Я дышу реже чем, к слову, моя мать...

Я дышу реже чем, к слову, моя мать.
В минуту могу принять и отдать
до восьми порций О2, СО2.
Как именно часто дышала она?
В самый раз, чтобы родить пятерых,
да чужих приютить еще троих.
Почему я не сдюжила, мама?
Даже в мыслях того не желала?
Не сложилась во мне пуповина.
Ножек подпилена половина.
Моя скорбь о незаданных вопросах -
этих грохочущих, ревущих торосах -
висит, тянет, крадет. Я голодаю.
Еду в лес, но и здесь я умираю.
Меня понесут приемные руки.
Серебро поделят твои внуки.
Осядет земля - родня посадит цветы.
Как будто снова рядом, мама, я и ты.

За стенкой горит подзатыльник.
У бати новый собутыльник.
Сухая ладонь расцарапала бедро.
"Что ела, говори!" (Меня вырвало в ведро.)
За стенкой гроба, мама, твой запрет
пачкать слезами воображаемый портрет;
я молча снесла к реке живой мешок.
Во сне прибой выносит их на бережок.
Мой старый, плюшевый медведь
на чужих руках не может озвереть;
ты взяла на воспитание "сестру".
Я знакомлю с новенькой детвору.
За стенкой гроба витрина магазина.
На витрине скотина, канистры бензина.
Всегда нужно больше, чем мы можем купить.
Осуществить? Повременить? Отпустить?
"Вот вырастешь - станешь сама выбирать."
Взрослые знают как жизнь оболгать.
Нет и не было выбора, мама!
Перед глазами не панорама,
лежит перешеек запретов.
И таких вот несветлых фрагментов
вереница за стенкой гроба.
Еще живая смотрю на нее в оба.