
    *************
                На стоге сена ночью южной.
                А.А. Фет
ОКИНУЛ ВСЕЛЕННУЮ ФЕТА –
БЕЗДОННУЮ ЧЁРНУЮ ТВЕРДЬ,
СВЕТИЛА ДРОЖАЩЕГО СВЕТА,
ПЛАНЕТ И КОМЕТ КРУГОВЕРТЬ.

ЗЕМЛЯ ТАК ЖЕ ПРОЧЬ УНОСИЛАСЬ,
И НОЧЬ МНЕ СМОТРЕЛА В ГЛАЗА.
ВДРУГ СЕРДЦЕ ТРЕВОЖНО ЗАБИЛОСЬ,
ЗАСТЫЛА В РЕСНИЦАХ СЛЕЗА.

МЫ ВСЕ В ГЛУБИНЕ ЭТОЙ ТОНЕМ,
КТО ЗДЕСЬ НА ЗЕМЛЕ, КТО В РАЮ.
НА СТОГЕ БЫЛ ФЕТ. НА БАЛКОНЕ
Я В ДОМЕ ПАНЕЛЬНОМ СТОЮ.

МЧИТ СПУТНИК ЗВЕЗДОЙ ПОЛУНОЧНОЙ.
ДВА ВЕКА, КАК МИГ, ПРОНЕСЛИСЬ.
И В ДЛАНИ, ПО-ПРЕЖНЕМУ МОЩНОЙ,
НАШ МИР, КАК ПЕСЧИНКА, ПОВИС.
   Я прочитал ещё 4-5 стихотворений, пока поэт Татьяна Смертина не сказала:
---Достаточно.
Мне вспомнились почему-то корневское: «Пиеемлемо!»
    Алексей Шитиков выступил в своём стиле:
---Стихов, по большому счёту, пока нет. Это только наработки. Отдельные «высверки», попытки проходов в тему. Темы, к слову, традиционны, не новы. Не чувствуется пока серьёзной поэтической работы.
     Я потихоньку встал с места и вышел из зала. На улице вовсю пекло апрельское солнце, перед дверями прохаживался одетый в сверкающий белый пиджак прозаик из столицы Курской магнитной аномалии города Железногорска Геннадий Александров. Раньше мы были едва знакомы, но за эти два дня сблизились:
---Ну, как дела? Обсудили?
---Шитиков валит…Стихов нет, работы не чувствуется. Так и подмывало спросить – зачем тогда ты меня сюда вёз?
---Везли, потому что у нас есть книжки. Им надо принимать новых членов в Союз писателей России. Если прокатят – будет позор для курян. Тем более мне в Железногорск звонил Николай Зыбин. Он создаёт в Курске отделение Союза российских писателей. Зовёт и меня к ним. Это конкурирующая организация для Союза писателей России.
    Я решил сменить тему:
---Что это у тебя за кипенный пиджак, как у жениха?
---Молчи. Кримпленовый. Купил по случаю на ярмарке в Железногорске.  Просто находка – не мнётся, хоть в скатку сворачивай. Чуть загрязнился – простирнул его в «Новости» и повесил на плечики сушить. Через час сухой, чистый – одевай и отправляйся в Кремлёвском дворце выступать.
     Решили, пока есть время, сходить в пристанционный посёлок, прикупить «горючего» и продуктов.  Прогуляться в молодом весеннем сосняке по песчаной тропинке было одно удовольствие.     Выйдя из леса, мы увидели меловые горы, у подножия которых проходили рельсы железной дороги, теснились дома. Я сначала отправился на почту и по межгороду позвонил на работу жене. Вкратце рассказал о ходе семинара, об обсуждении моих стихов, об общем настрое:
---Выезжать будем завтра после обеда.
---Смотрите там, сильно не празднуйте!
    Потом мы с Геннадием зашли в продмаг, купили пару бутылок «Шебекинской» особой очистки, полтораху местной минеральной воды «Майская» (эта вода активно продавалась и в Курске), колбасы, сырков плавленых, печенья и конфет.
    С пакетами прошли в дом отдыха, оставили продукты в номере и направились в дом культуры. Обсуждение закончилось. В зал, где работали поэты, перешли и прозаики. Итоги семинара подводили поэт Валентин Устинов и прозаик, и критик Александр Казинцев. Они говорили дельно и толково о литературном мастерстве, необходимости учиться. Но семинаристы ждали оглашения фамилий тех, кому будут даны рекомендации для вступления в Союз писателей России.
   В. Устинов зачитал весь список: из сотни литераторов, прибывших на семинар, рекомендации получили только около 30 человек. Делегация из Курска была, очевидно, самой малочисленной. Пульс мой зашкаливал, когда прозвучали фамилии: Александров, Звягинцев, В.В.
   Полностью опустошённый, какой-то смятый я сидел в кресле. Вокруг ходил, курили, гомонили «товарищи по перу»:
---Ручка есть? – толкал меня Лёня Звягинцев. Оказывается, Устинов предложил тем, чьи фамилии были названы, немедленно написать заявления о вступлении в Союз. Он их соберёт через полчаса и завтра увезёт в Москву. Геннадий Александров уже примостился у стола президиума и писал заявление. И ручка, и бумага у него были. Вот что значит прозаик! Я тоже присел к столу, взял чистый лист бумаги и воззрился в образец написания заявления, но над ухом загремел хрипловатый бас Шитикова:
--- Да, что вы торопитесь заявления писать? Бросьте! Ещё в Курске время будет, – и пошёл на выход, разминая сигарету.
Но Александров даже бровью не повёл:
--- Пиши, пиши. Пока сказали. Отправим заявления сразу, остальные бумаги подсоберём. Иначе наши «классики» начнут волынить.
   Мы так и сделали – оформили бумаги и положили их в папку с надписью: «Заявления о вступлении в Союз писателей России».
    Вечером семинар, как «тройка удалая», лихо рванул на простор. Гуляли и пели те, кто прошёл конкурс. Рыдали юные поэтессы, которых не объявили. Неудачники стучали в номера руководителей семинара, протягивали непрочитанные рукописи.     Но руководителям было не до стихов – они были желанными гостями за каждым столом, хоть выпивали осторожно и в меру.
   Я махнул пару «стопочек», отдал Лёне оставшиеся помидоры, сало, лук. И усталый, разбитый лёг на кровать.  Звягинцев захватил пакет с закуской и скрылся за дверью. Прошло какое-то время, очевидно, я задремал, но вдруг в вестибюле послышался шум, крики. Пришлось подниматься с кровати и выходить в коридор (может драка? Выяснение отношений не редкость между творческими людьми!).
    И точно, схватив Шитикова за грудки, Звягинцев «что-то горькое» бросал ему в лицо. Алексей пытался вырваться из рук бывшего шахтёра и хрипел:
---Ты убежал тогда, бросил меня - своего товарища! А меня чуть не убили!
--- Нет, я помчался за подмогой и спас тебя! А ты до сих пор не можешь этого забыть. И всё тебе не так – и много я выпил, и громко пою, и стихи мои тебе не нравятся.
    И тут в перепалку совсем не кстати ввязался я:
  ---Действительно, Алексей Федосеевич, зачем ты нас сюда вёз, если стихов у нас нет, ты нами, как всегда, недоволен?
Но развить своя мысль я не успел – в схватку вступил спортсмен и руководитель курской делегации В. Ветков. Он оторвал Звягинцева от поэтического пиджака Шитикова и затолкал нас в номер. Красный, как рак,  Леонид с трудом восстанавливал дыхание. В вестибюле зазвучал баян – это взял в руки инструмент Владимир Молчанов – по первой профессии музыкант, выпускник Белгородского музыкального училища. Звягинцев допил дармовую для него «Шебекинскую» и устремился на танцы.
    В ту ночь я спал плохо. Понимал, что случилось непоправимое…Шитиков озлобится на нас с Лёней. Зачем я ввязался в их разборку? Тем более не зная, в чём дело? Когда вышел утром на крыльцо, увидел Веткова в длинном бежевом плаще. Он медленно прогуливался по солнечной просеке.
 Звягинцев, как полесский зубр, упирался ногами в землю, стараясь повалить корабельную сосну.
   С берега пруда из зарослей ракиток выходила живописная группа литераторов, которые не имея чем похмелиться, искупались в «прохладном» апрельском водоёме. Конечно, мы были почти в 700 км. южнее Москвы, но всё-таки ещё не совсем сезон… 
После завтрака, расставив стулья в холле дома отдыха, потребовали обсуждения те, кто не прошёл конкурса вчера. Но Устинов не выходил из номера. Шитиков мрачно молчал, вчитываясь в рукописи.
     Вот свои стихи читает крепкий дородный дядька – редактор одной из районных газет Воронежской области:

