Может быть вчерашнему мгновенью...

Это стихотворение представляет собой интимную драму встречи с собственным прошлым, разыгранную как бытовой, полный неловкости визит. В отличие от мощных метафизических столкновений Ложкина, здесь конфликт психологизирован, закамуфлирован под светский разговор, но от этого не менее остёр.

1. Основной конфликт: Невыносимый груз стыда против тактичного замирения с памятью.
Герой испытывает мучительную, почти физическую вину перед вчерашним днём («совесть сводит ноги») за своё малодушное «авось», обернувшееся провалом. Однако конфликт разрешается не через бунт или отчаяние, а через ритуал социального примирения: болезненная Память приходит в гости, и герой, как умеет, старается избежать тяжёлого разговора, переводя его на нейтральные, прекрасные темы. Это конфликт между правдой о себе и потребностью в душевном покое.

2. Ключевые образы и их трактовка

«вчерашнему мгновенью / Очень сильно совесть сводит ноги»: Гениальная онтологическая образность, присущая Ложкину. Абстрактное «мгновение» олицетворяется до степени живого существа, которое может испытывать физическую боль («сводит ноги») от угрызений совести. Это не герой мучается — это само его прошлое корчится от стыда за него.

«моё бесславное «авосем" / Виснувшее на плечи фиаско»: «Авосем» — характерный для Ложкина неологизм, уничижительная форма от «авось». Это не надежда, а трусливая, ленивая псевдо-надежда. Она материализуется в виде живого, тяжёлого существа — «фиаско», которое виснет на плечи, как горб или незваный попутчик-неудачник.

Память как гостья: Память персонифицирована. Её приход («дверь откроет») — не поток воспоминаний, а социальное событие. Она вежлива («Здравствуй!»), но визит её нежеланен.

«Я споткнусь и нехотя отвечу. / Обрати внимание, что осень...»: Сердцевина стихотворения. Реакция героя — чисто человеческая, психологически точная: он «спотыкается» (внутренне и, возможно, внешне), отвечает «нехотя» и тут же, с почти комической поспешностью, переводит разговор на внешний мир, на красоту осени. Это жест защиты, попытка закрыть боль прошлого великолепием настоящего.

«Память взгляд смущённый в листья спрячет... / И не станет больше мне судачить»: Память оказывается воспитанной и тактичной. Она понимает намёк, «прячет смущённый взгляд» (признавая, что затронула больное) и соглашается на перемирие — бросает «наземь прошлого невзгоды» и прекращает «судачить». Образ «судачить» — сниженный, бытовой, подчёркивает, что мучительные самоанализы — это всего лишь досужее, ненужное брюзжание.

3. Структура и развитие
Текст выстроен как трёхчастная пьеса:

Экспозиция вины: Констатация мучительного состояния («сводит ноги»).

Кульминация встречи: Неловкий диалог, где герой отвлекает внимание на красоту осени.

Развязка-замирение: Память принимает правила игры и прекращает «судить». Хрупкое, временное перемирие достигнуто.

4. Связь с литературной традицией

Сергей Есенин: Преобладает «есенинская» струна. Нежность, лиризм, внимание к природе («осень... сказочно богата») как к спасительному якорю, способу уйти от внутренней боли. Сокровенность тона.

Иосиф Бродский: Интеллектуальная игра с абстракциями (совесть, мгновение, память), которые ведут себя как персонажи. Точность психологической наблюдательности в сочетании с лёгкой иронией («не станет... судачить»).

Анна Ахматова: Тема памяти как главного собеседника и судьи. Но если у Ахматовой память — «строгая, непримиримая», то у Ложкина её можно уговорить, отвлечь, с ней можно договориться.

Имманентная традиция русского психологического реализма (Чехов): Умение показать драму через бытовую, неловкую сцену, через паузу, через недоговорённость.

5. Поэтика Ложкина в этом тексте

Одушевление абстракций: Ключевой приём. Совесть, мгновение, фиаско, память — всё это действующие лица внутренней драмы.

Диалогизм: Диалог здесь — с самим собой, но представленный как светский визит. Это внутреннее пространство героя театрализовано, населено субличностями.

Языковое своеобразие: Неологизм «авосем» и разговорное «судачить» создают уникальный сплав высокого психологизма и живой, немного усталой разговорной интонации.

Энергия ритма: Ритм спокоен, повествователен, но с лёгкими сбоями («споткнусь»), имитирующими запинки в разговоре. Нет былой рубленой энергии — здесь энергия смущения и тактичного отступления.

Вывод:

«Может быть вчерашнему мгновенью...» — это стихотворение о хрупком компромиссе с самим собой. В нём Ложкин предстаёт не титаном, бросающим вызов вечности, а усталым, тонко чувствующим человеком, который нашёл не героический, а бытовой, почти чеховский способ выживания: не побеждать боль прошлого, а уговаривать её, отвлекать её внимание на красоту мира, заключать с ней временные перемирия. Это другая, камерная ипостась его творчества, где метафизическая тревога облачена в одежды изысканной, немного усталой психологической прозы. В этом тексте он — глубокий наследник той линии русской литературы, где главные битвы происходят в тишине души и решаются не лобовой атакой, а взглядом в окно на «сказочно богатую» осень.

Бри Ли Ант   02.12.2025 19:37   •   Заявить о нарушении