Память

               
         В тринадцать лет я закончила седьмой класс и поехала в трудовой лагерь. Раньше я ездила в местный пионерский лагерь после третьего, пятого и шестого класса. Родители всегда приезжали ко мне на лодке попроведывать в родительский день. Я начинала проситься домой и меня забирали. А потом, на следующий год все равно просилась записать меня в лагерь. Может мне скучно было. Вроде никто не обижал. Просто дома с бабушкой лучше наверно.
        А здесь сказали, что на море повезут. Я на море не была еще. Ездила на родину родителей в Челябинскую область. Ездила к тетке в город Тюмень. В Свердловск несколько раз с родителями, чтобы к школе приодеться, да и школьные принадлежности в городе приобрести. Ну и в местные небольшие городки: Урай, Тавду, Ирбит. Понимала прекрасно, что тут-то придется до конца смены жить, далеко очень и никто не заберет. Сам лагерь где-то около Одессы. Теперь уже название не помню. Но осталась фотография местной девочки, к которой мы в гости ходили. На обратной стороне фотографии написано «Подруге Тане на память от Любы» и моей рукой дописано «лагерь труда и отдыха около Одессы, подруга из Яссок». Я посмотрела сейчас на карте есть село Яски на реке Турунчук, Беляевский район. Не знаю даже это место или нет.
       В лагере мне понравилось. Правда, на море долго не вывозили. Учителя решили, что, если после работы пока пообедаем, потом поедем автобусом, купаться уже времени мало останется, да еще обратно ехать. Лето, жарко, работали до обеда.  Все пить хотят, на поле фляжки с водой привозили. Мне так не хотелось пить. Я утром попью на завтраке чай – и до обеда. Мне – не трудно было. Некоторые девочки плакались, что приехали отдыхать. А я привыкшая. Дома же всегда за ягодами ездила с родителями на лодке. Бруснику – ведро десятилитровое полное набирала. За клюквой осенью уже ездили, и дождик, b на болоте сыро, сентябрь уже. Но тоже все – по ведру. За малиной – в жару на мотоцикле. И тоже по кочкам целый день в малиннике, поцарапанная шиповниковыми колючками, но – с семилитровым ведерком малины. А попутно и другие ягоды – то литровую баночку земляники, то костяники обязательно, то черники с голубикой наберу. А за грибами, так это вообще по лесу пошагать надо. А у нас леса непролазные: деревья поваленные, коряги всякие, повывороченные с корнями стволы, завалы сплошные. И к комарам, и к паутам привыкшая. Да и грядки и под картошку огород копала, в лопату вставала с родителями. А тут – сначала отправили собирать черешню. Вообще здорово. Черешню я до тринадцати лет и не пробовала. Раньше же в магазины такие ягоды не привозили. На деревья залезали, собирали, в ящики потом ссыпали. Мальчишки ящики относили. Наелись и бордовой сочной черешни и желто-розовой. Нас, конечно, предупреждали, чтоб не ели, препаратами обработаны ягоды. Да что там нам, детям, наверно час-два пособирали, а потом – протрем и наяриваем. Животы вообще не помню, чтоб болели у кого. Такой большой сад с черешней я и никогда больше не видела. А тогда идешь на работу, в одной части – красным-красно, в другой – желтые и розоватые деревья. Красиво. Представляю, когда они цвели, как это все выглядело. Потом самая нудная работа – это собирали морковь, свеклу. Уже не помню – нужно было сколько-то пучков собрать по норме. Тут потруднее, в наклон, да и не поешь грязную-то. Воды рядом нет в поле. Но все равно весело. Все знакомые. Были дети из нашего класса, знакомые из других классов, дети из других поселков района. Учителя с нами ездили тоже из нашей школы. Молодая незамужняя учительница по алгебре и геометрии - Галина Георгиевна и учительница по географии, Зоя Александровна, тоже ей еще тридцати лет не было. И им с нами весело было и нам. Они как подружки. Помню девчонки, старше меня на класс, решили погадать вечером. Так наша учительница с нами участвовала тоже. Вроде и не верим особо, так, для развлечения собрались, и нас много в одной комнате было. А все равно, помню, испугались.
