***

Послушай,
товарищ Ленин,
ты почиваешь в мертвенно-прохладном Мавзолее,
а мы -
в знойном дворе полицейского отделения.
Ты бы,
пожалуй,
высмеял наши идеи,
едва ли найдя в них хоть что-нибудь дельное,
но отдал бы должное боевому духу.
Россиянин - теперь гражданин,
а не только ухарь,
но кое-кто ещё не ведёт и ухом,
ведётся на диманову уху,
на дешманскую бормотуху.
Ничего!
Как будут с голоду пухнуть,
сотни стартапов,
стены властных сатрапов,
схемы халатных схоластов рухнут в труху.
Я хочу,
чтобы каждый милениал
из наивной шкурки вылинял,
я верю,
каждый тин,
поймёт, что нахохленный альтинг
давно пора бы сдать в утиль,
поймёт, что со старым миром больше не по пути,
потребует альтернатив,
и если не подожжёт фитиль,
то выйдет на пикет и прочтёт Пикетти.
Пока мы носом клевали,
в нашей Калевали,
воцарились студёные волны,
холодные ветры Похъёлы,
Лойолы и Бироны,
назначены или выбраны,
всюду те же боны,
кремлеботы,
бомбы и тромбы,
насиженные горбы,
на людских дорогах всё те же выбоины,
в людских границах всё те же войны.
Некуда деться от боли, вони, неволи,
ими отравлен
тварный сир,
нет иной доли
в мире дольнем,
пора судить либо они,
либо мы,
природа родила нас разными, но равными,
а общество изготовило товарами,
потребительные стоимости подменили меновыми,
в ком-то ценят голову, в ком-то руки, а в ком-то вымя,
расчленение труда
не годится никуда,
едва после этой битвы пройдёт кулдаун,
мы вновь нанесём удар им,
убей мерзавца -
нам решать, каким будет мир завтра,
мы не ослы Буридана,
а вы - псы на сене,
забыты лукулловские обедни
и прочие бредни.
Папа Карло,
он никогда не мечтал о волшебном полене,
из которого революция настругает буратин,
Нет!
Мы в трудах и муках новую жизнь растим,
и не уступим ни сантим,
и выберемся из сфабрикованной сети.
Да,
я скис и затих,
так бывает,
но эта тишь не гробовая -
предгрозовая.
Худшее позади.
Даже Россию можно понять умом.
Мы идём,
столько лет,
столько зим,
ночей и дён.
Мы идём,
моя милая,
моя милая родинка,
мы
идём.