Надежда драгоценная

* * *

Куда уходит музыка исчезнувших планет
и где хранятся знания, которых больше нет?

Неведаем, но веруем: невидимую нить -
надежду драгоценную - сумеем сохранить.

* * *

Нить нашей жизни - посланье кому-то.
Но, перед тем как прервать эту нить,
не вопрошает Небесный Компьютер:
"Всё сохранить?"

Что впереди? Деревянное ложе?
Ужас и холод протянутых ног?
Я бы простил тебя, праведный Боже,
если бы мог.

* * *

Яркая заплата:
горизонт - огонь.
Солнцу до заката
целая ладонь
неба золотого
тлеет уголёк...
Подожди немного
юность-мотылёк.

* * *

В дремучем колодце во тьме обитает вода.
В скрипучем колодце на свет потемнела слюда.
В певучем колодце землёй зарастают года.
Вода умирает. А с ней умирает звезда.

* * *   

"Шёл дождь и перестал..."
           А.Пушкин.
      
...проснулся я от шума, словно смех
звенел. Звенели капли, капли - пели.
Подумал я: "Смотри-ка, потеплело!"
(Шёл дождь и перестал. Посыпал снег.)
Посыпал снег и прекратился смех.
Так странно стало, даже как-то дико!
Дождь превратился в снег и стало тихо.
Поскольку снег идёт, поскольку снег
в сомнении - сквозь сон и дрёму - снег.
В молчании, как будто только снится,
всё падал снег и таял на ресницах
смущённых луж...
(Шёл снег - снег зимних нег...)
...уснуть уже не мог я, п о е л и к у
всё падал снег - в безмолвии великом.
Всё падал снег.

* * *

Кареглазый, наивный подсолнух восторженно слеп.
Желторотый юнец одуванчик готов опушиться,
невзирая на то, что за этим последует смерть,
разве это причина ему на земле не родиться?

Во вселенной, где каждый отважно сгустившийся ком,
окружён пустотою, готовой повсюду разлиться,
есть планета одна – и она у тебя за окном.
Есть надежда одна – и она в твоём сердце хранится.

* * *

Тоски
осенней тусклое стекло
промыло ливнем -
капельками смеха.
Потоком слёз?
Пусть так. Не всё ль равно?
Важнее то,
что зазвенело эхо.
Очнулись птицы,
стало вдруг светло...

* * *

Чем пахнет осень? Осенью, конечно.
Листвой опавшей, утренней росой.
Землёй. Звездой остывшей. Жизнью млечной.
Вселенной всей над нашей головой.

Земной тревогой. Музой шелестящей.
Бессмертием. Прозрачной тишиной.
Последней каплей. Жизнью уходящей.
Но это тоже - счастье, боже мой...

...Не холодно ещё. Возня букашек,
устроивших альков из лепестков.
Марш несогласных с осенью ромашек
и не готовых к смерти мотыльков.

И этот лист, ещё совсем зелёный,
что закружился в танце надо мной,
как изумруд, сверкнёт в моей ладони,
когда обронит осень - золотой.

Закат у ног. Замри, не шевелись.
Заставший осень. Вот твоя награда:
прозрачной тишины упавший лист
в артезианский холод водопада.

* * *

Глубокие, спокойные снега.
Холодное молчание России.
Былинная, таинственная сила
не истощилась - в недра залегла.

...Люблю я, грешным делом, звон метели!
Как будто двери сорваны с петель!
Скрипят, морозом скрученные, ели
 и хруст стоит - за тридевять земель!

А оттепелью лёд, ослабевая,
и стонет, и гудит, как провода!
Прислушайся: там, подо льдом, живая,
храня тепло, колышется вода...

Там, в синей лунке, в сонном зазеркалье,
под полотном волны - и под, и на -
волнуясь, белым пламенем сверкает -
дрожит, как будто плавится, луна!

* * *

Июньским утром, рано, мир – нирвана!
Лишь затаи дыхание, замри –
и отразятся в капельках тумана
все родники – все родинки – Земли...