Как люблю я сентябри,
Сентябри вы все мои!
Я родился в сентябре
В позолоченной поре.
По тропинке я иду
По - над Доном, на ветру.
Дуют ветры в сентябре…
Праздник – я навеселе…
И т.д.
  Этот и подобные вирши автор-редактор собрал в 600 страничный том в толстом переплёте. Бумага была газетная, зато книга пестрела массой черно-белых фотографий.
     Александр Машкара, с уважением покачивая в руке могучий фолиант, только и произнёс:
---Ну, первая книга могла быть и поскромней.
   Закончились литературные дебаты. Обед. Подъехали несколько автобусов ПАЗ, пора прощаться, грузиться и в дорогу. По сути дела, семинар прошёл великолепно – три дня на весенней природе, атмосфера творческая, хотя и не очень дружеская: дух соперничества, борьбы витал в воздухе. Кто-то уезжает с победой – его творения одобрены! Кто-то остался за бортом…Что ж, надо жить дальше.
   До Белгорода ехали молча. Нас высадили на автовокзале. Покупка билетов, ожидание автобуса и два часа езды до Курска. Я выходил первым на «полтиннике» (так в народе называют улицу 50 лет Октября). Пробирался по проходу, протягивая на прощание руку коллегам по перу. Шитиков руку подал, хоть отвернулся к  окну. Ветков важно посмотрел на часы с календарём и сказал:
---Всех с наступающим Первомаем! А четвёртого к 15 часам на писательское собрание по вопросу приёма.
     Закончились майские праздники. Четвёртое была пятница. Идти на экзекуцию не хотелось, но надо пройти этот путь до конца. В 14.40 я подошёл к зданию «шестёрки», со двора спустился по грохочущей лестнице в писательскую организацию. В кабинете Веткова сидели члены Союза. Остановившись в дверях, поздоровался общим поклоном. Кто-то кивнул, кто-то воззрился с недоумением. За столом и по периметру кабинета сидели в креслах и на стульях Б.Агеев, С. Бабкин, М.Леськов, И. Заборов, В.Корнев, В.Коркина, Ю.Паршин, А.Харитановский, Н.Шадрин.  В углу у входа окаменело застыл Л.Звягинцев. Вёл собрание В. Ветков:
   ---Переходим к следующему вопросу повестки дня: Приёму в Союз писателей России.
      В период с 19 по 22 апреля2001года в Белгороде проходил литературный семинар «Поэзия 21 века». На семинар, вместе с руководителями В.Устиновым, А. КазИнцевым, Т. Смертиной, А. Машкарой, (все Москва), В.Молчановым (Белгород), Г. Поповым (Орёл), И.Евсеенко и С.Никулиным (Воронеж), Ветковым и Шитиковым(Курск) прибыло около 100 литераторов из ЦЧО. Курск был представлен прозаиком Г.Александровым и «молодыми» поэтами» - Звягинцевым и В.В.
     Я увидел, как удивлённо полезли на лоб чёрные брови Вадима Корнева, как не спеша огладил свою седую «эспаньолку» Ю. Паршин, как стали оглядываться или коситься на нас присутствующие. Очевидно, сообщение о белгородском семинаре было для всех поной неожиданностью.
   ---Творчество наших литераторов было одобрено и все они получили по две рекомендации для вступления в Союз писателей, каждая из которых приравнивается к двум персональным писательским рекомендациям. Геннадий Александров приехать не смог, но рекомендации от нашей писательской организации ему написали я и Борис Агеев, -  теперь передаю слово А.Ф.Шитикову.
   Установилась  тишина…Что ж  он не начинает  нас долбить? Мы с Лёней сидели рядом, но отчуждённо, как на скамье подсудимых…
---Семинар получился интересным. Сильные руководители, много достойных рукописей. Наши представители не затерялись в общей массе, их стихи были встречены доброжелательно. Конечно, до настоящей поэзии им ещё далековато, но крепкие стихи у них уже есть. Есть и книги – у Звягинцева Леонида целых три. Конечно, в течение этих дней они допускали…некоторые нарушения…
--- А какие и кто конкретно? -  мгновенно среагировал М.Леськов.
--- Всё в рамках творческого процесса, - продолжил А.Шитиков.
Чувствовалось, что говорит он с натугой… Может быть, и не то, что хотел бы сказать, но:
---Нам надо дать им рекомендации …Каждому по две. Я даю обоим… И Звягинцеву, и В.В. (Шитиков достал из портфеля исписанные листки и передал их через стол В.Веткову):
 Теперь слово за вами, члены Союза писателей.
   Надо было видеть, как закручинились вдруг курские поэты.
--- Ну, хорошо, я дам рекомендацию Лёне Звягинцеву, - как бы с обидой произнёс Ю. Першин.
---Но надо заранее предупреждать… О семинаре мы ничего не знали. Да и сейчас не знаем мнения наших старейших писателей – Евгения Ивановича, Петра Георгиевича, Николая Юрьевича…
     В. Ветков дипломатично молчал. Алексей Шитиков обернулся к Вадиму Корневу?
--- Вадим Николаевич, слово за вами!
Вадим выпрямился в кресле, закидывая назад лысеющую голову:
---А я и не знаю, что сказать? Согласен с Юрием Петровичем – нельзя так принимать решения с кондачка. Вопрос очень серьезный – вступление в Союз, а мы даже книжек рекомендуемых литераторов не читали.
Я опешил:
--- Вадим, я же тебе книжку сразу подарил, как она вышла! Тем более – почти все стихи из неё ты знаешь – они обсуждалось ещё на семинаре в Липецке.
--- В. В., ну, ты вспомнил, Липецк…Почти пятнадцать лет прошло… Столько воды утекло…Кстати, мне и тогда показалось, что большинство твоих стихов написано от имени сержанта советской армии, - менторским тоном несколько брезгливо, через губу произнёс представитель поэтической династии.
---Вот ты как заговорил! - подумал я про себя и встал со стула:
---А я от этого и не отказываюсь: да, я служил в ракетных войсках ПВО в звании Гвардии рядового, потом - младшего сержанта.  Сейчас я – старший лейтенант запаса. Тебе, Вадим, этого не понять – ты ведь «откосил» от армии?
    Есть у меня также стихи о работе на кирпичном заводе и в студенческом стройотряде в городе Надыме, что тоже тебе не знакомо. Ведь ты пишешь, в основном, о голубятне во дворе, о старом дрожзаводе, о праздном купании в сентябре в реке Тускарь.  А я в сентябре обычно после отпуска иду работать – читать лекции, давать уроки. У каждого своя судьба.
     Диалог наш прервался – по лестнице вдруг застучали шаги сбегавшего человека – в дверях кабинета В.Веткова появился улыбающийся, стремительный Юрий Асмолов!
---Юрий Николаевич! – вскричал А.Шитиков, - ты читал стихи В.В.?
--- Да, он мне подарил книжку «Ожидание полета».  И я не только её сразу прочитал, но и набросал небольшую рецензию «Полёт с набором высоты», хотел показать её В.В., а потом предложить «Толоке».
---Вот ты иди сейчас в зал и там, в тишине напиши ему рекомендацию для вступления в Союз писателей.
(Пишу сейчас это с острой болью в сердце – 17 октября 2018 года безвременно ушёл из жизни поэт Юрий Асмолов. Ему было 57 лет).
  21-23 октября 2018 г.
      
