Дожили. Тёщин юбилей

Всяк дифирамб имеет цену,
И, как бы, всё понятно с ним,
Когда с приветствием на сцену
Выходят дочка или сын.

И тяжело сдержать волненье,
Внимая перечню заслуг,
Когда читают поздравленье
Со сцены внучка или внук.

Но есть субъект, который тоже
Имеет пару слов сказать,
Его слова других дороже,
Поскольку сей оратор – зять.

"Нам тёщи достаются свыше,
Как дождь, как снег, как вихрь, как град.
И если выдюжил и выжил,
Воздастся, ясен пень, стократ.

Тебя окликнут добрым словом,
Не отчитают, не побьют,
Дадут пристанище под кровом,
И супа вкусного нальют.

И не какой-нибудь баланды,
А разносолов, так сказать,
А ты лишь исполняй команды:
Пойти, найти, купить, достать.

Что легче может быть и проще,
Чем зятю место знать своё,
И повсеместно славить тёщу
За рассудительность её.

Не славить тёщу было б глупо,
И я хочу бокал поднять –
Чтоб не остаться мне без супа –
За нашу тёщу, Вашу мать!!!"

Мы были молоды. Очень молоды. А она… она была самой юной из нас. Мы, на пороге своих двадцати, мечтали о многом. А о многом даже и не мечтали. Впоследствии страна, в которой мы родились, выдавила нас из себя и, тем самым, лишила мечты. Нет, ну о чем мечтать, когда всё, или почти всё, сбылось. Успешная карьера, преуспевающий бизнес, просторный дом (и не один), обеспеченная жизнь. И это, как говорил герой бородатого еврейского анекдота, лишь во-первых… Но тогда мы, разумеется, грезили не только о материальных благах. Мы дружно и несколько самонадеянно мечтали о славе. О Славе!

Представьте себе: хрупкая, наивная провинциальная девочка, проживающая в съёмной коммуналке с раздолбанным, денно и нощно журчащим туалетом. Без родственников в Ленинграде, без денег, без титек… Но перечислять все её достоинства я не буду, потому что тост должен быть кратким. В общем, мы с Мишкой запали, втюрились и где-то даже воспылали.

Нет, ну лично у меня шансов не было. От слова совсем. Хотя, я был лучшим студентом на кафедре экономической кибернетики. По истории КПСС. Но Мишка… Он закончил школу с золотой медалью и мог одному ему известным способом отличить производную от интеграла. У него была шевелюра, которой я был лишён по мужской линии, как минимум, в третьем поколении. Он был родом из Одессы, и по определению состоял в дальнем, но очевидном родстве с Исааком Бабелем, Михаилом Жванецким и Давидом Гоцманом. А я уже тогда был маленьким, лысеющим, отстранённым завкафедрой военной подготовки от тактильного контакта с боевым оружием очкариком. Да, Славочка, не каждому, как моей жене, дано было разглядеть необработанный алмаз в куче камней и щебня.

Короче, я прозорливо отступил. Но и Мишка тоже сдулся, когда Славе повстречался высокий, мускулистый, кучерявый десантник Женя Розенберг. Это была химия, не иначе. Их слепо блуждающие в межгалактическом пространстве звёзды сошлись. И, что крайне важно, соединившись по воле провидения в крепком советском браке, ни он, ни она никогда, ни единого раза не пожалели …нас с Мишкой. 

Прошло сколько-то лет. И не суть, есть ли у неё, нынешней, родственники в Ленинграде, деньги на счету и прочие женские прелести. Важно другое. Мы мечтали о Славе, и – вот она. Легендарная, феерическая, заоблачная! Непостижимая, неуловимая и капризная! Одним словом, Слава. За это мы её ценим и любим!

И в качестве вишенки на торте такое коротенькое…


Вам снова двадцать пять, мадам,
Всего лишь двадцать пять!
Но я Вам стольких лет не дам –
Негоже забывать,
Что паспорт беспардонно врёт,
А жизнь – это стресс,
Когда забот невпроворот,
И времени в обрез.
Но годы обращает вспять
Кудрявый мой сонет –
И Вам уже не двадцать пять,
А восемнадцать лет.

Кто скажет, совесть потеряв,
Что я не прав?