Об идеалах

Однажды летом, в самом начале восьмидесятых, когда уже не было в живых Леонида Ильича, но и до пришествия на престол компартии страны Михаила Сергеевича Горбачева дело ещё не дошло, случилось нечто, что несомненно повлияло на мой характер и менталитет. Это Нечто запомнилось мне пожалуй первыми моими терзаниями по поводу глубокого и, как мне казалось, осознанного несогласия с доводами одного из приятелей моего отца, который занимал определённое должностное положение и с его мнением безусловно считались многие. Какими доводами? Нелепыми, грязными, неправдивыми, бесчестными, субъективными, однобокими ... о жизни и творчестве Владимира Семеновича Высоцкого. Да, будучи ещё подростком, я настолько увлёкся его песнями, что посвящал им львиную долю своего свободного времени, наряду с футболом и шахматами. И увлёкся я сначала даже не его текстами и музыкой, а тем, КАК он исполнял свои песни. В это время я фанатично любил всё, что делал Высоцкий и в кино, и на телевидении, и, конечно же, в песнях, хрипящих и рычащих из нашего старенького бабинного магнитофона. Я прочитал всё, что мне попадалось под руку о нём, в том числе: книги, статьи, отдельные обрывки самиздата. Кое-что мне приносили родители, хотя и подшучивали над моей однобокой любовью к искусству, намекая на пробелы моего литературного и музыкального образования.
Но вернёмся к тому, что произошло в один из летних вечеров той поры. Совершенно точно помню, что на дворе стояла настоящая сибирская липкая, в самом прямом смысле этого слова, жара. На чулымском стадионе у нас проходили очередные соревнования по футболу и мы были разбиты командой из города Коченёво со счётом 4:2. Мы, не знавшие поражений многие годы, были разгромлены и смяты дисциплинированным и умеющим играть противником. Настроение было ни к чёрту. После проигрышной игры в условиях жуткого зноя, мы в подавленном состоянии, не глядя друг другу в глаза, обмолвились несколькими фразами и разошлись по домам.
Помню как, едва перевалившись за порог нашего дома, я набрал в огромный ковш студёной воды и надолго прилип к нему губами.
Помню как долго и жадно я пил воду, как не мог насытиться ею, как плохо мне было от царапающих мыслей о проигранном матче. Казалось всё было против меня. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, на вопросы мамы отвечал односложно, так ничего и не рассказав, прошёл из веранды на кухню и вдруг обнаружил, что у нас гостит старый товарищ папы - дядя Миша. Он почему-то был в военной форме, при погонах со звездами, и хотя я знал, что дядя Миша периодически запойно пил и что отец долго пытался его вразумить о пагубности такого пристрастия, в тот день они выпивали вместе. Признаюсь: мне всегда было интересно слушать их беседы или их не шуточные споры. Они оба были очень умными людьми, читающими, мыслящими и много знающими, однако, слушая именно дядю Мишу, мне больше нравились его мысли, они в основе своей совпадали с моим мироощущением и пониманием жизни, и зачастую в их спорах я был на стороне дяди Миши. Однако в тот памятный день всё пошло не так как было обычно. Войдя на кухню я поздоровался с гостем и по указанию отца присел к ним за общий стол. Моя мама, вошедшая на кухню следом за мной, привычными движениями заполнила мою тарелку вкусностями и ушла управляться со скотиной. Прерванный при моём появлении разговор отца с дядей Мишей, после очередной выпитой стопки водки, был неспешно продолжен, а я в предвкушении вкусной их беседы превратился в одно большое ухо. И действительно, я слушал их рассуждения с удовольствием, практически мурлыкая и почти забыв о футбольном огорчении. В основном они говорили о работе, о проблемах с кадрами, о том, что многие не стремятся стать более профессиональными и грамотными специалистами. Но вскоре разговор зашёл о закрытости нашей страны, о том хорошо ли это или плохо. И неожиданно для меня дядя Миша начал высказываться о диссидентах, "убежавших за границу", об их расшатывании системы, и о том, что только один диссидент остался в стране, и это - Высоцкий. И дядя Миша начал говорить то, о чем я ещё и не мог знать. Многое, о чём он тогда рассказал, спустя годы я решил сгруппировать в одно небольшое стихотворение...

Хрипел по подворотням, мучил струны,
И у законников, и у ЗК в друзьях,
Он оставлял свои густые слюни
Когда он пил и пел у них в гостях.
Всё через лоск загульного веселья:
С иголочки одежды, женский вздох,
Но, слава Богу, было и похмелье,
Иначе лет на двадцать раньше б сдох.
Всё кувырком: концерты, дом, театр,
На всё готовые девИцы у двери...
И эта, с кем он ездил на монмартр,
Чтоб осмотреть оттуда весь Париж.
И день, и ночь меняются картинки.
Коньяк, друзья, наркотики, стихи
И залы от МурмАнска до Дудинки,
И зрители от шишек до сохи.
Свободным жил, шпана за ним, как с братом,
Сорил деньгами, мог и одарить,
И мучался вопросом он проклЯтым,
В чём правда скрыта, быть или не быть?
Не удержать, не напугать бродягу.
"Живём под солнцем", - говорил друзьям,
И пил запоем жизни своей брагу,
И не ходил по тюрьмам и врачам...

Я помню, как я, сказав только -...Неправда!... выскочил на улицу не попрощавшись, а после ухода дяди Миши, в своей постели я проплакал всю ночь...Были разрушены мои идеалы...и Высоцкий, и дядя Миша....пусть и не надолго

25.07.2019г.


Рецензии