на турнир поэтов

ХЬЮСТОН

...В общем, Хьюстон, у нас, по всему, проблемы.
Этот чертов апрель жжет контакты и окисляет клеммы.
Пару циклов назад были если не на Земле мы -
То уж точно на безопаснейшей из орбит.
А теперь нас куда-то уносит, трясет, знобит,
И приборы сошли с ума.
То есть, Хьюстон, я здесь сама
Виновата. Не может быть виноватым
Тот, кто каждым словом влияет на каждый атом,
Тот, кто повелевает моим килоджоулям, герцам, ваттам
Делать так, а не эдак... Зима все дальше,
Звезды ближе, не так это страшно даже,
Если неотвратимо... О, Хьюстон, дай же
Знак, приказ, черт возьми, сигнал...
Только не говори, мол, девочка, я же тебя не гнал
Из объятий прекрасной зимы в апрельские страсти, да?
Слышишь,  Хьюстон, у нас беда...


СЛОИ

На мониторах вихрем вертятся дали звездные, глади водные,
Смерть стучит косой по обшивке, радостно пришепётывая: "Свои".
Неуправляемый шаттл входит в плотные,
Атмосферные, до боли родные, земные, в пепел сжигающие слои.
Хьюстон, черт побери... Тишины тревожнее
не было в моих динамиках отродясь.
Колесница небесная, но не натянешь вожжи, и
Не остановишь... И рвётся связь.
Хьюстон, экран становится матовым,
Боль в побелевших костяшках, кто-то кричит "держись!"...
Но я уже чувствую каждым атомом,
Как из тела уходит жизнь.
Непорочная смерть, что слаще иных зачатий,
Рай, о коем ты слышал от тех, кто там не был сам...
Оставляя огненный след на темном радарном чарте,
Вниз несется звезда по твоим алеющим небесам.




СТРАНА ДУШИ

В неясные предутренние сны,
Из прошлого, куда не взять билета,
Приходят чудеса страны Апсны,
Где запахи самшита и сосны,
Где горы, и вода, и ты, и лето....
И склон укутан зеленью до пят,
И наверху, в убежище укромном
С тобой в ладу и с ветром невпопад
Вовсю грохочет Гегский водопад
Раскатистым и непрестанным громом.
О, зрелище слияния стихий -
Земли, воды и ветра... К славе вящей
Да трудятся резец и мастихин,
Да пишутся кантаты и стихи,
Да ощутится новый, настоящий
Прекрасный мир без зависти и зла...
...Обратный путь, дорога камениста,
Закат, и кромка золота сползла.
И над абхазским летом поплыла
Мелодия без века и числа
Неведомого свету пианиста…


И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ...

...И сказал Господь, мол, вот вам Земля, берите
И ходите по ней, блуждайте, как в лабиринте,
Открывайте что-то, плодитесь, рыбачьте, сейте,
Расставляйте силки на тварей моих и сети,
Как себя, любите ближних своих и дальних,
Побивайте врагов-супостатов, берите дань их,
Будет голубь питаться плодами, и плотью кречет -
Ничему это на Земле не противоречит,
Ибо вы мои, вместе с вашей святостью и грехами,
Вместе с богатством, с бедностью, с мыслями, с потрохами,
Со щитом, на щите, пешком или на коне,
Выход из лабиринта один - ко мне;
Для царя ли во злате, для подлого ли раба
Стены рухнут, когда прозвучит труба.


ЭТЮД. БЕЛОЕ

Пустота подоконника - льдина. Гладка, бела.
Хоть бери баллончик и выводи
То ли люблю, то ли верю, то ль, была не была,
Сохрани и помилуй, Господи, Господи...
Ты молчишь и смотришь в вечернюю синеву.
Ты молчишь, а пальцы медленно говорят
И по белому сами собой плывут,
Будто там невидимых клавиш ряд.
Хочется что-то сказать ему вслух, и не
Можется... Вечно ты безъязыкая, черт возьми...
Пальцы по подоконнику, как по его спине -
Трепетно, нежно, от низкой «до» до высокой-высокой «ми»…


MISERERE

Я забуду тебя, Марин.
Окаянное, беззаконное
Лето, остров, стекло оконное
Заливает ультрамарин,
Мы целуемся, говорим.
Сказка, магия. Сестры Гримм.
Пальмы, улочки, старый пирс,
Сердце вписано в знаки peace.
Ярче яркого, ближе близкого.
Губы с ломаного английского
На ключицу и на плечо,
И умело, и горячо...
Ты отчаянна, я нежна,
Я забыть бы тебя должна,
Отойти, как от края острого,
Нет ни солнца давно, ни острова,
Город, осень, трамваи, улицы,
Тут бы сгорбиться и ссутулиться,
Углубиться в семью и в быт,
И твердить, что пора забыть
Непокорную, чернокудрую,
Незабвенную дочь степей...
Дай мне, Господи, целомудрия,
Если можешь. Но не теперь.