Пост скриптум.
     Из Союза российских писателей никакого ответа мне не поступило. Позже я догадался почему – СРП представлял из себя демократический перестроечный союз, а я ведь публиковался в «Молодой гвардии», «Смене», «Современнике» -  русских патриотических изданиях, поэтому и путь мне был только в Союз писателей России. 
               

НА ВОЛНАХ МОЕЙ ПАМЯТИ …

Дальнейшее – фрагментарно.
 В течение лета 2001 пару раз заходил в писательскую организацию. Ветков сказал, что в Москве мы ПРИНЯТЫ, но билеты будут готовить долго.
      11 июля 2001года исполнилось 75 лет со дня рождения П.Г.Сольникова. Чествование писателя прошло в Областной научной библиотеке им. Н. Асеева. Постаревший, похудевший юбиляр сидел за столом президиума, с трудом улыбался собравшимся, слушал тёплые слова в свой адрес. Стояла жара. Сольников был в своёй любимой жёлтой китайской рубашке с коротким рукавом, в новых сандалетах…
     16августа 2001г. позвонили из писательской организации – вчера умер Н.Ю.Корнев. Сразу же написалось стихотворение…
    Утром 17 августа приехал на квартиру Корневых. Сказал слова утешения вдове. Пожал руку Вадиму. Гроб стоял чуть вынесенным из большой комнаты в коридор. Николай Юрьевич лежал выболевший, исхудавший, но не сломленный ни болезнями, ни кончиной. Вадим скорбно стоял в изголовье. Потом достал расчёску и спокойно расчесал редкие седые волосы отца.
    Захоронение должно было состояться на Никитском кладбище (по названию Успенско – Никитского храма) недалеко от асфальтовой дорожки, ведущей от упомянутой церкви к главному проходу к Вечному огню на мемориале Курской битвы.
   На этом кладбище уже давно никого не хоронили, но там была могила матушки Никлая Юрьевича, которая была погребена в 1960г., поэтому было получено разрешение в этой же могиле захоронить поэта Н.Корнеева. Когда мы пронесли гроб от ул. Ломакина по маршруту часовых поста №1, то увидели среди мощных зелёных кладбищенских деревьев стоящий в стороне белый обелиск и раскопанную могилу. Всеми работами занимались крепкие мужчины в одинаковых синих комбинезонах. Очевидно, они докопали до нижнего гроба и теперь ждали нового. Николай Юрьевич лежал усыпанный цветами, гроб его стоял на свежем чернозёмном пригорке «возле корней», о которых он писал в знаменитом стихотворении:
НИКОЛАЙ КОРНЕЕВ
ВОЗЛЕ КОРНЕЙ
…После прощанья земли чернота
Стала родней:
Ты ведь осталась без времени там,
Возле корней.
Видеть немного тебе довелось
Радостных снов.
Знаю, как часто тебе не спалось
Из-за сынов…
    Через дорожку от могилы в строевой стойке стоял молодой лейтенант и солдаты с автоматами в руках. Начался митинг. Вадим представлял слово писателям и почитателям таланта своего отца. Народу, кстати, было немного, человек 20. Последним из выступающих был я:
В.В.
ПАМЯТИ ПОЭТА НИКОЛАЯ КОРНЕЕВА
Уходят из жизни поэты –
Две даты в последней строке.
Поля, что их словом воспеты,
Лежат на холмах вдалеке.

Склонились печально берёзки
Над чёрным раскопом земли,
И словно стихов отголоски,
Курлыча, плывут журавли.

