Всё идёт не по плану

Чья-то очередная жизнь. Но чья? Кто это? Почему это так знакомо? Наверно, в этом нет ничего плохого. Видимо, ничего больше не остаётся, кроме созерцания такого вечернего и морского неба, но где-то уже начинают рваться вперёд такие же синие осколки фраз и немного ноющей боли, рецептор которой – душа.
Мало кто может судить об автобиографичности всего, что тут сказано, половина строки служит названием, а недополовина жизни героини – вечным фоном из музыки и цветов выдуманного сада. Автор стала знакома только сегодня, о другом пока думать сложно. Выложенное менее недели назад творение прочно укоренилось в понимании свежайшим и о самом прошедшем, почти забытом. Кому? Для чего? Зачем? Знать не надо, важнее ощущать, а этого навалом. В голове и несущаяся куда-то машина с наклейкой ремейкнутого Микки Мауса, и свет отношений, который был погашен раньше срока, и обработанные грамотно клише, без которых понимать ничего не хочется, да и так нужно и важно. Тут всего и вдоволь.
Как рассказать о покинутых чувствах? Вот так, всем криком нескончаемой боли. То ли ещё будет – так нам обещает героиня, а полубогу уже и не место. Что-то тянет просто, хочется не то чтобы орать, а просто покрикивать, когда намокают небеса, стёкла и щёки. Там уже будь что будет – у любви никогда не бывает планов, запомните. Таково внушение девушки.
Царит в стихотворении акмеистичность, однако всё так спорно и оттого хорошо, всё так точно и ясно, что хотелось бы немного загадочности и надежды. Планы, тачка, Дисней, щёки… Это часть нескончаемого потока, из-за которого и самому не остановиться. Контрастирует отчаянно со всем этим неспокойно-спокойный океан на фоне, где есть свобода, и она жива.
Возвеличивание свойственно любви чуть ли не до припадков, и здесь гипербола о полубоге разом заставляет сожалеть о таких великих, казалось бы, чувствах. Гораздо больнее возвеличивание лжи в сотый раз, а ведь этого так не хотелось бы читателю. Зачем же преуменьшение собственной черепушки? Собственная важность так хороша и умеренна, но героине хочется сделать себя ещё меньше, литота вылетает теми самыми девочками из подворотни, голой и бесстыжей, но ценной в том, что она не прикрыта, в отличие от них. Какова всё же ирония… Ишь как захватила. И это-то самая адекватная называет себя психопаткой. Где же в мире найти тогда абсолютно нормального влюблённого? Читатель негодует, читатель хочет психопатии, такой вот захватывающей и сладкой. К тому же кто не против метафоричных размазанных огней города и застрявших слов в гортани, когда и так хорошо, если влюблён по-настоящему? Всё дело в восприятии, урбанистичная героиня.
Здесь всюду символы, от них не оторваться, верно. Жизненная сырая дорога, какие-то посторонние и кратковременные девочки, мчащаяся стремительно в никуда машина – кто мы без этого всего? Даже меньше, чем воспоминание. До чего же аллегорична вся эта рутина, выраженная в ненужных разговорах. Неужели нет уже правильных и важных слов у героев? Неужели тачка так и останется ржавой, ржавее, чем иной любой застоявшийся эпитет? Хочется самому вникнуть в мир и избавить героиню от смолянистых мыслей, а отдать лишь городские огни, на этот раз хорошие, тёплые, добрые. Как же больше не хочется этих сравнений боли с ремейками, как будто больше и сравнивать нечего. Пусть уж лучше будут счастье-суперкар, любовь-перрон в новую жизнь. Хочется сказать нет тоннелю, такая перифраза губительна, властна, порочна, затягивающа, но что поделать. Если уж небо мокнет, то что же говорить о людях. Живее и могущественнее неба ничего не может быть, как оказывается, всё очутится под дождями при рваных расставаниях.
Много раз промелькается в памяти жизнь с синеоким мальчиком, с поцелуями в машине, всего не рассказать – и анафора тому свидетель. Хочется размножить это «как» до беспредельности и вспоминать, вспоминать, вспоминать. Вся эта параллельная одновременность сидения и застревания слов создаёт эффект уже плохой беспредельности. Герои будто прокляты и просидят так снова и снова, каждый час и секунду. Страшные муки. Разве так страшно? Лишь бы только лечь на дорогу, которая противостоит словам о невозможности пары, чем терпеть это. Там хоть и простудно, но зато герои вдвоём. Что-то читатель замечтался. Они же не любят друг друга. А ведь всё градационно, героиня. И оттого грандиозно. Сторожила, оставляла, проглатывала. Какой же ты была усиляющейся. Таковой ты и останешься в мыслях. Взволнованная такая тем, что всё размазанно, ты не должна безответно спрашивать о девочках. Пусть всё уходит, а ты опять полюбуешься морем.
Настроение стихотворения логично подпадает под анапест, ничего лёгкого, много раздумий и перекрёстностей, как и в самой рифме. А самое главное, самое непревзойдённое – в финале, выделено переносом и не может быть не замечено: всё повторится, и это неизбежно.

Всего и надолго.

Алесь.

Алесь Дворяков   26.09.2019 21:03   •   Заявить о нарушении