Судьба

СУДЬБА

К виску приставлю револьвер –
Холодным, дьявольским дыханьем
Пугаю всех азартных дикарей,
Тупым я страхом во глазу,
Роняю горькую слезу,
Она же холодна, как лед
Бросается с испугом в крови брод,
Вода же становится красней
От тяготы манящего желанья
Переломить, как стену, фатума барьер.

Со спешкою вращаются патроны
В скрипящем барабане, с ржавым кулачком,
На место вскоре встанет он.
Раздастся глухой удар о щели,
Настигла тишина, патроны не шумели,
Курок у пальца. Волнение грызет
Мое сомнение. Душа ревет.
Я жду часа рокового,
Как Боже дитя свое святое
Благословит на игровую смерть,
Точно, как гранату без чеки вертеть
В своей окровавленной ладони,
Иль наслаждаться ужасной краской адской бойни,
Моя рука уж содрогнулась…
Душа моя не задохнулась
От слез своих, желая жить?
Он дал осечку! Как же быть?!
С каким-то лживом героизмом,
Возможно, даже эгоизмом
Я снова возвращаюсь в ту игру,
С иронией спрошу я: «Не помру?..»
И вновь вращается цилиндр,
Отбивая монотонным ритмом,
Заняв обещанный простор
Идет в душе ретивый спор,
И передернулся курок,
Останется детЯм моим урок,
Что револьвер настолько плох,
Что им гонять бы только блох –
Он дал осечку! Снова, снова!
Я что ль везунчиком свыше именован?
Второй же раз! Ну, где же выстрел?
Где ж огонь? Где ж хоть искры?
И третий раз, четвертый, Боже,
Осечка за осечкой – все одно и то же!
Осточертело! Руки опущу?
Везенью своему шутки я прощу?
Заботой Божьей окружен?
Иль жил я ярым дурачком?
Иль вовсе белая ворона?

Играясь, находя вопросы,
Ответы при этом, не учтя,
Лишь брань завел вокруг себя.
Отбросить напрочь искушения?
Забыв о череде веселья,
Забыть про острый нож в спине,
Кой так изящно,
Так прекрасно,
Крепко вбит под шею мне?
Оставлен он там не случайно,
Когда, играясь в карты, я отчаянно
Проигрывать любил соседним игрокам,
Своим не верил я рукам -
И сотворил «ни что иное»,
Что смог пожертвовать спиною –
Я оправдаться уж сумел.
Тогда я жить удачно не умел,
Что каждый раз при партии дурной –
Спасался всякой ерундой:
То, вспоминал про занятость мою,
Припомнил щедрую семью,
Припомнил все, что фантазия позволит,
И что после чертовых застолий,
Пропил я все мои богатства,
Игра же пропитана пиратством!
Я не хотел уж далее играть!
Просил людей забыть и потерять
Меня – игрока-то удалого,
Человека – хорошего, простого…
Народ же искренне любя,
Возможно, даже не шутя,
В подарок дал мне нож белесый.

Забыть бы мне про все невзгоды,
Забыть об осуждающей молве,
Забыть о многочисленной толпе.
Забыть о той пустой тропе,
Где я нашел лишь дурость в голове
Припомнить постыдные мне годы.

