Последний пантеон

     венок сонетов
1               
Померк последний пантеон
Кумиров строгих и великих:
Истлел сусально-медный лик их,
Умолк беспечный одеон.

Сквозят унынием аркады,
Облезли завитки колонн,
Лишь безучастный Аквилон
Листает древности уклады.

Под мхом времён молчат каменья,
Но дух, Меркурием влеком,
Всё ждёт небес благоволенья…

Исконный Мир забылся сном,
Омыт летейскою водою,
Пророс проклятьем и бедою.
2               
Пророс проклятьем и бедою –
Тоскливей тризны – Новый Мир:
Тщеславья дым, помпезный пир
И трепет – словно пред чумою.

В Тартар несётся колесница,
Размыканный взрывая прах
Эпох, сожжённых на кострах.
И слеп, и глух, и пьян возница.

Впотьмах, бесплотным наважденьем, 
Пасхальный звон и лития
Дух блазнят вабным воскресеньем.

Но отраженье бытия
Покрылось смертной пеленою,
Как пустошь – горькой лебедою.
3
Как пустошь – горькой лебедою,
Страстями изросла душа,
Себя до капли иссуша,
Под греховодною звездою.

Чертоги блудом осияли,
Умолкла нежная Сиринкс,
Рассудок замер, словно – Сфинкс,
Слезам не веря и скрижали.

В цинично-мертвенной рутине
Мир горький яд безумства пьёт.
Вот так, в безжизненной пустыне,

Себя смертельным жалом бьёт
Отчаявшийся скорпион.
Тоска и страх рождают стон.
4
Тоска и страх рождают стон,
Мгновенье обращают в вечность,
В ничто низводят бесконечность,
Сжимают, душат, как питон.

Из стонов свита сталь оков,   
Со стоном, жизнь теряет звенья.
Хранят надгробные каменья
Стенанья канувших веков.

Стеная, лепты на глазницы
Кладут и провожают в створ          
Могильный – царствие Денницы.

В тоске и страхе, как укор,
Скупым забвеньем осенённых, –
Стон серафимов изнурённых.
5
Стон серафимов изнурённых
И шелест крыл, и вещий свет…
О, тяжек их святой обет:
Вести живых и не рождённых,

Умерших, грешных и прощённых,
Вселенский собирая прах,
И жечь на дьявольских кострах
Небесной милости лишённых.

В чертогах проклятого края
Блюсти янтарный свет лучей,
И сень лесную, и ручей –

Помин утраченного Рая.
Светить пророкам, что грешат
Напрасным поиском утрат.
6
Напрасным поиском утрат
Не майся, властью одержимый:
Истаял света миг счастливый,
Умолкла песнь – гудит набат.

Того уже не обрести,
Что ране пролито слезою.
Тому, что крещено бедою,
Уж счастием не прорасти.

Рассудок в ступоре забвенья
Покрылся жиром, как кастрат;         
Цинизм куёт и нижет звенья.

Влечёт нас чопорный прелат,
Корыстью окропив булат,
От призрачных счастливых врат.
7
От призрачных счастливых врат
В Эдемский Сад вели дороги –
Откуда нас изгнали боги.
Балам – теперь нам друг и брат.

Кипит в груди синильный яд,
И души – блудницы лингама –
Не ведают ни чувств, ни срама,
Былые стигмы не саднят.

Влачим над бездной одиноко
Ярем, а кто – златой венец,
И все судьбу клянём жестоко.

Уже не сыщешь от сердец, 
Оглохшей злобой опаленных,
Ключей давно похороненных.
8
Ключей давно похоронённых
Не сыщешь средь истлевших книг:
Астреи век в кострах зловонных
Сожгли владетели интриг.

Плетётся разум под наркозом
Фальшивых догм и аксиом
Планиды стылым большаком,
И дух наш иссечён морозом.

Пусты орбиты созиданья.
Молебен отходной пропет.
Утихли ангелов рыданья.

Из тьмы искрят хвосты комет:
Разверзла пасти бездна праха,
Ползут хоругвью тени краха.
9
Ползут хоругвью тени краха
По измождённым небесам,
А где блистал хрустальный храм –
Топор и дыба, плеть и плаха.   

И сокровенный миг прозренья
Слепым безумием клеймён:
Грамматика лихих времён
Слагает строки откровенья.

Ещё мы любим, дышим, живы,
И дух надеждою велик,
Но отраженья наши лживы;

Неотражённый бродит лик
По искривлённым зеркалам,
Грозя обманчивым мирам.
10
Грозя обманчивым мирам,
Хранитель времени и света
Чтит строки ветхого завета:
«Отмщенье мне, и Аз воздам…»

Везувий, Этна, Кракатау,
Пожрёт ли плоть слепой Радон,
Шепнёт: «Сезам…», - Йелоустон,
Пробьёт ли час зловещей ТАУ…

Вершенье кары непреложно.
На краешке, на волоске,            
Мир замер и повис тревожно.

Предалась мертвенной тоске             
И, словно пойманная птаха,
Сама Земля дрожит от страха.
11
Сама Земля дрожит от страха,
Сжимая грани бытия:
Нисходит епитимия
На чернеца и вертопраха…

Скрипят колёса жерновов,         
Дробят и рвут живые звенья,
Горой – надгробные каменья
И балки траурных крестов.

Но разум ложью обезболен,
Развратом, песнями дриад -
Уже к дерзаниям не волен.

Звенит последний листопад.
Тоннель, и кто-то строго там
В глаза заглядывает нам.
12
В глаза заглядывает нам
Праматерь вечная стихия,
Наш дух томится: О, Мессия,
О, влага – к высохшим губам!

Возжги же истин фимиам!
Но только лживые пророки –
Пажи Балема и Мороки -
Шипят – подобие ужам.

И – чудо! Внемлют человеки,
Выстраивают новый храм,
Послушно опускают веки,

Лобзая длань земным богам,
Земною страстью причащённым,
Корыстью грубой опьянённым.
13
Корыстью грубой опьянённым
В сердца не проникает боль:
Им слёз чужих святая соль
Нисходит перлом позлащённым.

Собрать её, обмерять, счесть,
Отмыть от стонов и проклятий,
Очистить пот и кровь распятий,
Да с глаз долой, от лиха, снесть.

И пусть кругом грохочут громы,
Иссохнут реки и трава,
Цветут гоморры и содомы…

Коль светлая душа мертва,
Прозреть ли златом ослеплённым,
Беспечным, слабым – обречённым.
14
Беспечным, слабым – обречённым
Влачить судьбы скрипучий крест
К своей Голгофе – божий Перст,
Иль – дань пророкам иллюзорным?

К чему же первозданный свет
Ожил во чреве бездны тёмной,
А боги властью неуёмной
Свершили благостный обет?..

Познав блаженный миг зачатья,
Мир выгорает, как звезда:
Грядёт последнее проклятье –

Огнище Страшного Суда
И безвремений злой эон.
Померк последний пантеон.
15
(магистрал)
Померк последний пантеон,
Пророс проклятьем и бедою,
Как пустошь – горькой лебедою.
Тоска и страх рождают стон.

Стон серафимов изнуренных
Напрасным поиском утрат –          
От призрачных счастливых врат
Ключей, давно похороненных.

Ползут хоругвью тени краха,
Грозя обманчивым мирам.
Сама Земля дрожит от страха,

В глаза заглядывает нам,
Корыстью грубой опьянённым,
Беспечным, слабым – обреченным.