Вибрации пространства

Хотелось бы дожить нормально-
без праздников,постов,дуэлей.
И при последнем вздохе
сказать кому-нибудь-"А,ну ка
завари мне чая,я допишу стишок,
а ты послушай-он тебе не нужен,
он нужен мне и только".Какой
восторженный мотив в прохладе комнат,
обученных лекарственному делу.
Круговороты лишнего в природе
имеют привкус горечи,
я буду умирать не на коленях,
а глядя на привычные обои.

Здесь на земле одни лишь страхи
за собственную шкуру и этичны.
И поведенье человека неизбежно
идёт от страха,а не от красоты
дворовых китежей и виллы близ Тибура,
(Катулл плюс Лесбия равно разлука),
мозаики тех бань в которых
блажили греки,и зрачка Боччони.

Хотелось бы дожить в грязи,
по-человечески,в пыли и паутиной
затянутых углах.Вот это фрески,
барельефы и рисунки на
византийской вазе.Факт потери
голубым глазком оранжевого торса
любовной сценки,и каким я бедным
выгляжу на фоне распятых мук,
твоей одежды купленной на распродаже
рулонов всякой дряни ,тряпок и кроссовок.
Всё это так изводит и заставляет
торопиться с мыслью некой
повторимости блаженных излияний
в собственные уши ввечеру
нужды в подруге при последнем вздохе.
И чувствовать нутром стихию
хаоса,начало предложений,
приём ассоциаций.Я слишком
восприимчив к вибрациям пространства;
я вижу время в профиль и анфас-
его лицо спокойно и надменно
толкает взглядом спать и будит рано.

Слова любви должны быть
коротки настолько чтоб ты мог
не быть дезориентирован,
дезинформирован и заинтересован
в дешёвом рынке сбыта благих
намерений и намерений условных,
рождённых скукой и тоской по бёдрам.
Не помню точно ,помянул ли лихо
я в этой песне,отнятой у чувства
опасной связи поэзии и прозы.

Послушай!При последнем вздохе
я должен радоваться,уходя в низину
часов настенных и в верховье бездны.
Ещё глоток воды и я уеду
в добротный обморок ,в бесконечный
витиеватый слог.Могущественна вера
в источник радости.Будь то солнце,
или богатый ливень с неба!
Неисчерпаем и неиссякаем дух
язычества-он полон воодушевленья.

Здесь на земле всё от цветка до пыли
имеет власть над гордым человеком.
Он был последним помещённым в матку,
напичканной весёлой атмосферой,
опилками ,оставшихся от птиц и насекомых.
Его лепили боги наскоряк,
и получилось нечто похожее на трепет
поджилок и кишок-они вслепую
когда идут на нож,не понимают
внутренности спички и внешности огня.
Едва ль красиво и начало жизни,
а середина жизни-лицемерна.
Какой должна быть смерть,
если иметь в виду отросток плоти
уносимый ветром в забытьё.
И почему нам нестерпимо тошно
от разложений мышц и гениталий.
Ведь по законам живописи это
тоже влияет на мозги и чувства,
оказывает бесплатную услугу-
опознавать себя во всём объёме
тоски предсердья.Ужасы любви
едва ль сравнимы с этим
невыносимым запахом распада.

Нас так всегда учили:смерть
страшна,а жизнь прекрасна,
что мы не спали днём ,а спали
ночью,чтоб не видеть звёзды,
которые чудесней жизни оказались,но
мертвее мёртвого они для пучеглазов,
нацеливших ракеты друг на друга;
убийц лесов,и маленьких детей
не различающих меж линией и кругом,
между ансамблями крапивы и
римским портиком сооружённом
для похоти и отдыха спесивых
греческих и римских рабовладельцев.

У дерева есть всё,чтобы казаться
готическим собором,и наоборот.
Вот только лишь плоды
мельчают с каждым годом,
и падалицы много.И как
растянут день,а в тишине
так много Моцарта и Гайдна,
и мелких сплетен об
одиночестве и светопреставленье.
Любовь плетётся вслед
пятниц,сред и четвергов;
потом рабы доделывают шпиль
и хлопают в ладоши,мастерок
минуты эдак три
летит на землю,а земля
вдыхает пот и скорбь,а
груз ,сосредоточенный в одном
прекрасном месте изменяет градус
полуосей её,поля
магнитные приходят в тихий ужас,
и боги тут не при чём,
когда в подвалах учиняют
пытки над еретиками.
Любовь уйдёт.Придёт
идея построенья замка
в трёх уровнях,идея
чёрной -белой расы.
Я в этом дилетант,но слову
деться некуда ,как уповать на воздух
горячий и бесцветный,мокрый,
что в пору нам с тобой
определиться с музыкой в конце
концов и с кружевом метели.
Блажи душа ,покуда
твои остатки здесь не дотоптали.


Какая ночь по весу впереди.
Считается ,что истины на этом
свете нет,как нет её на том.
Закат прилёг на страже возмущенья.
Поисковик молчит.Философ
дрочит на циферблат и
делает насечки на предплечье.
Рождённый в приблизительных широтах,
на выдуманной кем-то долготе
он говорит -она
и превращает косвенную речь
в прямую ,и она не сходит
со своего ума ему на плечи.
На плюс -коварный наезжает минус
и колесо навстречу поперёк
перебегающему ежику дорогу.
и три осы ,решившие попить
воды,нечайно утонули
в ведре ,рассчитанном на коромысло.

Послушай!Я не убиваю время;
в уставшем теле есть
позиция надежды,негатив амбиций,
ярмо полуовалов и ключиц,
настолько хрупких,что целовать опасно,
не говоря о ценности флюидов.
Оттуда и исходит запах,
и там хранится страсть,могила
педерастам и горшкам-оттуда
взлетают бабочки,а меж грудей
и ближе к животу-вкус яблок и щекотки.
Ты думаешь я плачу,нет
я вспоминаю место,где я умер
нащупав пальцами октаву
крестца и пиццикато пяток.

Но это между нами-это
между взбалмашных и прочих мыслей.
Теперь ничем не заполняя дни
мне ночью снятся ржанье Буцефала
и топаты слонов,и хрипы жертв
во имя просветительской работы.
Пожар в Александрийской
библиотеке и морды
заговорщиков-их желчь,
конечно же, в религиозном смысле.

Хотелось бы дожить нормально-
без них.И при последнем
вздохе отпустить подругу
на волю.Я уже не помню
точно поминал ли в этой
ревнивой песне бога,
детерминизм и прочую бодягу.
Но звёзды были
и закат лежал на ветке абрикоса.
И я глядел с позиции надежды
любви и веры на человека,
живущего уж точно после
нашей кровожадной эры.