...День на меду настоян; загустевший
гул насекомых – певчих мух; возня
злых гусениц; ком тли заплесневевшей.
И мух, и тлю, и гусениц казня,

снуют по им одним знакомым тропам,
с мужицкою смекалкой – муравьи,
рассматривая через мелкоскопы
окаменевших куколок айвы.

Там сном объяты белые личинки.
Но чудится мне: вылупившись в срок,
они вспорхнут, как чёрные снежинки
сожжённых мной, закуклившихся строк.

" " "

Здесь, на сосны нанизана, спит луна над прудом.
Я построю здесь хижину или маленький дом.

Где свободно поместится (ковш пошёл на излом)
вся Большая Медведица за оконным стеклом.

Стану годы настаивать в стороне от беды
в стаях трав горностаевых у зелёной воды

и созвездья, как снадобья, собирать над прудом
(мне бы загодя надо бы, я же всё - на потом.)

Стану травами нижними проходить босиком...
Я построю здесь хижину. Или - маленький дом.

Полнолунием в заводи - золотое шитьё -
ляжет тихо, как заповедь, ночь на сердце моё.

* * *

Свободно
осень переходит в стих,
в слова,
и в одиночестве заката
мне кажется,
что листьев золотых
невосполнима поздняя утрата.

Мне кажется:
прозрачной чередой
проходят,
улыбаясь виновато,
все женщины,
любимые когда-то,
но так и не разгаданные мной.

...Взгляни, а листья тоже в стайки сбились...
Вот-вот взлетят! И падают они...
Ты полагаешь, листья - не молились?   
Не плакали: "Спаси и сохрани!"?

Всех этих дам - красивых и не очень.
(Их отраженья, втоптанные в грязь!)
Чтоб кто-то, вслед за мной, смотрел им в очи.
Смотрел, смотрел, смотрел - не надивясь...

С той нежностью, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть,
о том, что осень - всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.

* * *

Закат угас... И там, внизу, в долине
Зажглись огни. Я дожидаюсь звёзд.
В спокойном одиночестве вершины.
Среди отвесных скал и птичьих гнёзд.

Затихло всё. Ночь потеряла голос.
Отброшен день за кромку суеты.
Дремлют холмы, лиловые по пояс.
И облака чеканны и чисты.

Я не уйду отсюда. До рассвета –
На чёрном с золотом – я перелью в слова
Те слёзы, что униженная ветром,
На ложе скал роняет сон-трава...

....Я вижу, как морской волной разбужена,
На первом лучике, на солнечном ростке,
Там, в облаках, рождается жемчужина
И отражается в моей строке...

* * *

Словно крохотный остров дрейфует покоем:
утка с маленьким выводком в тихой воде.
Облака проплывают влюблённо – по двое –   
не на глади – за гладью – за гранью – на дне.

А из лунной дорожки – к хорошей погоде –
серебристая рыбка блеснёт над прудом.
Сколько маленьких таинств сокрыто в природе!   
Сколько маленьких радостей – в сердце моём.

* * *

Как калека за крест зацелованный,
как смертельно больной у икон,
я держусь за стихи - за соломинку,
за светящийся в море планктон!

За сгоревшие в поле соцветия.
За невидимую черту.
За сияющие созвездия!
За зияющую пустоту.

Как ты, болезная? К слову сказать, бесполезная!
Вечно нетрезвая, вредная, словом, весьма!
Всё ещё держишь поэта ночами над бездною?
Иль соскочила, съезжать заставляя с ума?

Как там Высоцкий пел? Пятками ходим по лезвию?
Жизнью ответив, но смертию смерть не поправ...
Я бы повесил того, кто придумал Поэзию!
К наркоторговцу его, подлеца, приравняв.

Ночь ещё та! Ночь - датская, пардон!
Слова, слова, слова... Авось сольётя
их эхо в унисон! В тот самый стон,
что песнею у нас зовётся.

Ночь напролёт - ещё одну - не ту
перетерпев, весь - ожиданье чуда,
поэт, как филин, ухнет в пустоту...
Ещё ему аукнется оттуда!