Я жил в грехе

Взревновав   к  успеху  Ланы  Сапиенс,  которая  пишет  на  очень  высоком  профессиональном  уровне,  правда,  несколько  однообразно  по  тематике,  я  решил  начать  писать  в  том  же  жанре.  Пока  имеется  вот  что.

Я  жил  в  грехе,  я  тешил  блуд  и  чрево,
Я  ближних  для  карьеры  предавал,
И  даже  дальний  дьявольскую  ревность
В  моей  душе  заблудшей  вызывал.

Я  был  умён,  расчётлив,  осторожен,
Мне  сам  лукавый  будто  помогал,
А  где  не  понимал,  там  чуял  кожей –
Предупреждений  Божьих   избегал.

Поднялся  я  по  лестнице  карьерной
Так  высоко,  как  только  мог  мечтать,
А  скольким  судьбы  поломал  наверно –
Довольно  трудно  будет  сосчитать.

О,  я  гордился  лихостью  служебной,
Завидным  подковёрным  мастерством,
Настоянным  на  страхе  уваженьем
И  хитрым,  не  сдающимся  умом.

А  конкурентам  с  меленьким  народцем
За  слабость  да  за  глупость – поделом.
У  них  ведь  слабость  совестью  зовётся –
Кто  врёт  себе,  всегда  идёт  на  слом.

А  суд  Господний – лишь  за  справедливость:
Кто  смел,  тот  съел – того,  кто  не  посмел.
Накажет  в  э т о й  жизни  Бог  за  нерадивость,
В  т о й  каждому,  небось,  благой  удел.

О,  дохленьким  людишкам  утешенье –
Стать  с  господами  наравне  в  раю,
А  тем,  во  искупленье,  униженье –
Утратить  вдруг  значительность  свою.

Страдают  в  этой  жизни  все  в  избытке,
Как  говорится,  каждому  своё.
Плюс  общую  Господь  придумал  пытку:
И  верующим  страх – небытиё!

Бог – добрый  малый,  т а м  Он  всех  устроит,
А  з д е с ь – любой  устраивайся  сам.
Лишь  к  тем,  кто  эту  истину  усвоит,
Благоволят  при  жизни  небеса.

Какой-то  грех?  От  смертного  страданья
Не  спрятаться,  не  скрыться  никому.
Всем  без  разбора  смерти  ожиданье,
Но  в  жизни  тщись  по  силам  и  уму.

З д е с ь  равенство  представить  только – дико,
А  потому,  кто  победил,  тот  прав.
Коль  т а м  воздастся  всяким  горемыкам,
То  з д е с ь  таких  хоть  убивай  и  грабь.

Я  в  этом  принципе  ничуть  не  сомневался,
И  до  поры  мне  всё  сходило  с  рук.
Но  Бог  всегда  иной  политики  держался,
В  чём  довелось  мне  убедиться  как-то  вдруг.

Сначала  сын,  водитель  осторожный,
В  аварии  погиб  не  по  своей  вине,
Потом  жена,  страдая  невозможно,
Слегла – и  не  понять,  что  приключилось  с  ней.

Врачи  диагноз  не  смогли  поставить,
Помаялась  с  полгода – умерла.
До  этого  здоровая  и  молодая –
В  могилу  в  сорок  с  небольшим  сошла.

Я  погрузился  в  состоянье  шока.
По  службе,  видно,  что-то  упустил,
Хоть  знал,  что  конкуренция  жестока:
Ослабишь  хватку – за  успешность  мстит.

И  вот  унижен  с  должности  высокой.
Разумно  и  старательно  забыт,
Ничтожный,  постаревший,  одинокий,
И  к  жизни  потерявший  аппетит,
И  к  смерти  не  готовый  ни  вот  столько,
Живу  в  аду  никчёмной  пустоты,
В  обнимку  с  многоликой  липкой  болью,
Душою обессмысленной застыв.

С  чего   чудовищное  невезенье?
Ведь  движутся  планиды  неспроста.
Неужто  мне  досталось  искупленье?
С  чего?  Что  в  жизни  сделал  я  не  так?

Задумаешься  тут  и  поневоле.
И  вскоре  сам  собой  пришёл  ответ:
Проклятая  мораль  впиталась  солью
И  разъедала  душу  с  детских  лет.

Не  пей,  не  бей  и  не  бери  чужого,
Не  жри,  не  ври  и  ближнего  люби,
Знай  Бога,  общего  для  всех,  не  верь  в  другого,
И  воле  Божьей  не  перечь,  терпи.

Но  эту  блажь  изобрели  людишки:
Одни,  чтоб  собственную  слабость  оправдать,
Другие – чтобы  без  усилий  лишних
В узде подвластных слабаков держать.

Мир  вертится  иным  произволеньем.
Пророкам  бог  на  ухо  нашептал
Своё,  сокрытое  от  прочих  мненье?
Не  сущностью  творенья  ясно  показал?