        Тамара – девочка постарше меня на класс, может на год или два, но по виду – такая сформированная девушка уже (что нельзя было сказать по мне: глазу зацепиться еще нЕ за что было). Она была очень общительная, дружелюбная, нисколько не зазнавалась, что красивее нас, на парней внимание не обращала (что не сказать было про них). Вот она и придумала: «Давайте погадаем, мы дома с девчонками гадали, к нам приходили умершие, которых мы вызывали». Ну, смешно, конечно, никто и не верил. Я от бабушки слышала про гадание такое. Но самой зачем? Да и маленькая еще была. Это я сейчас знаю, что гадать нельзя, грех. Но в советское время, так, для прикола. Тем более такой толпой. Ну человек десять-пятнадцать нас в комнату собралось. И Галина Георгиевна с нами. Достала Тамара карты и говорит, что нужно всем, кроме нее спрятаться. Выключили свет, закрылись на запор. Я с кем-то, не помню, какой девочкой, под одну кровать спряталась. Кроватей наверно пять было в комнате, так вот по несколько человек под каждую. А Галина Георгиевна под стол села с девочкой. Когда забрались под кровать, было смешно, лежали, хихикали. Но когда выключили свет, Тамара начала говорить что-то тихонько, не помню уже что, да и непонятно было, мне стало страшновато. Тамара распустила волосы. В одной сорочке посреди комнаты с карточной дамой (бубновой или пиковой вообще не помню) перед зеркалом сидит и говорит: «Дама выйди, дама выйди!». А я с краю лежу под кроватью и темно. Я и так с детства темноты боялась, спала с бабушкой в комнате, а свет для меня на кухне оставляли на ночь. А здесь вроде столько человек в одной комнате. Но ведь тишина, Тамара сказала не разговаривать. Наверно кто не боялся, а это все кроме меня наверно, даже прикорнули поди. И тут… раздался стук. Все, кто спал, проснулись и в один голос со мной и Тамарой вместе заорали благим голосом. Кто-то догадался свет включить. Стук продолжался. Оказалось, стучат в дверь. Дверь открыли. А там мальчишки с выпученными глазами: «Вы что тут все делаете?».  Тамара говорит, что уже начала краешком глаза видеть, как кто-то появляется в зеркале и вот мальчишки помешали. Сочинила наверно для пущего страха. А мальчишки говорят: «Идем мимо вашей комнаты, а там раздается «Дамабынди, дамабынди». Думаем, что за «дамабынди», вот и постучались». Учительница говорит, чтобы не рассказывали мальчишкам, а то на работе (в школе) потом накажут, что с нами тут участвовала в гадании. Не знаю, рассказал кто, но мальчишки узнали и всю смену над нами смеялись: «Дамабынди, дамабынди».  Вот потом Тамара после школы главным бухгалтером проработала у нас в поселке. А учителя даже моих сыновей учили. Работают еще. Внучке вот десять лет. Еще и она у них успеет поучиться может быть.
       На море мы в конце смены все же съездили. Ночевали несколько ночей в палатках, рядом с морем, на пляже, накупались. Впечатления огромные, я помню этот цвет воды – прозрачная, голубая, сказочная поверхность моря и переходит в такой же цвет неба. Вот именно, море мне показалось тогда не зеленым, не синим, а голубым. У нас вода в реке не прозрачная, у берега мутная, где купались, а в середине реки – темная глубина. А тут все светло-голубое, волшебное. Цвет нереальным мне казался. Сейчас езжу к морю – то в водорослях, то волна большая и пена по берегу, но все равно зеленоватое. Другими глазами смотрела, детскими, беззаботными, реагирующими на все красивое сразу и ярко.
