Стихи

Пятница

Цыганку адски полюбив,
хочу я оцыганиться.
Копейка новая, жизнь
постылая враз приосанится ;
               
                она, вся бестолковая,
                вдруг стала, ах, весёлая,
                под корень муть суровая,
                ах, стала полнокровная.

Весь табор вдрызг напою –
себя не забуду в придачу ;
пускай они споют
про волю и удачу.
               
                Колечко, ээх, катится ;
                сегодня ведь пятница.
                Ээх, катится, катится ;
                сегодня ведь пятница.

Глотни едва красу ;
твой разум как и не был.
Никак устоять нельзя
желанью на потребу.
               
                Бесследно тает моченька,
                а ведь ужасно хочется.
                Бесследно тает ноченька,
                ещё ужасно хочется.


Людям милая берёза

И в грусти-печали,
и в юном задоре,
не южным пылом,
а лёгкой поступью
всегда сердцам
людей милая,
на все века
упруго-молодая,
шелко;во-ласковая
берёзка-жена.

Природы русской 
поэзия зелёная,
кудряво-пышная
пришлась по нутру:
согласной грацией
глаза радует
одухотворённая
и белотелая,
и тонконогая
её красота.


Ночь-кручина

Всего иссушила, полонила
 волшебная сила-краса:
  дивчина ; спелая малина,
   русалочьи синие глаза.
    Любовь без ответа ; отрава,
     губительный яд, бузина,
      водяного злая травля,
       без омута вины вина.
        Друзья твердят ; уехать,
         безумную страсть забыть.
          Совет ; одна потеха,
           уж лучше и не жить.
            Надменной, ей жестоко
             он мыслит отомстить:
              уж раз не видать синеокой,
               то лучше и не жить.
                Ночами хмурыми не можется,
                не спится, гордому, ему:
                нырнуть бы ; и не выплыть ;
                в хмельную прорву-глубину.
                Обоймёт краса-малина-
                русалка-речная синева.
                Ох речка-ночь-кручина,
                ох ночь ты ночь невесела.


Год 1812 или 1943, или две тысячи ...

Крепни, мороз,
русской силою,
зверя одолей вражьего,
стань, мороз,
буйным мстителем,
с флангов нападай, спереди,
жги, мороз,
лютым холодом,
принеси гибель недругам,
дай, Морозов,
армии рядовой,
верный русский выигрыш.


Календарь

Январь холодит мозги,
любовь не видит ни зги.

Февраль стужу завозит ;
краснее щёки от мороза.

Март ещё пуглив ;
норов становится игрив.

Апрель, весёлый кобель,
раскрутит пыла карусель.

Май ; месяц соловьиный.
От любви нет вакцины.

Июнь добавляет тепла,
чтоб кровь горячей была.

Июль искусом властен ;
лучистей разжигает страсти.

Август ходит во хмелю.
Маюсь, потому что люблю.

Сентябрь дождичком дичее,
а старая любовь не ржавеет.

Октябрь состарит со зла.
Мила ; без белил бела.

Ноябрь насылает снегопад,
а любви нет преград.

Декабрь настелил ледка.
И под ним течёт река.


Житьё-бытьё

В наше бытьё впустила
заковыристый вопросик,
возведённый в ранг
жизни и смерти вброса:
«Как нам дальше жить?»
Тему ставит в общем
правильно, почти решает,
хоть никогда не ропщет.
Идол любовных баталий,
ясновельможная цвель,   
тему умножая на дилеммы,
враз стала колкая ель.
Целится. Очередь вразброс.
Бес причин, зачин
вздыбил мои волосы,
для морщин почин.
Речь переходит в распрос,
колкий ядовитый допрос.
не отмолчишься, говори
быстро, без переспроса.
Само житьё подскажет:
на труднейший вопрос,
скользкий, но разрешимый
внятный ответ не взрос.

Спор решаем полюбовно,
хворые от угара словно.


Момент ареста

Монреаль. Кампания.
Рамка крупного окна.
Сразу ловит внимание
яркая «картина»-весна...
Фон ; рассвета зацветание,
танец его золотой ;
делает враз пикантнее               
смех шатенки молодой,
лёгкой, по-французски
лакомой. Вся блистание!

В памяти уже не ста;ры 
жанровая сценка, этюд,
ню, портрет ; аватара,
сочность смут, причуд
милых женщин Ренуара.
Статика? Нет, движенье.
Музыка ; гитара корсара.
Выстрел облика-внушенья
дамы возле окна,
эхо дивного репертуара.

Ось минуты и бессмертия ; 
форм тёплый шок:
о;хры трагикомедия,
розовый для пухлых щёк,
те;ла нежные соцветия...    
Миндалевидный стих –
очи, виртуозы приветить,
звуки мелодий каких
ветром каким занесло?
Чудо каких столетий?

Со снежно-розовой вершины –
самая пряная масть,
женской красы лавина.
Её всемогущая власть ;
враз обаять мужчину,
выдав цветущий оговор
женственности, безвинно
вынести мягкий приговор,
вынудить осуждённого 
милость самому отринуть.


Однажды  Онтарийский Шквал...

Хлынул,
озоном хмеля,
ветер хваткий января.
С каждым взмахом
резче
щёки он хлещет.
Свалит,
если хлюп,
холостой холёный хлюст.
Вот хохочет в ухо:
«Доберусь поди до брюха».
Скок и в спину ;
хлоп:
«Сделаю из хилого эскалоп!»
Мастер
       хоралов
               адских
хвалится,
          хорохорится
                хватски:
«Хабба-хабба-хэ!
Шквал с Онтарио,
я ;
хозяин Торонто.
Как я озеро всхолмил!
На улицах
          нет хода
                без перил!
Даже
небоскрёбы
на ходулях,
бросив
гонор,
струхнули!

Пред собой похлопочу,
ну-ж,
достанется хрычу!
Как схвачу ; из Канады
враз
     в Америку
               без эстакады.
Всё смехачу по плечу:
смеха ради
           до середки
                дотащу,
кину рыбам в Онтарио ;               
станешь
у них
импрессарио.
Ха-ха-ха».

Еле дохромал
до метро.
В холодец
превратилось нутро.