Ведь  не  кидаемся  мы  друг  на  друга,
Как  сумасшедшие  иль  бешеные  псы.
Но  нет  и  равенства:  есть  господа - есть слуги,
Есть  трусы – смельчаки,  есть  умники – глупцы.

Есть  справедливость  как  приемлемый  порядок –
Иначе  всё  закончится  сплошной  войной.
Ну  а  внутри  порядка  тот,  кто  хваток,
Имеет  больше  прав,  само  собой.

Я  соблюдал  предначертанья  свыше,
И  складывалась  правильно  судьба,
Но…  не  смолкал  звучавший  то  слышней,  то  тише
В  душе  проклятый  голосок  раба.

Вбиваемые  с  детства  представленья
Зудели  язвой  о  моих   грехах,
И  как  ни  гнал  я  мерзость  впечатленья,
Но  копошился  в  сердце  мелкий-мелкий  страх.

Страх  был  в  моём  полнейшем  подчиненьи,
Я  верил  в  очевидность  бытия
И  побеждал  нелепые  сомненья –
И  Богу  нравилась  настойчивость  моя.

И  вот,  когда  уже  мне  показалось,
Что  для  тревоги  больше  нет  причин,
Моё  могущество,  а  следом  жизнь  распались,
Рассыпались,  считай  что  в  миг  один.

Тому  ль  не  воспитание  виною,
Что  отягчило  совестью  меня,
Которая,  подспудно  беспокоя,
Мешала  верные  решения  принять?

И  я  жалел,  нисколько  не  жалея,
Тех  лопухов,  которых  не  дожал.
Но  ведь  карьера-то – не  лотерея:
Ты  пожалел,  а  враг  не  пожелал.

Кого-то  где-то  упустил,  профукал –
Боялся  всё-таки  чужих  ротков.
Ослаб  от  горя  с  сыном  и  супругой,
Имея недодавленных  врагов.
Они  момент  использовали  классно,
И  я  теперь – никто  и  никогда:
Один,  как  перст,  с  вершины  сброшен  властной,
И  жизнь,  и  смерть – сплошная  пустота.

Всё  так.  Но  я  сопротивлялся  в  воспитаньи
Тому,  что  мне  не  нравилось  ничуть.
Но  оказался  всё-таки  не  в  состояньи
Мир  под  себя,  как  следует,  прогнуть.

Кто  ж  виноват?  Уж  коль  за  гуж  схватился,
Тяни,  пока  не  сдохнешь,  дорогой!
А  если  перекур  подсуетился,
Скорей  гони  проклятого  долой!

В  суровом  деле  нету  послаблений,
Не  можешь – не  берись,  вся  недолга!
Я  взялся – и  не  смог,  мне  нет  прощенья,
И  Бог  меня  примерно  отругал!

Бог  предназначил  мне  другую  долю,
А  я-то  слишком  много  возомнил!
Вольно  ж  грешить  мне  было  произвольно –
И  вот  свою  награду заслужил.

Притом,  чего  же  ради  я  старался?
На  благо  чьё  мерзавства  вытворял?
Жена  и  сын,  и  сам – не  густо,  право!
Не  мелкий  ли  масштаб  для  смысла  взял?

Во  славу  государства  как  народа
Державу  возглавляющий  злодей
Своих  же  подданных  нещадно  гробит.
Быть  может,  и  не  любит  он  людей,
Но  злом  сколачивает  их  в  систему –
Когда  добром  единства  не  создать,
Не  для  себя  лишь  одного  радеет,
Ведь  мощь  страны – для  подданного  благодать.

Ценой,  бывает,  жертв  порой  немалых
Страна  цивилизуется,  растёт,
Покруче  место  в  мире  занимает –
Значительней  становится  народ.

А  значит,  и  свободнее,  богаче –
Не  сразу,  поколения  спустя.
Увы – обычно  так,  а  не  иначе
Добро  творить  приходится  вождям.

А  я,  для  чьей  же  я  старался  пользы?
Для  государства?  Так  ведь  нет  его –
Лишь  банда  эгоистов-кровососов,
И  я  там  членик – только  и  всего!

Не  зря,  выходит,  заповеди  Божьи
Пророки  утвердили  для  людей.
Уж  как  общались  с  Богом – вызнать  невозможно,
Но  нет  тех  заповедей  ничего  верней.

Как  жить  мне  дальше?  Лишь  во  славу  Божью,
Воистину  раскаявшись  в  грехах,
Иначе  бес  унынья  уничтожит –
Не  только  тело,  душу  ввергнет  в  прах.

Легко  ли  полюбить  людей  смутьяну,
Перевирателю  Господних  слов?
Но  в  праведных  трудах  я  не  устану
И  верю – Бог дарует  мне  свою  любовь.

И  с  Божьей  помощью  я  научусь  любви,
Терпению,  смирению  и  мере!
На  подвиг,  Господи,  меня  благослови
И  укрепи  в  единой  правой  вере!