      А в выходные мы ездили в Одессу, на аттракционы ходили в парк. Осталось фото - на Потемкинской лестнице сфотографировались. На экскурсию в Нерубайские катакомбы ездили, и у входа тоже сфоткались.  Сами катакомбы – тоже интересный для меня момент. Посещение этих лабиринтов вызвало чувство причастности к истории у меня, у девочки-подростка. Историю я любила в школе, а тут не по книге – настоящий памятник. Экскурсовод рассказала конечно больше про войну, чем в учебниках. Холодно и сыро, шли пригнувшись, катакомбы очень низкие. Почувствовала себя в том времени как будто.
       Вот такие впечатления остались от лагеря, домой даже некогда было попроситься, значит просто заняты мы все были делами. Чем кормили вот в столовой вообще не помню, видимо еда меня не интересовала совсем в то время. Зато в столовую уже ходили сами по себе, не то, что в пионерском лагере – строем везде. Как большие уже, вот это уже мне нравилось. С кем в комнате жила, сколько человек в нашей комнате было, какие кровати, не помню. Значит быт меня тоже еще не интересовал, как и еда. Запомнилась большое дерево около кухни – шелковица. Тоже впервые видела, мальчишки висели на ней, а мы подпрыгивали объедали черные ягоды-малинки каждый раз, когда проходили мимо. Мне она показалась водянистой и безвкусной, в сравнении с нашей-то малиной. А еще мне понравился мальчик с нашей смены. Он из нашей школы, на класс постарше. Ростом невысокий, с меня примерно. Но лицо, как мне показалось, красивое и щеки розовые. У других мальчишек – чумазые, в пыли. У него – розовые. Вовой звали. Сели на обед на кухне. Стол длинный. Я на одной стороне стола- он напротив с девочками из своего класса. Смотрю-смотрю только на него. А он видит, что я на него смотрю и говорит: «У тебя морда кирпича просит». А я его «дураком» обозвала. Любовь прошла разом. Мальчик нетактичный оказался. Сейчас в полиции работает.
       Ходили в магазины в выходные в соседние деревушки или села это были. Родители с собой всем деньги дали. Я подарки родителям выбирала, привезла маме духи в красивой белой коробочке. Вот через поле если идти – это в село, где знакомая нам девочка Люба жила. Она тоже на поле с мамой работала. Кто-то из наших девочек познакомился с ней, она в гости к себе пригласила. Вот мы вчетвером ходили к ней.  Орехами грецкими угостили и с собой всем насыпали, это ее мама уже нас так гостеприимно приняла. Говор их помню – точно украинский.  Вот такой приветливый народ – украинцы. А чтобы в магазины – это идти вдоль речки. На реке нам запретили купаться. Местные жители и председатель на первой встрече, когда мы приехали, сказали, что после войны речка все еще начинена снарядами. Говорят, несколько лет назад подорвались мальчишки местные. Река неширокая, намного меньше нашей, где я живу. Да вот опасная, вся говорят в глубоких яминах от снарядов. Когда шли вдоль по тропке, то по берегам вся какими-то кустарниками и деревьями заросла. Они так наклоняются и спускаются в реку ветвями. Хотя недалеко от лагеря было вполне хорошо расчищенное место, где местные купались все равно. Да и наши мальчишки тоже. Разве мальчишкам запретишь. Один раз мы с учителями ходили, они не всех водили, а вот нас человек пят-шесть брали девочек примерных. Они же по сути тоже молодые девчонки. Отдохнуть от школы хотят. Я тогда плавать не умела, так походила-побродила по пояс в воде и вышла. Трусливая с детства. «На скаку коня» мне не остановить и сейчас. Больше позагорали на берегу.  Вот этот берег я помню, как сейчас. Небольшой спуск вниз к реке. Поляна вся в травах. А мы идем втроем с девчонками в магазин в село соседнее. Тропинка узкая, справа река. На полянке сверху, метров десять от берега расположилась молодая семья или две наверно, с детьми. Как это и раньше было – покрывало на травке расстелили, какая-то еда, может лимонад пьют, бутылки стоят. В купальнике молодая женщина, другая одетая в платье. Мужчины и старшие дети в купальных плавках. Их издалека видно было, как мы подходили. И вдруг доносится громкий плач женщины в платье. Другая ее успокаивает, говорит:
-Так он наверно домой убежал. Сейчас придем домой, а он дома уже.