Над вечным безбрежным покоем
Нетленное Солнце горит.
Нетленное Слово над горем
Уходит в слепящий зенит

Под купол безоблачной сини –
В нём душам мятежным парить.
Уходят поэты России,
Но строчкам их пламенным жить!
                16.08.2001г.
   Гроб закрыли крышкой, застучали молотки…
 Вадим посмотрел на лейтенанта, тот подал команду – всё мотострелковое отделение подняло вверх автоматы и раздался сухой треск залпа, за ним второй и третий.
    Поэта – фронтовика хоронили с воинскими почестями. Рабочие на длинных верёвках опустили гроб с телом в свежую могилу. И вдруг все увидели, как по асфальтовой дорожке бежит невысокий худенький священник – настоятель Никитского храма отец Никодим, и с ним двое его подчинённых. Батюшка подбежал к свежей могиле и разразился криками:
   ---Почему идёт погребение, а в церкви ничего об этом не знают!?
Вадим степенно выступил вперёд и произнёс:
--- Батюшка! Да отец – то мой при жизни был атеистом…
---Не богохульствуйте, молодой человек! Каким атеистом? Он сейчас стоит у престола Божьего! Молитесь за него.
   Резко отвернувшись от нас, священник двинулся назад к своему храму.
     В сентябре Леонид Медведев (отставник офицер и поэт - пародист) ездил по своим издательским делам в столицу и привез наши членские билеты. Мне позвонили на вахту в училище и, когда я после уроков пришёл в писательскую организацию, там уже кучковался народ. Намечалась выпивка. Холявщиков всегда хватает. Надо было тратиться – я достал деньги, положил на стол. Добавили Шитиков, ещё пару человек. Звягинцев на скорости двинул в Первый гастроном. Обернулся минут за тридцать. За это время подошли В. Корнев, Ю. Паршин, М. Леськов и П.Г. Сольников.  Он пришёл к Веткову заверить какие-то бумаги. Переливчато зазвенели бутылки, рюмки. Порезаны хлеб, сыр, колбаса, рассыпаны конфеты, печенье. Всё на скорую руку, но по-доброму, по - союзовски.  Ветков достал из сейфа заветную склянку «балды от Давыдкова». Звучат поздравления, тосты, стихи. Может быть, не совсем от души. Мы все знаем цену напускной радости, и веселью через губу.
    Наступает вечер. Народ начинает расходиться. Ветков хотел вызвать П. Г. Сольникову такси, но тот вдруг сказал:
---Не надо, мы с В. В. прокатимся на троллейбусе…
   «Второй» маршрут. Полупустой троллейбус останавливается прямо на углу «шестёрки», потом выезжает на Красную площадь, к Знаменском собору, к Дому офицеров, к цирку…И дальше, дальше вверх по улице Красноармейской. Петр Георгиевич расспрашивает меня о работе, о семье, но что-то не то, что- то не так…И вдруг, когда троллейбус сделал остановку у парка им. Ф. Э.Дзержинского, в котором была видна ярко освещённая Церковь Апостола Иоанна Богослова, старый писатель - коммунист, израненный на фронтах ветеран, начал истово креститься на Храм Божий и, держа меня за руку, с надрывом заговорил:
---Слава, прости меня! Я знаю, что на тебя тогда возвели напраслину. И я совершил великий грех, когда, по сути дела, стал твоим обвинителем… Но, поверь, меня заставили…Заставили…
   Тяжелый момент. Я молчал, а что я мог сказать? Что я простил? Давно. Тем более прощает Бог. Он всех нас рассудит. И правых, и виноватых… Пётр Георгиевич неожиданно заплакал, и потом глухо запел:
Бом, бом, бом – утро растревожено.
Бом, бом, бом – глушит птичий гвалт.
Бом, бом, бом – спешите в Храмы Божьи.
Бом, бом, бом – пока ещё звонят!

А ночной троллейбус всё мчал нас мимо и вокруг Божьего храма, стоявшего на западной стороне парка.
   П.Г.Сальников вышел на остановке на ул. Бочарова, пересёк улицу Дзержинского по «зебре» и двинулся к магазину «Куряночка», под арку к дому, в котором он жил. Я, прощаясь, махнул рукой ему вслед.
    Ю. Паршин пишет: «Осенью 2001 года, когда тот (П.Г.Сальников) навсегда и запредельно уезжал на родину, в Плавск, Евгений Иванович не мог не проводить его, хотя сам был крайне болен…Когда Пётр Георгиевич вернулся в Плавск, он попал в мир любви, обожания и полного душевного понимания своих сестёр, брата, племянников, племянниц и всех других родственников». (5, с.72). (Не хочу показаться циничным, но напомню, что в последние годы П.Сальников широко издавался, в Курске продал трёхкомнатную квартиру в престижном районе и, очевидно, приехал на родину не с пустыми руками). Умер писатель 26 марта 2002года в Плавске.
   …  Спустя некоторое время ко мне на работу повадился ходить …Лёня Звягинцев. Он появлялся в субботу в 15.25 к концу 4 учебной пары, стучал в дверь и останавливался на пороге кабинета:
---Хватит мучить студентов. Отпускай их, и пойдём.
Осовевшие после 8 уроков музыканты с радостью выходили из класса:
---Куда это мы с тобой пойдём?
---Как куда? В «Тройку» (рюмочная возле дома быта). У тебя какой номер членского билета?
--- Кажется, 5501.
--- Вот видишь, а у меня – 5500. Ты должен мне накатить «соточку» по старшинству.
    После пары-тройки таких визитов я попросил вахтёров:
--- человека по фамилии Звягинцев ко мне не пропускать, пусть он даже машет в воздухе красной членской книжечкой…
В. В.
ЧЛЕНСКИЙ БИЛЕТ
Заскучаю… Растерянно сникну –
Тяжело на душе и в башке.
Сроки минули – вряд ли привыкну
К красной книжке, зажатой в руке.

С фотографии вовсе не юный
Смотрит дядя. Вы, дядя, поэт?
Подтяни же обвисшие струны
Мой писательский Членский билет.

Нет, не вырастут гулкие крылья.
По росе не промчусь во всю прыть.
Долго так «не пущали», давили,
Что пора уж и буквы забыть.

