Маша

Пришла и стояла в дверях, мокрая, в потемневших от воды шортах и футболке, и даже кеды на её ногах потеряли свой естественный цвет, стали почти чёрными. Я вспомнил, что во сне, из которого она пришла и который там принято считать и называть реальностью, звали её Машею. Сразу должен оговориться, что ни к сестре моей, ни к подружке детства, ни к университетскому роману моему, ни к более поздним путешествиям по горным странам эта девочка не имеет никакого отношения. Говорю это для того, чтобы «никого не смущать и не огорчать» - ни здесь, ни в Америке, ни в Израиле, ни даже в Новой Зеландии. Можете добавить Африку или обе полярных шапки по вкусу. Имя здесь – это всего лишь запах листьев. Он меняется от жизни к жизни.
Пришла и стояла мокрая, замёрзшая, вся потемневшая от воды, капли, даже струйки воды с неё так и лились, хотя дождь кончился за порогом. Она дрожала и наматывала на пальцы чёрную прядь волос, чёрными глазами глядя куда-то сквозь моё лицо, на шторы, что ли, с вьюнками и корабликами, или за лившее и плескавшееся за шторами и стёклами серое ненастье, стояла так, прислонившись к косяку, а я даже не знал – человек ли она, или блик, образ, морок, тень сна, появившаяся там, здесь, где мы, - ну просто для того чтобы окончательно свести меня с ума, ведь я знал, что всегда её любил, как и то, что её нет на свете, что я уже просыпаюсь туда, где не только её нет на свете, но и вообще нет ничего хотя бы мальски-мало одушевлённого до той степени, с которой начинается уже настоящая жизнь.
И я не знал - что говорить, как сказать ей – входи, и зачем ей входить, пока не догадался, что здесь и сейчас она просто замёрзла и промокла, и я могу это сделать и даже должен – из принципов человеколюбия или там из жалости и содрогания – блин, я хотел сказать – сострадания.
Здесь был конец лета или начало осени.
Сегодня полетели там снаружи не успевшие пожелтеть листья. Foliage. Листопад. Падолист. Падал лист, падал - и упал. Вон тот, например, и – или вон те сотни тысяч, которые делают это в другой структуре другого текущего момента, как сказал бы тральфамадорец, если бы захотел это сказать.
- Ну проходи, чего ты там стоишь и мокнешь. Здесь у меня сон, но всё равно сухо, не то, что там. Хотя там, может, явь.
Она прошла, или оказалась рядом со мною. И то ли в голове, то ли в сердце у меня отозвалось сразу тепло её тела, прохлада её тела, лёгкий-лёгкий запах кожи и пота – запах человека, девочки, органического существа, вообще – существа, подростка, бежавшего сейчас по асфальту и газонам, по серому и тоже потемневшему от дождя, как и её волосы и кеды – гравию, и я даже услышал в уголке несостоявшейся памяти хруст и скользкий шорох резины о камешки, но ей было всё ещё холодно, и я, кажется, придумал огромный камин, каких не бывает вовсе, но бывает, раз вот он: пылающие, стреляющие поленья, искорки, летящие мимо глаз и оттого безопасные, сгорающие на лету угольки алых звёзд. То-есть, наоборот.
- Можно тебя обнять? – сказал я легко и расковано, потому что ничто меня не смущало – даже звуки собственного голоса.
- Не знаю, - сказала ты и сама быстро обняла меня и прижалась плотнее, и так мы сидели, обнявшись и не двигаясь с этою девочкой, а на самом деле - с тобою, - сто миллионов звёзд – лет – зим – снов. Да, проходили планетарные скопления, далёкие миры насквозь, только слегка задевая моё сердце, или твоё, я не уверен – оно стало не куском плоти, а воздушной ямой с зимней тайгой на самом дне до горизонта, с солнечным взрывом где-то в уголке огромного глаза льда или океана, словом, никакие тела нигде не прижимались друг к другу, а потом словно пахнуло теплом, тёплой сосновой хвоёй, и мокрые тополя блеснули от теплющих капель и грозовых бликов, которые были сначала лиловыми, но потом потемнели к горизонту, и треск, от которого закладывало уши, удалился в громовые раскаты, а те – в «нежный голос грома», и это была уже не Земля, а гирлянды галактик в тёмной части красного смещения.
- Источников космоса, - тихо сказала ты, как и сто миллиардов лет назад.
- Нежного грома, - сказал я, как и сто миллиардов лет назад.
Мы засмеялись.

19 сентября 19 года. Екатеринбург.