Монады

      Что открывает Лейбниц своей монадологией?
     Что мир существует как нечто, вообще лишь благодаря множествам субстанций или множествам свобод. Каждая из них действенна из самой себя, причина самой себя и её движения нельзя объяснить прямой внешней причинностью. Он называет такие субстанции монадами. Монады имеют свой собственный внутренний неделимый мир, свою особенность. Через эту особенность они пропускают всё внешнее и творят репрезентацию всего внешнего внутри себя - даже самые низшие монады обладают не принципом самосознания, так принципом самоощущения, т.е некоторым образом даны сами себе. И поскольку они даны сами себе, то и мир вне их дан им не в своём грубом однобоком примитивном виде "столкновения" и "воздействия", а в том виде, в котором он порождается ими через них самих.
      Проще говоря, монады - это существа, которые порождают мир, чтобы его воспринять - не сотворишь, не воспримешь.
     Второе порождение мира через самость монад, в самом общем виде у Лейбница есть представление. Все монады представляют.
     Но представление по Лейбницу это не наше представление с его отличием от понятий, а представление по своему смыслу, охватывающее и понятие. Понятие в таком охвате является лишь представлением, прошедшим через сознание ( а мы бы сказали мышление) и к тому же ясное и отчётливое. Ниже его лежит воображение, отличающее по чувству, а ещё ниже - то, что смутно и темно воспринимается ощущениями. И всё они в лейбницевском ключе - представления.
     Что это нам даёт? Многое...
     Во-первых, Лейбниц обнаруживает в природе, в мире, в бытии корень свободы, из которого прорастает в конечном счёте и свобода человеческая. Не мы - свободны, а все остальные порабощены, но и животные в определённой мере свободны, и даже неживые, мёртвые тела тоже в известном смысле свободны как "силы" и "энтелехии". Всякое нечто как многообразие единого порождается единым и покуда оно нечто - в определённом смысле свободно. Чтобы не воздействовало на многообразное тело, какой бы участок, какая бы часть его ни страдала, страдание, прежде всего действует на принцип тела вообще - часть ни в коем случае не отделена от целого, даже мёртвое тело воспринимает "принципом" - принципом своего существования, своей формы. Но тогда оно, некоторым образом свободно, потому что даже в страдании исходит из принципа. "Сила " неживого для Лейбница аналогична "душе живого", и соответственно "духу" человека. Сила, душа и дух не одно и то же, как не одно и тоже твёрдый камень, скачущее животное и мыслящий человек, но они - идентичны в отношении ступеней своего развития.
      Миром правит спонтанность - говорит Лейбниц - не причинность, а спонтанность. Причинность - лишь абстрактный кусок абстрактных взаимодействий. Реальность физического мира в "силах", а не в сложносоставленных телах, последние лишь презентация, виртуальность "сил". Вообще Лейбниц свободно говорил об этой виртуальности, а ведь на дворе за окном у него был 1600 какой-то год, а не наша цифровая современность. Но верно угаданная идея позволила ему опередить наше развитие лет этак на 300-400, и самое удивительное, опережать и до сих пор - так как принципы монадности мира недоступны и по сей день ни современным физическим теориям, ни философским языковым и гуманитарным головам.
     Вслед за Фалесом, Лейбниц как бы уже в Новое время вскрикивает: всё полно душ, духов и сил ( У Фалеса это звучало так - Космос полон богов и людей). И все они - самодеятельности, само-деятельны. А то, что не является самодеятельным, не в состоянии обнаружить мир вокруг себя, ибо если нам что-то и дано, то лишь через собственный принцип деятельности.
     Но в таком случае на передний план рассмотрения выступает не наше отличие от животного мира и от прочей вещественной природы, а наше совместное, общее бытие, потрясающее нас до самых глубин нашего основания. Мы все действуем по каким-то единым законам бытия - и бабочка, летящая на свет и летящий камень и даже я, думающий о них или смотрящий на них.
     Не неделимые частицы материи, которые с каждым днём всё уменьшаются и уменьшаются являются базовым основанием нашего мира, а вот эти силы их взаимодействий - вот что по-настоящему неразложимо и неуничтожимо. Лейбниц говорит: не атомы, а формальные атомы - нечто, что мы постигаем теоретически как принципы. Они - кирпичики, а не "протяжённые частицы". Вчера такой неделимой частицей вы считали атом, а сегодня вы насчитываете уже за пределами меньше атома сотни таких частиц, но ни бизоны, ни мюоны, ни глюконы, ни кварки не застрахованы от общей участи - сегодня нам кажется, что они неразложимы, завтра начнётся всё опять.
     Единственное, что не исчезает, так это принцип взаимодействия, единственное, что мы не можем изменить, на что не в состоянии повлиять, так это тот же принцип, но значит, он и есть подлинная реальность, а не ваш "трансформер из составных кубиков протяжения". Люди слишком увлеклись геометрическим делением на всё меньшее и меньшее, они всегда полагают в нём какой-то предел, но затем бывают сами вынуждены его снимать, и так до бесконечности. Неужели не виден здесь порочный круг, "точки" - не мельчайшие частицы, а "силы", они могут быть уничтожены с переходом за свои пределы и могут быть вновь рождены при возвращении в оные, но они не могут быть делимы внешним образом - "силы" проявляются в соответствии со своим собственным характером, они - "свободны".
Всякая частица ведёт себя в зависимости от... Частицы недоопределены и поэтому мы имеем принцип неопределённости.
      Но "силы" таковы, каковы они по природе и больше ничего.
Конечно, Лейбниц не писал многое из того, о чём написала вам я, хотя бы в силу того, что ещё не знал множества современных открытий, но я хотела показать, что Лейбниц писал в эту сторону, и следовательно, без всяких открытий, он уже знал - проблему и дал на неё ответ. В общем, он так не знал, что знал, а вот наши учёные и до сих пор так знают, что не знают. Вот такая парадоксальная ситуация.