Гой ты, чудо, словесная сила!
Ты была у меня – не была?
Ты б меня в поднебесье носила,
Да уж больно Душа тяжела.
      …Писательские собрания, заседания бюро (где приближённые ко «властям» решают свои ТВОРЧЕСКИЕ вопросы…), заседания литературного объединения…
        Вот на одном из собраний громогласное слово берёт поэт Вадим Корнев:
---Я рос на коленях Валентина Овечкина…Сейчас писательская организация угроблена. За нашей спиной прокручиваются финансовые махинации. В помещении союза писателей несколько лет арендует площади какая-то «Мебельная студия». Говорят, что она платит за аренду. Хотелось бы знать – сколько и кому?  А также куда и как расходуются эти деньги? Никакой отчётности не ведётся.
     Отвечает руководитель писательской организации В.Ветков:
--- Деньги напрямую поступают в бухгалтерию ЖЭУ «шестёрки» в оплату за свет, воду, тепло.
--- За ГСМ - мы надо платить, - вступает в разговор поэт Владимир Чемальский (он же ректор сельхозакадемии В.Д.Муха).
--- Всё должно быть прозрачно, задукоментировано. Считаю, что этим должна заняться ревизионная комиссия во главе с В.В!
 ( Да, да! На одном из собраний по предложению А. Шитикова меня выдвинули на эту должность - председатель ревизионной комиссии. В поисках архивных и финансовых документов мне пришлось даже спускаться в просторный, мрачный и пустой подвал «шестёрки».  Никаких бумаг я там, конечно, не нашёл, но в   углу заметил большую тёмную фигуру. С некоторым ознобом нашарил на стене выключатель и щёлкнул им. Слабенькая 60 ваттная лампочка осветила тёмно - фиолетовый …бюст В. В. Овечкина:
--- Вот оказывается, куда Вас запрятали, «предтеча» Перестройки…
Подальше. С глаз долой...
---Мы должны знать правду! – с пафосом восклицает поэт В.Корнев.
---Вадим, стряхни пыль подозрительности! – отвечает ему В.Ветков.
     …На одном из последующих собраний очередное громогласное слово вновь берет В.Корнев:
--- Моё детство прошло на коленях Евгения Ивановича! Я сменил своего отца поэта Николая Корнева на посту директора Литфонда Союза писателей Росси по Курской области. Вчера я вернулся из Москвы после очередного заседания. Мы обсуждали насущные вопросы литературной жизни…
    Со стула резко встаёт и вытягивается во весь рост писатель-романист и актёр Курского драмтеатра Николай Шадрин:
---Вадим! Да ни х…я вы, прости Валя (артистический поклон в сторону поэтессы В.Коркиной), в этом литфонде не делаете! Только свои публикации в Москве пробиваете.
---Николай, здесь тебе не театр! - хриплым голосом подаёт реплику А. Шитиков.
     Как-то в читальном зале областной научной библиотеки им. Н.Асеева собралась группа писателей. Готовилось литературное мероприятие к очередной годовщине Курской битвы. Определялось количество выступающих поэтов, их репертуар. На правах члена бюро писательской организации заговорил В. Давыдков («змей рябопузый» - как назвал его на семинаре в Липецке Анатолий Парпара, запомнив давыдковскую поэтическую строчку: «Выйди из-за каменной горы, найди змея виноватого рябопузого»).
    Виктор издал несколько поэтических сборников, был принят в Союз писателей. Осилил фундаментальный тысячестраничный труд «Анализ Курской битвы» (на основе материалов краеведческого музея посёлка Поныри), в котором ДОКАЗАЛ, что эпицентром битвы была его родная деревня Ольховатка. Давыдков работал инженером на заводе «Аккумулятор» и, приходя в писательскую организацию, регулярно передавал ответсекретарю стеклянный медицинский флакон (250 мл) со спиртом (заводчане называли его ласково «Балдой» и постоянно пили). По вкусу пришлась «давыдковка» и многим курским мастерам пера.
   Сейчас В.Давыдков обрушился с критикой на стихотворение В.Корнева, в котором были строчки:
Отец! – я осознал не сразу,
А к трезвым, видимо, летам:
Ты воевал, лишившись глаза,
А дядя - без ноги летал.
   Очевидно, так оно и было фактически, но Давыдков считал, что стихи звучали как автопородия и даже несколько кощунственно.
   Вадим вскочил со стула со словами;
--- Ты оскорбляешь моего отца! Что ты знаешь о войне? Ты же не воевал!
--- Я не воевал, но в отличие от тебя служил в Советской армии и написал книгу «Анализ Курской битвы».
---Ты, ты! Да тебе нельзя даже доверить сделать анализ мочи! – кричал Корнев, схватив Давыдкова за грудки. Но мужик из Поныровской глубинки был крепок от крестьянской природы, в молодости серьёзно занимался штангой, поэтому довольно легко оторвал от себя разгорячённого поэта. Вадим заскрежетал зубами и бросился вон из читального зала.
    Крайняя моя встреча с В.Давыдковым произошла в августе 2018года в Курском отделении пенсионного фонда. Я сидел на скамье, ожидая своей очереди на получение какой-то справки. Давыдков незаметно сел рядом, поздоровался. Был он как-то грустно – задумчив и молчалив. А потом выплеснул наболевшее:
--- Знаешь, В.В., недавно отпраздновали 75 –летие Курской битвы. В Ольховатке открыли символический памятник сапёрам в виде огромной противотанковой мины…а меня даже не пригласили…Меня – автора исследования «Анализ Курской битвы».
     Кстати, о публикациях и изданиях. Стихи и малую прозу безгонорарно иногда публиковал журнал «Толока». А вот с изданием книг были проблемы. Областное руководство выделяло какие-то средства, но их было явно недостаточно. Печатались, в основном, книги «маститых»: Босова,Веткова, Леськова, Сольникова, Харитановского.
    Поэтому, не дожидаясь у моря погоды, Алексей Шитиков «пошёл в люди»: в предисловии к огромной 700 страничной книге СТИХОВ «По русским радостям и мукам» (она была издана в 2001 году беспрецедентным по областным меркам 5000 тиражом) поэт перечисляет имена меценатов – благотворителей за духовно-материальную поддержку его творчества. Список предприятий и их руководителей сражает наповал: это ЗАО «Курскрезинотехника», ОАО «Счётмаш», ЗАО «Курский завод «Аккумулятор», ООО «Антонина», ООО «Промресурс», Курская АЭС, ЗАО «Кондитер – Курск» и другие.
