От Ольвии до Колхиды

Одиссеиды и Одиссея


Гомер, возможно, один из псевдонимов Эсхила, положившего начало гекзаметру.
 
Эсхил-Гомер родился в восьмом веке до Новой эры, в северной Этрурии, в городе Адрии, на берегу реки По.

По преданию в Адрии в том же веке родился древнегреческий скульптор Лисипп.
Гомер, Эсхил, Лисипп.

Прямых свидетельств нет ни об одном из троих.
Однако, о своей бурной жизни Гомер пишет в Одиссее.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже,
который, странствуя долго со дня, как "святой" Илион им
разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье
заботясь.
Жизни своей и возврате в отчизну сопутников;
тщетны
Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами
Гибель они на себя навлекли святотатством,
безумцы,


Гекзаметр метафизичен и полон тайн. В нём всегда есть второй, главный фарватер, приводящий посвящённого к открытию диадоксического – подлинного сюжета и смысла.
 
Гомер-Эсхил изобрёл сей витиеватый и, порой, неудобочитаемый размер, дабы скрыться за двусмысленной фразой. Спрятавшись за вымыслом, хитрый эллин пишет всё, что ему заблагорассудится, уклоняясь от жреческой цензуры и выставляя просвещённой элите собственные крамольные воззрения на жреческое учение о личности, водимой богами по пути ими предопределённой судьбы.

Коль ты пошёл своей дорогой, не сходи с неё, а то придёшь в хлев вместо рая.

Количество слов не свидетельствует о качестве речи. Многословно-пустословное проговаривание текста наводит скуку. И цензор, не сдерживая зевоту, пропускает "правильную" книгу.

Вступив в тайное общество Одиссеидов, создатель гекзаметра обрёк себя на жизнь "без лица".

Не выживать подобно оборотню сфинксу, а бороться за право свободно мыслить и говорить. Под сфинксом Эсхил, стремящийся не походить ни на одного из вознесённых на пьедестал и окруживших чело лавровыми листьями, подразумевал  заражённую лицемерием элиту.

После поражения Пелопонесийцев в войне с Троей, управляемой жрецами Аполлона, Эсхил со товарищи бежал в Тавриду и долго оставался там на правах поселенца без прав. Гол и бос он скитался, как "Сивиллин отпрыск", не признанный пророк. Здесь и написал Гомер-Эсхил свою Илиаду-Одиссею.

В Керчи ему "посчастливилось" встретить "собратьев" морских разбойников из Киклид, прозванных в Таврии и на Эгейских просторах листригонами.

Западня жизни: честность, труд, нищета, либо: подлость, достаток, праздность.

"Я родился поэтом, а стал листригоном. Меж камней у дороги проросший цветок".

Сторонясь законопослушного общества, сей придорожный цветок творил вдохновенно в промежутках меж набегами на  караваны, ходившие из Ольвии в Колхиду.
Голос его крепчал и становился слышен в просвещённой среде. Публикуя свои творения под псевдонимами Гомер и  Эвликид, а иногда – Деосид и Гомор, бродяга-ситос кощунил и насмехался.
 
Своим Ойским именем – Эсхил из Лисиппии он звался среди изгнанников Эллады, переплавленного золота – свободных граждан.
 
Ойя – сила, Ойя – гордость, Ойя – смелость, Ойя – твёрдость.
 
Ойя – суть Гойя. Гой Эсхил Лисипп по прозвищу Гомер половину жизни провёл в изгнании. Его второй родиной стала Ольвия - пристанище беглых Эллинов.

Эвликид – не имя, а прозвище Коринфского бойца, отлитого Лисиппом из бронзы.
 
Коль ты не позван на торжественное собрание на агоре – взойди на собственную агору и воссядь посреди горных вершин, дождись восхождения звёзд и отдай им деодорическое вдохновение, пользы будет больше.

В театрах Крита и Родоса  пели его песни и играли трагедии, а он соизмерял свои дни по метаблю – древней астролябии, выбиваясь из сил в штормовом море.

Тихо и незаметно пожинались плоды его трудов сытыми издателями литературного товара. А у листригона участь иная – по просторам морей рыскать в поисках удачи.

Святотатцами стали эллины, возомнившие себя свободными людьми. О них, отверженных,  поговорка:
"Моли богов о сохранении твоей души. Ибо погибнешь в своей гордыне. Горе всем, возносящим себя выше Гелиоса! "

 Божьей каре за святотатство гордецу обязаны мы появлению Одиссеи.


Дни идут, а мой дом за горами и морем бескрайним.
И не в силах я море судьбы одолеть.
Шепчет мать о погибшем сыночке и помыслом тайным,
Помогает мне стылое сердце согреть.

Одолели меня суета и тревога.
Задолжал я везде и повсюду, куда ни приди -
Бесприютная узость мечты и крутая дорога
До черты горизонта лежит впереди.