Ангельская трагедия. Глава 2

2 кривая
2.1
Чирикнул птичкой трелифон,
И высветилось эСэМэС:
"Сижу в кафе "МакДеколон"
В торговом центре "Дым чудес"

Спустившись на конечной из
Переналюденной тоски
Под гомон, плач и чей-то свист,
Вновь оценил прямой изгиб

Взметнувшихся толстенных стен,
Вертушку-дверь и пестрый ряд
Рекламных выбесок, что всем
Свою лишь истину вопят.

И по ступенькам я взлетел
К уже отверзнутым вратам,
Но сторож Пётр, меж прочих тел
Меня увидев, против встал,

"Готов ли ты сюда войти?
Дай досмотреть твой скорбный скарб!"
И я, как пойманный мотыль,
Поднижен и жестоко слаб,

Исполнил, что привратник мне
Велел исполнить, не сробев,
Я мог бы выкрикнуть "не смей!"...
Но сделал и продолжил бег.

Мистический поэта взор
Являл не то, что прежде знал:
Худит, как рой, огромный зал,
Где продавец, что ушлый вор,

Здесь сонмы блеклых светлячков,
Полупогашенных детей,
Без заковыристых идей,
Плывут за порцией оков,

А их родители – смотри,
Затянуты в зловонный шар,
Лишь челюстями в такт трещат
И обсуждают ассорти.

Из шара слизи руки их
И головы едва-едва
Торчат, как будто дерева,
На ножках крепких и кривых.

Какие мерзости! – тогда
Подумал слишком громко я.
А Брюсов, холодно смеясь,
Звук зародил в своих устах,

Невидимых, само собой,
Неслышимых ни для кого:
"В них только гарь, а не огонь,
Жар, скрытый тёмной пеленой".

"Но кто они? Как имя им?
Как будто крылышки видны!
Но почему же столь страшны,
Завернутые в грязь и дым?"

"Мы в мире духов их зовем
Брюхангелами, - проводник
Поулыбавшись, разом сник. -
Подобных им во тьме и днем

Пленяют вещи, сушит страсть,
Желудок скручивает глад –
Им хочется приобретать,
Все, что здесь есть - от кольц до астр.

Зло распаляет аппетит.
Здесь, в потреблеющей толпе,
Не позабудь, друг, о себе,
И сам не будешь позабыт".

«Да сколько ж их!» - воскликнул я.
Но Брюсов сказочно пропал,
А вместе с ним весь мой запал,
Вдруг в уши молвь стекла, что яд:

"Нас тьмы, и тьмы, и тьмы! - пел Блок. -
Мы любим плоти сладкий запах,
Мир треснет в наших мощных лапах,
Таков исход, таков итог!"

Он появился и исчез,
А я, отгородившись от,
Продолжил мрачный свой полет
В торговом центре "Дым чудес"...

2.2
Чем выше лестница несла
Под грязноцветный потолок,
Тем больше я дурнел и слаб,
И пальцами свой пульс толок.

Сгущалась плотность, шум и гарь
Впивались в уши, грызли нос,
Мне предложил надеть бока
Розовощекий брюхонос –

По акции зловонный шар
Надень скафандром и лети,
Преград не зная на пути
Там, где брюхангелы кишат.

Но чем же я тогда от них
Ответь, будь добр, отличусь?
Приняв личину, гамму чувств
Приму, и стану, как они!

Тут заругался брюхонос
И кулаками замахал,
Но сторож Пётр от греха
Его увел, решив курьез.

Я втиснулся в забитый зал,
Пропихиваясь в тонкий лаз
Среди лишком заплывших глаз,
Искал любимые глаза.

Брюхангелы достигли здесь
Вершины сущности своей,
В горящей сотнями огней
Скворчащей маслом томноте,

Они жевали в унисон,
Причавкивая невпопад,
Гремучих запахов парад,
Теснящий враз со всех сторон...

Но там, за столиком, вдали,
Возле огромного окна
Сидела скромная Она,
Не Ева, но и не Лилит.

Ждала меня, пила коктейль,
Не зная мутных вязких чар:
Мадонна, светлая печаль!
Я протолкался меж локтей,

Под окрик МакДалины, что
Свободна касса! Налетай!
Сбылась брюхангела мечта,
А я влеком иной мечтой.

Очей Мадонны мягкий свет
Пролился на мое лицо,
И мыслей высохшая ветвь
Цвела сиреневым венцом,

Живая речь и губы-мак, -
Вмиг стихли вопли МакДалин,
Брюхангельская кутерьма,
Достойная картин Дали.

Час уложился в пять минут,
Их вспять никак не повернуть,
И мы опять расстались с Ней...
И в каждом встреченном окне

Ныл Город, гордый и густой,
Сравнимый разве что с глистой,
А я на станцию поплыл
Среди разбитых бытом крыл,

И развороченные лбы
О мироздания столпы
Тихонько тлели святотой...
Я был не тот, и всё не то.