   Как всё происходило в реальности? Заручившись сопроводительным письмом на фирменном бланке писательской организации «известный русский поэт» записывался на приём к сильным мира сего и подавал челобитную. И некоторые организации перечисляли деньги на издание книги А. Шитикова. Так, директор Курчатовской АЭС Ю.И. Слепоконь распорядился выделить 100 тысяч рублей.  На союзовском бланке был указан телефон, и перед началом перечисления денег из бухгалтерии АЭС позвонили в писательскую организацию. Трубку взял В.Ветков и, узнав, что на издание книги А.Шитикова выделена такая огромная сумма, вскочил на «борзого коня» и метнулся в Курчатов (30 км от Курска).  И там всё переиграл: 50 тысяч оставили Шитикову, а 50 перевели на счёт писательской организации.
    Я не вовремя зашёл в союз писателей и невольно стал свидетелем крепкой перебранки «инженеров человеческих душ». Шитиков хрипло доказывал, что деньги его, так как выделены они на издание его книги. Ветков урезонивал певца курского края и русской деревни, объясняя ему, что, если деньги выделены в ответ на обращение Союза писателей, подписанное В.Ветковым, то хоть часть их и должна отойти этому Союзу.
     Весьма своеобразно решает вопрос с изданием своих произведений Вадим Корнев. В какой-то момент он зачастил – после очередной поездки в Москву в «Нашем Современнике» были напечатаны три стихотворения, пошли подборки в «Курской правде» и «Толоке», а тут и в издательстве «Славянка» подоспела книга стихов. Я от души был рад такой скорострельности Вадима и только спросил:
--- Вадик, открой секрет – как тебе это удаётся? У тебя – книга за книгой, а у меня – вот уже почти десять лет не издано ни одной. Ответ один -   нет денег!
---А я Веткова за ГОРЛО беру! - прорычал известный поэт и для наглядности схватил себя двумя руками за кадык, закатив при этом глаза. (подобная практика, очевидно, применяется Корневым и по сей день уже при новом ответсекретаре Н.И. Гребневе – книги Вадима Николаевича выходят с завидной регулярностью. Права народная мудрость: НАХАЛЬСТВО – ВТОРОЕ СЧАСТЬЕ).
     Несколько лет назад Комитетом по культуре Курской области был объявлен конкурс на создание Гимна города Курска. В писательскую организацию начали стекаться варианты текстов. Работало жюри, председателем которого стал, конечно же, Вадим Николаевич Корнев. Но оказалось, что он тоже подал свой текст для участия в конкурсе. Ю. Паршин заметил ему:
---Вадик, ты не имеешь права участвовать в конкурсе – ведь ты председатель жюри.
---Я буду объективным.
В результате победил проект гимна, созданный членом Союза писателей поэтом Вадимом Корневым и членом Союза композиторов Юрием Пятковским.  По отзывам музыкантов исполнять и слушать ЭТО просто невозможно.
     Январь 2002 года. Приближалось моё 50- летие. Обычно юбилейные торжества писателей организовывала и проводила писательская организация. В моём случае на это надеяться не приходилось: Ветков хранил дипломатическое молчание, товарищи по перу тоже.
    Из «Курской правды» позвонила корреспондент Тамара Антипенко и сама напомнила о предстоящем событии (она часто приходила на мероприятия в музыкальное училище, где я работал. Писала о нашем литературном объединении «Свет сквозь тьму». Видимо, у неё были мои биографические данные):
---В.В., давай сделаем так – самой писать мне совершенно некогда.  Сагитируй кого-то на крепкую заметку о тебе. А я дам её в газете с фотографией перед твоим днём рождения.
   Сказано – сделано. Обратился к методисту областного центра эстетического воспитания учащейся молодёжи Инне Михайловой (именно она всегда организовывала выступления писателей в школах, ПТУ, колледжах) и на другой день небольшой материал о поэте В. В. лежал на редакционном столе Т.Антипнко.
     Вместе с супругой мы решили накрыть в писательской организации стол человек на двадцать. Пригодились свои соления, варёная картошка, фрукты – яблоки, груши, - маринованные грибы, колбасная и сырная нарезка, соки и компоты. Скромно, но со вкусом. Тем более, материальной помощи никто никакой не оказывал. Народ собрался в зале Дома литератора. Зазвучали тосты, поздравления. Водки я закупил много. И минеральной воды. Всё пошло в ход. Постепенно веселие разгоралось. Ветков тихо сидел в красном углу у окна рядом с незнакомой мне девушкой по имени Лена. Оказалось, что это архитектор Е.Холодова, которая выпустила в издательстве «Крона» шикарный цветной альбом «Усадьбы курского края».
     Все присутствующие говорили, начинали читать стихи Шитиков и Звягинцев. Пожёвывал усы Паршин. Молчал Леськов.  Вдруг громко хлопнула входная дверь со двора, по лестнице загремели, посыпались дробные шаги, и в зал вкатился замёрзший, худой и весьма нетрезвый поэт Сергей Бабкин. Очки его сразу запотели, но накрытый стол он увидел хорошо и примостился на скамейку с краю. Николай Шадрин громко закричал:
---Штрафную!
Поэт махнул пластиковый стаканчик «Пшеничной» и начал наливать повторно. Праздник продолжался. Вот уже Ю. Асмолов метнулся на улицу и принёс из «Волги» видавший виды баян. Меха инструмента были кое-где заклеены белым лейкопластырем, звук иногда получался сиплым или свистящим, да и игра поэта музыканта – самоучки оставляла желать лучшего…Но Асмолов – улыбкой, стихами, песнями так пытался быть похожим на Есенина… Он пел-читал свои стихи, звучала гармошка, за окном мела метель…
ЮРИЙ АСМОЛОВ
И ВЬЮГА, И МЕТЕЛИЦА,
И вьюга, и метелица!
И скрип берёз!
Небесная ли мельница
Пошла в разнос?
Как манной пересыпана
Округа вся.
Зимой, зимой не липовой
Любуюсь я.
И грежу: вот нагряну ли б
Сквозь снег и хмарь
Весёлые друзья мои, -
Как встарь, как встарь.
И пели б, и плясали мы…
Друзья, вы где?
Ах, я забыл, что стали мы
Теперь не те.
Забыл, что наше прошлое
Давным, давно
Не просто запорошено –
Заметено.
      А. Шитиков, стараясь перекрыть хриплым баском пение Асмолова, затянул «По диким степям Забайкалья». И вдруг, покрывая всю эту разноголосицу, Леонид Звягинцев грянул «Ой, мороз, мороз!»