Осенним, охлаждающимся хладом
Пробило тело нежное мое,
И слезы излились вдруг ручьем.
Вдали, вдоль сизой полосы,
Вдавалась тень в различные красы,
За ней, за страшной и кривой
Всходил на холмы парень таковой:
Лицом он не был узнаваем,
Взгляд его горесть наполняет,
Лишь улыбается, пытаясь превзойти
Суровую реальность, предпочти
Счастье – смерти одинокой,
Отречься от всемирного порока:
Жить, любить и понимать,
И ни разу очи открывать.
Он шел навстречу мне,
Гонимый сам собою, и лишь трудней
Ему становилось делать шаг,
А если сделает – во мрак.
В руке моей был сущий дьявол,
Взмахнул я ею сильно, справа,
Наставил на бедного «мальца»,
И ждет же юноша конца.
Я дар ему священный преподнес,
И тихим шепотом вдруг произнес:
«Малой, ты вскоре все поймешь –
Улыбкой смерть не отзовешь…»
Раздался выстрел – тот желанный,
Тот... самый… долгожданный,
Свалилось тело на песок,
Предчувствовав нещадный рок,
И магма красная в безумство
Полилась прочь, буря все чувства:
Все слезы, наполняющие глаза,
Тот гадкий взгляд подобный пламени – гюрза,
Парнишка смертной властью покорен -
Последний вдох был ядом поражен.
Ведь, все же кровушку прольем,
Ведь, все же в мир иной пойдем?
Увы, вкус крови нам не сладок.

Нависла гробовая тишина,
Я краткими, нелепыми шагами
Медленно иду, сопровождая путь смешками,
К умиротворенному повесе,
Кой все ж играет роль в несчастной пьесе,
От непонятности смеюсь,
На месте юноши – лежал бы я – учусь
Везенью доверять,
Но на место парня не хочу претендовать!
Но все же Боже сохранил!
Ко мне он так любезен, так уж мил!
Другой же не в силах был понять:
Как мне при смерти устоять
Удачно посчастливилось, и Боже право!
Кричать мне все должны уж: «Браво!»
Холодный взгляд его душа томила,
Кровь заменяла ей чернила:
Блекло вырисовывала боль,
Теряла весь рассудок, жадность воль,
Руки охладели слишком рано,
Во взорах разошлись туманы
По всем чистым уголкам,
Где не виден ужас ран.
Стоя над искателем горячих слез,
Громким плачем завопил вопрос:
«За что мне чертово проклятье -
Глядеть на смертное объятье?
Я Бога милостыню принял,
Иль чертовым ключом открыл астрал?
Мне блудному созданью –
Везенье дало пропитанье?
А бедняге-путнику, что ж, нет?
Дай мне, Боже, дай ответ!
Я долго испытывал судьбу –
И слышал всякую молву,
Что мне давалось глядеть на адскую борьбу,
Что не семь пядей у меня во лбу.
И жив остался пакостник, злодей,
И людей я всех глупей –
Живу, подлец, никак я не помру!
Зато чужую жизнь в руках держу!
Сжимаю словно острое стекло,
И разобью кусок в конце концов,
Прольется кровь и счастлив я,
Порадуюсь, как малое дитя».
Устал глядеть я на бедолагу,
От горьких слез я с ним же слягу,
Возможно, время все решит,
Азарт проклятый мне велит
В последний раз предать сомненье
Почувствовать конец предвосхищенья –
Достать патрон, и все закончить –
К могильной плитке притащить бутончик
Пакостных, трехдневных кремовых гвоздик,
К ничтожной мысли уж привык.
Орудие уже готово,
Проронить ли на прощанье слово?
Несется дуло к голове,
Приставлю же его я к ней!
Лишь гибель вьется между нами,
Лишь кровь разливается реками,
И жизнь смысла лишена.

Пред вами побитый временем востер,
Ждет сладостной минуты,
Цепями он окован и запутан,
Но свободны руки «черные» его,
Раздастся чертов выстрел, чертов вой!
Раздался шум! Свет потревожен!
Зависла в нем завеса, и мужчина огорожен.
Рука выронила ствол,
Игрок свалился на престол
Напрасной играющейся жертвы,
Но как в четвертый, первый
Выстрел, пуля осталась в барабане,
А весок погибшего багрянен,
Потянулся труп к земле,
Через минуту – обмелел,
Упершись безжизненным взором во глазу,
Глядел умиротворенно на осу.
А справа стоял высокий офицер,
Возрастом - уж стар, пенсионер,
В грязный мундир порядочно закутан,
Ожидает долгожданные капуты,
К виску, приставив револьвер.
С 2 октября – 5 октября 2017 года