Глава 2. Дорога в никуда

А в 1937 году на Браиловского вновь посыпались неприятности по разным поводам.
 В результате в 1938 году его исключили из партии и в феврале арестовали. Реабилитировали посмертно в 1957 году.

 Моя мама и я ходили по всем тюремным очередям, чтобы хоть что-то узнать о нем. Но никаких сведений получить мы не могли нигде. Родные и знакомые сторонились нас. В институте я ничего не сказала, но еще с начала года взяла академический отпуск, так как понимала, что меня оттуда все равно выгонят.

 А через месяц пришли за мной. Весь этот месяц я была как в бреду. Я не звонила даже Матвею Кривицкому, боялась его подвести. А как оказалось потом, он был арестован за день до моего ареста. Позже он был уничтожен, а реабилитирован в 1957 году.

 Мама говорила мне: «Уезжай из Москвы! Берут жен арестованных». Я устраивала ей истерики и кричала, что у нас в Советском Союзе такого быть не может! Он ведь не виноват, он скоро придет!

 За мной пришли 31 марта. Сначала они не поверили, что это я - жена, которую нужно арестовать, такой девчонкой я выглядела. Но все выяснили, сделали обыск, как и при аресте мужа, все перевернули в доме, приказали одеваться. Я мужественно простилась с родными, с плачущей мамой, сестрой, отцом, уверяя, что скоро приду домой. Но мрачная фантастика прочно смешалась с действительностью и перевернула всю жизнь, все представления о добре и зле.

 Традиционный по тем временам «воронок» доставил меня в Бутырки. После унизительных досмотров, после споротых застежек и булавок я была сопровождена в камеру.

 Это была большая комната с нарами. Тускло светила запыленная лампочка. Плотно друг к другу лежали на нарах женщины. Лица их мне показались добрыми и скорбными. Когда я вошла, все поднялись, и многие стали плакать, старались обнять меня и спрашивали: «Что, теперь уже и детей берут?» Я с глупой гордостью отвечала: «Я жена», - не зная еще страшной формулировки, что жена - это ЧСИР - член семьи изменника Родины. Да, это относилось ко мне, отныне я была ЧСИР.

 Меня поместили на нарах рядом с молодой женщиной. Звали ее Надежда Григорьевна Каминская. Она была в безутешном горе. Муж ее, нарком здравоохранения РСФСР Г. Н. Каминский, как недавно она узнала, имел другую семью, а она, Надежда Каминская (кстати, однофамилица своего мужа), им обманутая, отвечала за него как жена. Дома она оставила маленьких детей. И все это терзало ее непрестанно.

 В Бутырках я пробыла месяц. В этой камере были только жены. Лишь один раз вызвал меня к себе следователь (как позже я узнала, мой однофамилец Кривицкий). Я спросила, за что арестован мой муж. Он сказал, что Браиловский был английский шпион. Я возмутилась и сказала, что как-то давно в нашей газете (возможно, в «Известиях») я прочитала заметку об аресте (не помню - в Хайфе или Яффе) «известного коммуниста Браиловского». Следователь ответил, что это была провокация. Мне он обещал, что вскоре я уйду домой и смогу сдавать экзамены в институте. Он врал как мог. Меня увели в камеру подавленную - ничего доброго я не ждала. А в конце апреля многих из нас вызвали, мне дали прочитать постановление, что как ЧСИР я приговорена к пяти годам исправительно-трудовых лагерей.
 
 Всё это я помню, как в тумане, всё было похоже на бред. За что? Почему пять лет, а не 55? Всё казалось дико, как в страшном сне.