    Шитиков пытался петь громче, чтобы заглушить почти кричащего Звягинцева, но всё было тщетно. Поэт – водолаз звучал как ревун торпедного катера…в конце-концов Шитиков психанул:
---Не даёт даже песню спеть, - вскочил из-за стола и, вытаскивая из кармана сигареты, двинулся к выходу. Я сделал Леониду замечание:
---Лёня, ну зачем ты так громко орёшь? Вот не дал Алексею Федосеевичу спеть народную песню.
--- В, В., они все мне тут завидуют – поэтическому таланту, потрясающему голосу. Тому, что я – самородок!
    Вдруг послышался сдавленный крик – это худой Бабкин, сложившись, как перочинный ножик, сполз со скамьи и провалился между столом и книжным шкафом за спиной. Общими усилиями едва его вытащили и вновь усадили на скамейку…
    Но вот, наконец-то, отсверкал, отвеселился мой скромный юбилей. Женщины убирали посуду, протирали столы. Я сложил на большую тарелку оставшиеся сыр, колбасу, знаменитое САЛО и понёс это всё в холодильник. Потом достал из портфеля последнюю бутылку водки «Винокур» и определил её в «морозилку»:
---В. В., зачем ты это всё здесь оставляешь?
--- Вадим, завтра придут люди, найдут, чем «поправить голову»!
---Не откладывай на завтра…Отдай всё это мне сегодня!
И Корнев сгрёб остатки закусок и бутылку водки, упрятал всё это в свой поэтический портфель и, надевая пальто, крикнув:
---Закройте за мной! - стремительно двинулся к парадному входу, щёлкнул замком и вышел в морозную ночь на Красную площадь.
    …12 июня 2002года умер Е.И. Босов. Прощание с великим писателем проходило в фойе Дома офицеров. Огромный гроб, усыпанный живыми цветами, стоял так, что лицо покойного освещалось жарким летним солнцем, поднявшемся на востоке. Насколько я помню, людей было немного: рядом с гробом с северной стороны стоял ряд стульев, на которых разместились близкие родственники: вдова Валентина Родионовна, сын Евгений, его жена (невестка Носова), внук Роман. На стуле, стоявшем в ногах гроба, сидела застывшая в своём горе, постаревшая, похудевшая, с лицом серым и сморщенным от слёз…Муза писателя. И вдова, и муза были в чёрных траурных платьях. Видели они друг друга или не замечали… Общее горе сблизило и породнило их. С южной стороны от гроба молча стояли писатели-куряне, а также приехавшие из других городов: В. Молчанов из Белгорода, И. Евсеенко из Воронежа, В. Попов из Орла.  Актёр А. Петренко с маленькой своёй нерусской супругой (в «Сибирском цирюльнике» Петренко показался мне громадным, а в реальности он был не таким уж и здоровым дядькой. Он читал произведения Носова в документальном фильме и дружил с писателем). Тихо звучала траурная музыка. Внезапно во входную дверь, распахнутую настежь, стремительно вошёл Н.И.Гребнев и, подойдя вплотную к гробу, возложил на тело покойного огромный сноп полевых трав и цветов – ромашки, колокольчики, зверобой, подмаренники и среди них, очевидно, луговая овсяница.
   Гроб выносили из Дома офицеров воины курского гарнизона. Траурная профессия двинулась вверх по улице Сонина, на время перекрыв движение троллейбусов. Митинг на Северном кладбище, кроткие речи выступающих, погребение. И автобусы повезли людей на поминки в огромную столовую в новом здании УВД на ул. Серафима Саровского (бывшая Бебеля). И вот тут уже народу собралось много, больше сотни человек. Рассаживались за столами на длинных скамьях. Всем руководила высокая статная дама в красивом цветастом платье – директор этого учреждения общепита.  За первыми столами – руководство области и города, родственники покойного, тут же иногородние гости и нУкеры Е.Носова, а ближе к выходу народ помельче – художники, литераторы, музыканты. Рядом со мной сели два бойца – А. Судженко, недавно после запоя отлежавшийся в токсикологии БСМП, и В. Латышев, к этому времени уже прервавший свой длительный марафон трезвости. Ветков, проходя мимо нас к столу президиума, выразительно посмотрел на меня. Я понял его. И когда начались поминки, отодвинул от своих товарищей пузатые бокалы.
     Но беда пришла, откуда не ждали: после степенного начала и скорбных поминальных речей на входе вдруг раздались какие-то крики! В зал пошатываясь, ворвался Сергей Бабкин, плюхнулся за стол с краю и сразу молча вытянул фужер водки! Оказывается, его не пускали на поминки Евгения Ивановича:
---Да знаете ли вы, кто я? Я поэт Сергей Бабкин! Я посвятил стихи Носову!
    Он с трудом встал с места и начал вытаскивать из карманов, какие-то бумажки, размахивая руками и качаясь.  Поэт стремительно пьянел на глазах.
   Женщина-директор попыталась вывести его под руку, но тщедушный Сергей отбивался от неё и не сдавался с криками:
---Да вы знаете, кто я такой? Я поэт Сергей Бабкин!
   Ситуацию разрядили В.Ветков и подбежавший Ю.Асмолов. Они довольно бесцеремонно выволокли поэта из поминального зала, затолкали его в многострадальную «Волгу» курскагроснаба и Асмолов повёз друга домой.
    Судьба Сергея Бабкина (01.05.1960 – 11.05.2005) поучительна и печальна. «После окончания Курского политехнического ин-та работал мастером на стройке, проектировщиком в «Курскпромстрое». Впервые его стихи были опубликованы в альманахе «Полдень» и «Куликово поле». Первая книга поэта «Подземный переход» вышла в 1994 году. (1, стр.141). Вторая книга «Сыновний поклон» увидела свет в 2000году. Поэт был предельно искренним в своих стихах:
У ЧЕРТЁЖНОЙ ДОСКИ
Я стою у чертёжной доски,
Взгляд в окно то и дело бросая,
Кровь упруго стучится в виски:
За окошком весна молодая.
Эх, сейчас бы на речку к искристым
Перекатам да вербам пушистым!
…Только я всё стою и стою
У доски с чертежом ненавистным.
К горлу катится горестный ком:
И на кой я в конструкторах мучусь?
Был бы егерем иль лесником –
Любо дело счастливая участь…
    Стихи и книги Бабкина пронзительно автобиографичны. Почему он – талантливый инженер – утратил интерес к работе? Ушел из профессии:
Я укрылся под тонкой ветлой,
Под весеннею клейкой листвой,
Под разверзшимися небесами…
Так и ныне от бед и от гроз
То ли в шутку, а может, всерьёз
Я укрыться пытаюсь стихами.

