Поэма о барашке и воробье. Глава II Рога и крылья

Поначалу я теснился,
Но со временем привык.
И рогами возгордился,
Ведь в бутылке их не стриг.

Муж рогат, а значит, мудр.
Всякий, кто безрог – плебей.
Вдруг в бутылку как-то утром
Стукнул клювом воробей.

Лапки тонкие – тростинки,
Перья стрижены на лбу,
Робость, сгорбленная спинка…
«Даровал же Бог судьбу»,-

Мне подумалось. Невольно
Улыбнулся про себя –
Мне в бутылке жить довольно,
Не летая, не скорбя.

Снова стукнул клюв легонько.
(Птиц с трудом я выношу.)
Молвил воробей тихонько:
«Покажи мне мир, прошу!»

Я, вообще, барашек добрый…
И попытка же – не грех…
Я сказал довольно бодро:
«Что ж, пойдём»…
Наивный смех…

Воробей развеселился.
Он бутылку повернул,
За копытце ухватился,
Из бутылки потянул.

Это что ещё такое!
Из бутылки в небеса!
Из уютного покоя,
От иллюзии спасать!

Нет, крылатый гад, увольте!
Я бутылкой дорожу.
Вот сейчас-сейчас, позвольте,
Я ужо те покажу!

Я нацелился рогами…
Ох, как корчит страх небес…
Воробья я бил ногами –
Я не трус, клювастый бес!

Кровь смешалась со слезами,
С тонких пёрышек струясь.
Неподвижными глазами
Он молил меня:
«Вылазь».

Он слепой!!!
«Бодай же в шею»,-
Мне шептал стыдливый гид.
Дободался, я умею –
Воробьиный ларингит.

Он лежал передо мною,
Мёртво крылья разбросав.
Было стыдно мне, не скрою –
Бросил бы, не дописав.

К птице глаз поднять не смея,
Весь в бутылке сжался я.
Прохрипел он: «Я умею
Превращаться в соловья».

Бил по горлу… Я виновен –
Больше он не сможет петь!
Но ведь я к бутылкам склонен,
И небес мне не стерпеть!

Уничтожен. Присмиревший.
Морду я закрыл хвостом
И шептал, как ошалевший,
Не подумав, что потом…

-Мир,- сказал я –Мир свивают
Нити злобы и борьбы.
Никогда
Не выживают
В нём
Слепые воробьи.

Взгляд слепой вообразите…
Хуже всех укоров слов:
-Я ошибся, извините,-
Он шепнул…
И был таков.