Отчего же глаза твои, детка, разбиты?

Он шел неторопливо по узкой каменной лестнице, что рассыпАлась
вниз или вверх
куда попало,
грудами крошащихся черно-серых камней,
между нарисованных драконов с золотыми глазами
на окнах
с дребезжащими стёклами,
одновременно пыльными и заплесневелыми, зеленовато-белыми,
понизу ослепшими мутноватыми бельмами,
с налипшими мокрицами на слюдяной роговице,
что своими телами рисовали зигзаги и петли
золотисто-пряной слизи;

лестница падала, падала, падала то ли вверх, то ли вниз, куда ей хотелось
между ржавых дверей
и низких заборов,
вросших наполовину в чёрную, жирную почву,
что пахла не хуже вина и так же пьянила,
будто местные боги, позабытые Гангом,
придумали делать её из забродившего фруктового мяса,
из гниющих ломтей, из птичьих костей, из помоев, арбузных корок и пальмовых корней.

Внизу, где лестница стала площадкой с покосившимися каменными лавками
перед полноводным ручьем,
он заметил худенькую девушку, игравшую с облезлым котёнком.
Выгоревшая футболка,
смуглая кожа, тонкие пальцы и звонкие капли речи сиамской,
то ли поющей, то ли рыдающей,
иглой золотой будто ткань прошивающей.

Спросил по-английски, как пройти к храму Спящего Будды?
«I dont understand, sorry»
Она посмотрела на него, слизывая капельки крови
с царапины на тыльной стороне ладони,
другой рукой лаская игривого котенка,
и пожала плечами с улыбкой...
Отчего же глаза твои, детка, разбиты?

Он долго сидел на тёплом камне скамьи, курил и смотрел
на небо, которое медленно
переливалось через край Бангкока сиреневыми тучами с позолотой.
А она всё ласкала котёнка, давно уснувшего на коленях.
Далёкое радио передавало грустные песни,
узорами золотистыми порхающими по воздуху
и ниспадающими в тихую вОду.

Время... Время. Время не спит, в отличие от Будды, закаменевшего в заброшенном храме,
под тихое пение женщин, извечно что-то в ручье стиравших,
в окружении верных своих, от рождения спавших.
А рядом на каменной лестнице
худенькая девушка котёнка баюкала,
который утомившись заснул у неё на коленях
и видел сны о божественной силе,
питавшей фиалки на забытой могиле.

Потом он ушел
обратно
вверх или вниз по лестнице,
ведущей куда ей самой захочется,

и всё повторял свой вопрос шепотом
небу, что резало тучи рокотом,
жалея, что не спросил и ушел так быстро

Отчего же глаза твои, детка, разбиты?







.