У поэта начала рушиться семья:

В постылой ругани и склоках
Корёжишь ты свою судьбу.
Волос понурых сбитый локон
Не утаит морщин на лбу.

Появляется алкоголь:

Всё это искренний обман!
И оттого ещё дороже
Рука, отнявшая стакан,
Слова: «Прошу, не пей, Серёжа» …

Но алкогольная зависимость начинает порождать
ИСКУШЕНИЕ
За погостом таится овраг,
В нём колодец в шесть мерок могилы,
А в колодце пугающий мрак
Сатанинской взыскующей силы.
И она среди белого дня
Подползла, зашипела с надсадой:
--Ж-ж-жаром мучишься? Слушай меня,
Остужу ледяною прохладой.

И вот уже «зелёный змий» просто обрушивается на поэта:
К родным ушла жена –
Туда ей и дорога.
Пусть празднует она.
А мне не надо много.

И. словно бы свечу.
В душе огонь неяркий
Зажгу и помолчу
Над одинокой чаркой.

Припомню всех подряд
Друзей, всех без обмана,
Но если позвонят –
Я отвечать не стану.

Да и зачем звонить,
Кому такой я нужен?
Со мной гулять и пить –
Себе лишь делать хуже.

   Последний раз я видел Сергея 1 мая 2005года во время праздничной демонстрации. Наша колонна средних специальных учебных заведений г. Курска выходила на Красную площадь. Но вдруг передние шеренги почему-то остановились. Я посмотрел по сторонам и на углу гостиницы «Центральной» увидел группу писателей: Веткова, Корнева В. Шитикова, Шадрина, Судженко. Все они радостные и весёлые смотрели на нарядных демонстрантов. Рядом с Шитиковым стояла худая фигура С.Бабкина. Даже за тонированными линзами очков были видны его как бы растерянные и чуть хмельные глаза.
   С.Бабкин умер 11 мая, не сумев выйти из затянувшихся праздников. Гроб с телом подвезли к дому и установили на табуретках у подъезда. Сердобольные старушки соседки тихо переговаривались, крестились, всматриваясь в незнакомое без очков худое лицо. Вдова Сергея к гробу так и не подошла…
    Двухтысячные годы…Активная издательская деятельность. Книги выходят, но малыми тиражами. Писатели издаются с помощью спонсоров или за свой счёт. Гонораров нет. Сами авторы плохие продавцы. Появляется большое количество областных литературных премий: это премии имени В. Алёхина, Е. Босова, К. Воробьёва, А. Фета. Встаёт вопрос о «перекрестном» опылении. Например, руководитель Белгородской писательской организации известный поэт В. Молчанов удостоен премии им. Е.Носова. Честь ему и хвала!
   Курский поэт В.Корнев постоянно требует, чтобы В.Ветков выдвинул его книгу на республиканскую премию. Руководитель писательской организации понимает, что от настырного Вадима не отделаться. И через некоторое время на писательском собрании В. Ветков объявляет, что книга В. Корнева «Неопалимая купина» выдвинута на соискание республиканской премии «Прохоровское поле» в Белгороде. В кабинете Веткова воцарилась тишина. Вдруг поднимает руку А.Судженко:
---я никогда не присутствовал на таких собраниях по поводу выдвижения книги на какою-то премию. Вопрос серьёзный. Вадим Николаевич – известный поэт. К нему и требования повышенные. Но вот я читаю программное стихотворение:
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА
Среди событий жизни разных
Нет ни заслуги, ни вины,
Что я родился в тихий праздник
Неопалимой купины.

Сошлись небесная стихия
С земной, а значит - не соврут,
И мать мою зовут Мария,
Как Мать, Скорбящую зовут.

Как наша комната убога
Под взглядом солнечного дня!
Но мать, почти, что как на Бога –
Светло смотрела на меня.
И т.д.
Единственный вопрос к автору – почему он себя сравнивает с Богом?
  -- Саша, ведь это стихотворение, а не метрика, где указываются родители, дата рождения и прочее. Это художественное выражение очевидной мысли – каждая мать смотрит на своё дитя как на Бога, - весомо объясняет смысл написанного Вадим.
---Настоящие стихи не требуют пояснений – подаёт реплику Л.Звягинцев.
--А я с этим не согласен, - не унимается упрямый Судженко.
---Если бы все матери были безгрешными, то у нас не было бы ни брошенных детей, ни детских домов. А ты посмотри вокруг – что в стране творится! Такого не было даже после войны…
   Критик и публицист С. Малютин в предисловии к сборнику В.Корнева «Избранное» сообщает:
«В 2005 году решением Правления Союза писателей России В.Н. Корнев удостоен Всероссийской литературной премии «Прохоровское поле». В канун 60- летия Великой Победы на Прохоровском мемориале в торжественной обстановке премия была вручена С.М.Мироновым – председателем Совета Федерации Федерального собрания РФ».
     На самом деле всё было гораздо проще и прагматичнее: накануне мероприятия В. Веткову позвонил В.Молчанов и попросил назвать фамилию того, кто выдвинут на премию от Курска. 8 мая В. Корнев приехал в праздничный Белгород. Переночевал в гостинице, а утром в составе большой писательской делегации прибыл в Прохоровку. Премии –  заранее заготовленные роскошные цветные грамоты с фамилиями лауреатов и названиями их книг – вручал упомянутый уже С.М. Миронов, ранним утром прилетевший из Москвы в Белгород. Выходя за кулису, радостные «Прохоровцы» расписывались у столика в ведомости и получали по 50 000 рублей премиальных …   
    Мы стояли во дворе «шестёрки», когда широким шагом в новом кремовом костюме от «Дома журналиста», к нам шел радостный Вадим. Ещё бы – он только что дал интервью корреспонденту ТВ-6, его сфотографировали для «Курской правды», в которой пойдут его стихи и сообщение о премии. Во внутреннем кармане пиджака тяжелеет пачка тысячных купюр. Улыбаясь, пожимая всем руки, маститый поэт гордо принимал поздравления.
---Поздравляю, Вадим. Рад за тебя, - мы приобнялись. – Теперь тебе надо тратиться, накрывать поляну!
   Но что случилось с вальяжным Лауреатом? Он как-то сгорбился, стал ниже ростом:
--- Ты знаешь – мне надо ставить оградки на две могилы, потом мы собирались с женой на Волгу к её родне.
И лауреат, резко развернувшись, скорым шагом двинулся на выход под арку.
  ---Вадик, ты же получил 50 тысяч и жмёшься? Так верни тогда сало и колбасные обрезки, что собрал со стола на моём юбилее!
   Но продолжателя поэтической династии и след простыл.
                (продолжение следует ли?)

                СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе
Михаил Обухов
Литературный семинар. Ответ из издательства
Во главе БПХЛ
«Наливайкины вишни» …
Первые поездки
Подготовка к юбилею Е.Босова.
Николай Шадрин
«Динамит русского мата» …
1986 год
Однолюб
Корневы
Раиса Романова
В.Ветков и Е. Елисеева
Анатолий Нагаев
После БПХЛ
Алексей Шитиков
В союз писателей
«На волнах моей памяти» …