Сиднейский оперный театр

Рей зеленый у судьбы на краю,
ты в брезенте у всех на виду,
флаги взденьте, а время течет,
по волне фрегат.

Милый, это непросто писать без лоска.
Обнажать холодным потом покрытую кожу.
Повторять простую любовную мантру,
пропускать себя через прессовую каландру.
Трансцендентальная диалектика
не находящая пути в рифме.
Магнолия – раскрываюсь как стадион в Сидней,
тебе, небес,
ни в одном стихе не скрывая плач.
Один этап, другой этап, еще этап, ползти как раб,
стираясь в кровь в поклонах, хлап.
Видеть твой дневник утром натощак.
А в бесчинстве свинств,
вовсе ежегоден,
и назвав меня такой,
не ошибетесь.
Для хлоропласта слезы из ведер,
слово ветвисто, это не просто сленг.

Проиграйте «без любви хорошо»,
мы не в мае, на столе димедрол,
всегда реет, а после потоп,
не фрегат никуда не плывет.

Не плывет который час, и один снова один,
и помет снова крысин, запах масла керосин.
Тени облик костыляв, мне по шее задевает,
думала он сказочный, он накостыляет.
И если игра, то зачем выживать,
о чем в сотый раз знаками восклицать?
Я всегда «не та эта» и хоккей без шайб,
пытаюсь поразить, а надо защищать.
Такое безотказное желание опять,
хоть немного найма, любить хотя бы час,
открывать глаза и думать, что о нас
море плачет век.
И фрегат тот посреди дебата,
слизнул каплю, увидев на губе.
Поверь нам самим
болит этот рэп.

Ангел в аде, для чего ты нашел?
Погибая и теряя контроль,
зовя: «Анна», голос робок, несмел,
снова к ней и потоп?

Привязывал спасательные шлюпки, кидал штормтрап,
веревочная лестница над пропастью, думал ринусь,
трясины синие от волн перелива,
буду твоей, буду твою,
но я стою как последняя цифра,
указывающая на тонны воды,
больше не прибудет, конец, не шуми.
Они не станут светлее или темнее,
не будет дебата у кораблей,
я правды не таю, а просто на виду,
увидит кто, как я здесь пою.
И посреди потемневшего напева,
где так знобит, покрыла на четверть,
а скоро станет всей, бриз с моря, не ласковый бриз,
и скроет каждый нанесенный тобой ушиб
цвета брусники и останется один.
Dream.