Около Антверпена плыл пароход

Что сотворил, объявлю всем не укрываясь,
Она высыхала от бездолья;
Но африт ещё остр, и ларва её сласть
Безрассветного форндома у моря.


Австриец-страдатель был и беспечен, и гордель-ив-ль,
Тысячелетие пока не ушло —
Его из ласканий монашки спугну-ль
В анабазис генерал "H;;liche Ennot".


Я был изумлён, от выученных...Где мой лаз?
У жабки сердишко очнулось,
Но фешенебельных слов серебристая связь
Водой для неё очутилась.


Режут шипы Enn в то моменто вознёс,
И уже чернели созвездия,
(Хотя они темными были от грёз)
Монашка погрязла в Ниц-цвете.


И в шесть, когда ушёл знойный налив
Декоры, шпильки, подмостья,
Ваза шипов разнеслась её средь плевков
От томного форндома у моря.


То корицей заблагоухала её роза,
Как дух генерала меж эти лета,
Вот глаза, что о ней отрезвят; но вчера
Знала ль она о супруге из копна?


Разбил я лицо, и черкнуло в сиянии дуг,
Что мечу сквозь столпы её вод
Я джус её Норы Enn и везде вокруг,
И в обудках её встречусь безнаказанно.


Я грезил о страсти, пёрпл оконечностях,
О встречах неподдельных, и депрессии,
Но я рад за чистоту в очах, —
Многоликую усладу,залажу в её сандали.


Не видно мне шествие Исайя паствы,
И не людно у читальни,
Коль духи не слышны в тени,
Она — и Enn невидны почти до весны.


Но всё же взошла, то ли как звезда,
Иль дух в своем кабаре из под льна,
Я в замке белом ощутил старый обряд,
Душа моя с ней из под тела!
Моя вена продолжения сердца!


(с) Amtee Korrimbor