Шилово на Сюзьве

               
Красоты столиц горделивых пускаю в забвенье.
Хочу вспоминать-говорить не о них – о деревне.
Стоит, так и вижу, над поймой реки – на угоре –
глядит, как играется солнце в воде, на заречье.
По улице ветер летит за околицу – в поле;

весёлый – с прогулки в лугах заливных меж куртинок.
За Сюзьвой, близ Камы, озёра с клубками кувшинок
в таинственных водах. По сколкам призывную песню
незримые птахи поют для своих половинок.
Полянки, случается, дарят с купальницей встречу.

На склоне угора – роскошная статная ива.
Видна хорошо с того берега Сюзьвы, с залива...
Дупло высоко. Заберётся малец, прячась в прятки, –
попробуй сыщи его. Дерево чадолюбиво:
на склон – на тропу стелет тень, чтоб не жгло босы пятки.   

Там избы, под шифером, толем, с чешуйчатой крышей,
с округой в ладу (а не так как дома нуворишей);   
стоят не толпясь, не мешаясь друг другу – ровненько.
Сирень перед Троицей по палисадникам пышет,
В свой срок наряжаются мальвы по всей деревеньке.

Низки и сквозят, лишь от глупой скотины, заборы.
Бежишь по деревне и кажется: вот-вот с угора
взлетишь – полетишь над рекой, над заречьем, как птица.
Замрёшь у мостка: там, где лодки стоят на приколе
и ласточкой в воду – с друзьями купаться-резвиться.

Ребята, сноровные с выцветшими волосами,
на речке без взрослых – о младших заботятся сами.
Скупнутся – и в мокром уходят, приходят другие:
помощникам сызмала, непозволительно днями,
спасаясь от зноя, бездельничать – не городские.

А вечером в клубе кино. До и после – гармошка...
Выходишь из клуба – любуешься лунной дорожкой:
мерцает злачёная лента, колышима речкой...

Ни клуба, ни школы... деревня исконная в прошлом
далёком осталось.
И в памяти теплится свечкой.