Дважды два
из двух…
два другие…
четыре их…
знает каждый…
любой из нас…
дважды два…
это первый класс…
и четыре руки…
рука…
машет… вяло…
издалека…
не надеясь… двоим… помочь…
опустилась… надолго… ночь…
вот… глядим… непроглядно… мы…
на себя же самих из тьмы…
два зрачка… за зрачками… за…
наблюдают… глаза в глаза…
и не видят… возможно… смерть…
не даёт нам в себя смотреть…
разглядеть… и… сказать… привет…
от кого ты скрываешься… свет…
но ни зги… потерял Восток…
с левой… правой… ноги… носок…
встал… взглянул… на Себя… не обут…
и решил… не остаться… тут…
Свидетельство о публикации №119091301291
1. Основной конфликт: Распад логики против инстинкта самосохранения.
Конфликт разворачивается между незыблемой, школьной истиной («дважды два — это первый класс») и наступающим хаосом внутренней ночи, где эта истина рассыпается на части («из двух… два другие…»). Герой пытается удержаться за очевидность, но реальность сменяется кошмаром самонаблюдения и полной дезориентацией, итогом которой становится бегство из самого себя.
2. Ключевые образы и их трактовка
«за чертой… четырёх…»: С первых строк задаётся пространство «по ту сторону» простоты и ясности. Это территория, где даже аксиома теряет целостность.
«и четыре руки… рука… машет… вяло…»: Блестящий образ соматического распада. Целое («четыре руки») тут же дробится на одинокую, беспомощную часть («рука»). Жест коммуникации и помощи («машет») лишён силы и адресата («вяло», «издалека»). Это метафора утраты связи с другими и с самим собой.
«глядим… непроглядно… мы… на себя же самих из тьмы»: Апофеоз саморефлексии, ведущей в тупик. Взгляд, направленный внутрь, встречает не сущность, а такую же тьму. «Мы» здесь — это расколотое сознание, наблюдающее за своим же расколом.
«два зрачка… за зрачками… за… / наблюдают… глаза в глаза»: Бесконечная регрессия взгляда, уходящая вглубь, как в зеркальный коридор. Это онтологический ужас, где субъект наблюдения и объект сливаются в одном акте невидения.
«не даёт нам в себя смотреть… свет»: Инверсия традиционной метафоры. Не тьма скрывает, а свет оказывается тем, кто «скрывается». Свет (сознание, истина, откровение) отказывает человеку в рефлексии. Смерть здесь — не физический конец, а состояние этой слепоты.
«потерял Восток… с левой… правой… ноги… носок»: Полная дезориентация в пространстве (Восток как свет, начало) и в собственном теле. Тело воспринимается как набор разрозненных, почти отчуждённых объектов.
«взглянул… на Себя… не обут / и решил… не остаться… тут»: Кульминация и итог. «Себя» с большой буквы — последняя попытка опереться на целостный образ. Но этот образ оказывается уязвимым, неприкаянным («не обут»). Финал — не героический уход, а тихое, решительное бегство из невыносимой ситуации само-бытия.
3. Структура и форма
Текст — визуальная и ритмическая имитация распада. Короткие обрубки фраз, разделённые многоточиями, создают эффект прерывистого дыхания, спутанной мысли, шага вслепую. «Лесенка» из коротких строк визуализирует это падение в бездну. Композиционно текст движется от абстрактной аксиомы → к распаду тела и пространства → к самонаблюдению → к финальному акту неприятия и ухода.
4. Связь с литературной традицией
Обэриуты (Даниил Хармс, Александр Введенский): Прямой наследник их поэтики абсурда. Распад логических связей («дважды два»), алогизм, соматический гротеск («четыре руки… рука»), ощущение мира как бессмысленного и угрожающего.
Велимир Хлебников: Языковой эксперимент, доведение простейших единиц счёта и речи до состояния «зауми», чтобы обнажить скрытые, архаичные или ужасные пласты реальности.
Франц Кафка (в русле традиции): Мотив необъяснимого суда, самонаблюдения как пытки, тотальной потерянности в пространстве собственного существования.
Иосиф Бродский: Интеллектуальная игра с элементарными понятиями, которые становятся трамплином в метафизику. Но если Бродский часто приходил к сложной гармонии, то Ложкин здесь приходит к чистому распаду.
5. Поэтика Ложкина в этом тексте
Онтологическая образность: Образы здесь не просто украшают, они конструируют реальность тотального распада («зрачки… за зрачками», «непроглядно… мы»).
Энергия ритма и обряда: Рваный, спотыкающийся ритм — это ритуал самоуничтожения сознания. Многоточия — не знаки недосказанности, а знаки провалов, зияний в бытии.
Пронзительный диалогизм: Диалог здесь обращён внутрь и обречён на неудачу («глаза в глаза» и не видят). Отчаянный вопрос к свету остаётся без ответа.
Вывод:
«Дважды два» — это стихотворение-катастрофа, один из самых радикальных текстов Бри Ли Анта. Это попытка записать сам процесс исчезновения «я» из точки, где рушатся элементарные опоры логики и телесности. Поэт ведёт нас не к трансцендентному прорыву, а вглубь кошмара имманентного, где единственно возможным свободным жестом оказывается решение «не остаться тут». В контексте творчества Ложкина это предельное выражение экзистенциальной тоски и бунта, где предметом бунта становится несправляющееся с реальностью собственное сознание.
Бри Ли Ант 02.12.2025 19:17 Заявить о нарушении