Stav

Полный блеф,
ерунда,
липы лип
никогда,
перевод неточен.

Воробьев
чехарда
не кровит,
и вода
губ сухих не мочит.

&

взойдя на трон он уничтожил
всех членов «я продам кресты»
и этим действом подытожил
стиховый под судом толпы

но песни разгорались гневом
и смерти приговоры ани
шли вправо влево и на месте
синедриона заседаний

&

Знаешь, милый, ты, пожалуй, прав,
листья – звуки осени октав,
ветер поднимает край листа.

Облако сморкается в рукав.
Осень на иврите будет «став».
Кем став? Ты пойми ее поди.

Ржавые подтеки на обоях, а в груди
белые снежинки миндали.
Сами словно облако седое, что летит
и теряет ориентир вдали,
и ныряет в небо. Батискаф
ей давно не нужен, небом став.
Нужна водица дождева. Неадекват.
Коряга, пень в реке трухляв,
от воды и времени черняв,
что омыла ласково река.
Вот в таких непривередливых простоях, Господи,
так болит...
Скверное, людское, и кривое, не суди,
говорит.
Помнишь? Вечер приходил
не спеша,
ты в кровать ложился и дышал.

&

Нескончаемый льет, откровенная правда,
даже то, что было славно оттер.
И прилипла к костям голубая рубаха,
у кидающего ведра, самого.
Поднимаю, молю: «Не кидай,
поспи немного, засыпай,
разводы на листе письма,
ты уйдешь, прошумя».
А он говорит: «Не сегодня, не завтра,
я писателю покоя не дам.
Будет серость видна и ворот распахнут
до самой зимы, а там,
поземка, лед и сани, пометай,
не ухожу, не говорю прощай,
ты будешь рада им сама.
Слышишь, а? Слышишь?
А теперь уходи,
ты от горя исчахла,
слезы молчаливые утри.
Стихи придут, образ черный – монаха,
слова не листья, не сори».

Дней четырехсот просчитай,
год пойдет и начинай,
приди ко мне, вспоминай
детдома, детдома.

&

Каждый день превращаюсь
из материи в пыль.

В понедельник я снова звезда.

Во вторник я в конце очереди,
в среду – почти.

На спину, потом на живот,
а мозг бежит...

В четверг ты уходишь и я одна.

В субботу реву.

Я камень в твоей мезузе – поцелуй.

&

Осень и лето пели нам по ролям:
В сон сигани.
Безумным, мощным потоком шли
календарные дни.
Дуэль – Бог, а Время в самом секунданте
стреляло пулями в нас, – рот раззявте.

Жизнь такая не сахар,
ночью корчит от страха.
Вини, кого вини? Сини и сини.

Как голуби воркуя, как лошади гарцуя,
бедный ум шифруя, до кипи довели.
Голос тонет в эхе, ум давно поехал,
и в небе целый год тонут корабли.

Секреты в безмолвии хранили,
доход – шаром покати.
Как вас еще любить не знаете?
Я целый год стою на вахте!

Солдаты маршируя, кочевники кочуя,
весь мир переименуя надо мною шли.
В обрыв срывались реки, облака калеки
небо конопли собой заволокли.