-Нет, не пойду, давайте еще поищем, - и громко всхлипывает.
Мужчины двое и старшие дети по берегу ходят, смотрят в воду. Один мужчина в воду ныряет.
-Пойдем домой, -зовут ее. – Здесь нет никого. Уже времени много прошло.
Молодая женщина вся в слезах.
-Давайте в лесу искать.
-Да уже вокруг все деревья обошли, пойдем, - говорит ей женщина в купальнике.
-Вы не видели мальчика маленького? - спрашивают мужчины нас.
-Нет, - отвечаем. - А что случилось?
-Потерялся, вот бегал около и потерялся.
       Ну если сейчас это было, я бы тоже стала искать. А нам по тринадцать –четырнадцать лет. Мы оглядывались, оглядывались на них. Так и пошли дальше по тропке вдоль речки этой. Все равно они уже уходили и женщину насильно уводили. А она все не хотела идти и смотрела в реку. Толи три,а может два года ребенку они сказали, не знаю сейчас. Но все равно. Вот как он мог один уйти домой? Вряд ли. Впереди поле целое и села не видно. Очень далеко. А речка – десять метров. Речка мне показалась еще страшнее, опаснее и угрюмее с ее зарослями и свисающими густыми ветвями. Вот вспоминаю ее удрученное лицо, прямо убивающийся взгляд. Она не кричала навзрыд, а как-то обессиленно поднималась и садилась опять, убитая горем.  Мы шли обратно тем же маршрутом, мимо берега, где купались и отдыхали люди. Этой молодой семьи не было уже. Мы с девчонками поговорили,посочувствовали и прошли, надеясь, что все у них будет хорошо, ребенок нашелся. Теперь я взрослая. Трехлетнего ребенка не было долго, как я поняла искали его давно уже. Я вспоминала в перерывах своей жизни этот эпизод. И опять забывала. Свои дети, хлопоты, потом внуки. Мне теперь никогда не узнать, куда пропал ребенок. Да нет, куда пропал – это не то, что меня интересует. Меня беспокоит он нашелся? Чем я старше, тем меньше в это верю. Что за память. А говорят хорошее запоминается, а плохое забывается. А у меня все острее вырисовывается именно эта картина. Никогда не узнаю. Тяжело. Даже в фильмах многосерийных, в многотомных повестях – все становится известно. Почему я это не выяснила тогда. Тринадцать лет – подросток? Но ведь в лагерь ездила уже без родителей. А другим девочкам помнится этот эпизод из нашей жизни в лагере? Ведь было же время сходить до села. Хотя сходить – это не решит ничего, не поможет ничем, раз взрослые не нашли. Лучше было не узнавать? Тяжело. Получается я прошла мимо и не тронула меня в тринадцать лет эта история. Рассказали о том и учителям, и они забыли наверно давно.
       Встреча с морем, месяц свободы от родителей, общение со сверстниками, юг, солнце, мальчик красивый, фрукты и ягоды – это так много впечатлений, и они теперь одновременно закрываются тяжелой волной памяти о пропавшем ребенке. Ведь не помню имена некоторых девчонок, которыми в лагерь ездила, названия лагеря, сел, в которые ходили. Здание, в котором жили не помню, двухэтажное или трехэтажное. Сколько денег с собой в лагерь давали родители, не помню. Даже не скажу теперь, танцы были там, в лагере или нет? Может быть были, а это я маленькая и не ходила? А это событие – не забывается.  Да, не молодею. Что же так мучает эта память?