Что-то навязчивое Гл. 3

    Умереть она хотел всерьёз. Поэтому перед тем, как забраться в горячую ванну, закрыла входящую дверь на все замки - чтобы случайно кто не заглянул и не спас.
    Но ей было суждено жить.
    Смартфон зазвонил ещё когда она заполняла ванну водой. Она не услышала звонок из-за шума воды. Это давал знать о себе отец - родительское сердце как будто почувствовало беду.
    Она уже пребывала в бессознательном состоянии, обмякнув в рубиновой воде, от которой поднимался лёгкий парок в прохладный воздух плохо протопленной в зимнее время квартиры, когда отец и его друг забрались через балкон на втором этаже в эту квартиру и, обнаружив Стасю в её ужасном положении, вызвали скорую.
   В больнице её спасли, после чего она была благополучно переправлена в психиатрическую лечебницу, где пробыла до конца весны.
   А когда она была выписана, отец приехал за ней на стареньком "ауди" и забрал её.
   - Ну, вот что, дорогуша моя, - говорил он, сжимая пальцами баранку и глядя перед собой, - хватит психовать. Подумаешь, какое сокровище потеряла! Лишить себя жизни из-за дрыща, который спутался с какой-то шалавой - вот дурь-то! Я тебя своими методами лечить буду. В деревню поедешь, к сестре моей, твоей тёте Зое. И не отдыхать! Пахать будешь так, что придурство твоё с потом выйдет. Труд, знаешь, он всё лечит. А ты до сих пор не знала, что такое труд! А вот узнаешь - тогда и поймёшь, что всё это хрень собачья, любовь твоя к этому козлу.
    Стася не возражала. Ей было всё равно. Она считала себя умершей, трупом, который почему-то никто не собирался хоронить. Боль никак не проходила, как и навязчивые мысли о том, что она хочет быть с Бескудовым и без него всё бессмысленно.
    В деревню её отец увёз в тот же день, приехали только к вечеру, когда стемнело.
    Тётя Зоя была уже не молодая женщина, но и не старая - ей было около пятидесяти лет и она зарабатывала на жизнь тем, что вела натуральное хозяйство и летом сдавала половину дома дачникам. Дополнительные рабочие руки бы ей пригодились.
   Она была человеком деловым и суровым и, узнав от отца Стаси печальную историю любви и попытки суицида его дочери, пообещала:
   - Ну, я из неё дурь-то выгоню. Ишь, чего выдумала, любовь-морковь! Я за неё возьмусь, можешь не сомневаться!
   Тётя Зоя слов на ветер не бросала и взялась-таки за Стасю со всей жёсткостью человека, которому приходилось выживать нелёгким трудом. На следующий же день Стася была разбужена ни свет ни заря и отправлена в хлев - на обучение дойки коровы.
   Стася перепугалась поначалу и не решалась даже приблизиться к корове, которая, как ей казалось, отдалённо напоминала рогатое существо из преисподней. Трудно было даже представить, что такое чудище могло давать такой вкусный продукт - молоко.
   Но тётя Зоя грозно свела брови на переносице:
   - Ты вот что, дорогуша, не кобенься. Сдохнуть - это проще всего, юшку-то из жил себе пустить, а вот выжить - тут сила нужна. Так соплёй всю жизнь и проживёшь, так и будешь чуть что не по твоему за бритву хвататься? А я тебе так скажу: живут только сильные, кто жизни, как корове, хвост крутят. А слабые только сопли и глотают. Доколе протянешь соплеглотательницей, а?
   Слова тётушки тогда очень покоробили Стасю и она, норовисто дёрнув обоими плечами, решительно зашагала к крове и присела на маленькую скамеечку возле вымени...
   Она научилась-таки доить корову, нашла подход к сильному своенравному животному, что оно даже не било по ведру копытом и стояло смирно, пока опорожнялось его вымя. И доила всё лето - утром и вечером. И поцеживала молоко. И пропускала через сепаратор. И торговала на рынке домашней сметаной, творогом, маслом.
   Ещё у тёти Зои были свиньи, утки, куры, гуси и всех и их надо было кормить, чистить хлев.
   И было картофельное поле - там надо было окучивать грядки и собирать личинки колорадских жуков. А в конце лета копать картошку, складывать в вёдра и вести в тачке по ухабам длинной дороги к дому тёти и носить в погреб.
   И огород доставлял немало хлопот.
   И всё это была непривычная работа для девушки, выросшей в городе и поначалу Стася уставала так, что кровь шла из носа и перед сном не было сил раздеться, так и падала на диванчик, не постелив и не сняв футболку и легинсы. И спала, как убитая, без сновидений. А когда её будили утром, было чувство, что не спала.
   Но зато куда-то отступали душевная боль, тревога, безысходность, заботы поглощали невыносимую тоску по Бескудову.
   А потом молодое тело привыкло к тяжёлому труду и даже как-то появился к этому вкус. Как-то успокаивался вечно мятущийся мозг от запахов навоза, сена, живых трав, то политых летним дождём, то согретых зноем.
   И был лес, походы по ягоды и грибы, и был азарт вернуться домой с хорошей добычей, похвастаться, потешиться. И были купания в реке в жаркие дни и рыбалка, соление рыбы, сушение, жаренье, уха.
   И к концу лета, уезжая обратно в город, Стася поняла - она будет жить.