В гоголевской степи...

      В гоголевской степи я живу. Мне там вольно, мне там просторно, мне там уединённо. Там люди наравне с птицами. А древние предания ходят под окнами - мой мир.
      Пока на переднем плане бытия разыгрывается людская война, на заднем плане свершаются чудеса и события. Уйдите с переднего плана и войдите в задний и вы моментально поймёте Гоголя. Тут тихо... Тихо, даже когда идёт война, тихо, даже когда грохочут громы и бьют молнии, и тем более тихо, когда стрекочут кузнечики и свищут птицы. Тут всегда тихо. Это разряженная пустота самого Бытия, его "купол". Купол резонирует зов. Зов отскакивает от натяжённых стенок и улетает вширь и вдаль - гаснет, рассеивается. Уже за версту отсюда его плохо слышно. Но здесь, именно здесь то его слышно хорошо! В этой тишине...
      Тёмное Бытие вне конкуренции. Опасно, как "чёртова мать", неодолимо как вечное возвращение. Маленький Гоголь всегда пугался его, бежал к людям. А оно опять приходило, звало его... Что?... Кто?... Что здесь?... Кто здесь?... Неужели оно знает маленького никому ненужного Никошу по имени? Зачем такая внимательность, такая чуткость, тонкость? Она не выдержит рядом с "грубыми вещами мира сего". Пребывая на заднем плане, всю жизнь свою разыгрывать на переднем с неодолимой грустью. Я хочу туда, куда меня зовёт, но мне страшно. И вот, я ещё каким-то пальчиком, каким-то чепчиком тут с вами. Но глаза заволокло уже слепой белизной старого бандуриста- рассказчика, чьё сердце вечно юно, несмотря на седую бороду и никогда не умрёт.
      Гоголевские герои взмывают вверх как чирк и вспых спички и так же быстро гаснут. А если они не гаснут, Гоголь оставляет их за поворотом и идёт к следующим. Все его герои "на одно лицо" и никто не на "одно лицо". Это парадокс. Но это парадокс не писателя, а самой жизни, Гоголь лишь следует ему. Наследует его.
      Зачем так много порождений в бесконечном стремлении - к чему? Добро бы к идеалу, но идеал гибнет первым, правда, чтобы возродиться вновь. Это вопрос - бесконечная дорога Гоголя, он не путешествует, а странствует, потому что когда ты странствуешь, ты проходишь много раз одни и те же места, ты возвращаешься, ты повторяешься истинно. Гоголь дублирует себя - более или менее удачно, но опять же не потому что "исписался" или изначально "малоросс" - мало рос - а потому что и Кьеркегор и Ницше были правы, когда видели в том высшие признаки и приметы бытия - это оно таково и ты становишься таким, когда событийствуешь с ним вровень.
      Вся эта селянская экзотика, взятая сама по себе - маскарад, ну коль скоро предоставлен такой изящный маскарад почему бы и не воспользоваться им?
Дороги перекрещиваются, на узловых станциях что-то происходит, мы выхватываем пейзажи и куски из жизни, но секунда-другая и всё снова беспролазно погружается во мрак.
      Разве такие неприметные, вполне обычные люди могут испытывать настоящие страсти? Другое дело, например, необычайная Татьяна и довольно странный Онегин Пушкина, или Моцарт и Сальери, тут понятно, или скажем можно ещё приблизить "микроскоп" и рассмотреть этих "второстепенных" людей попристальней, как делает Чехов, но свершить через них и показать всё Бытие - исключительное мастерство Гоголя. "Дама с собачкой" Чехова конечно испытывает бурный роман, но в душе мы можем не только посочувствовать ему, но и запросто улыбнуться - трагедия устоявшихся семей, интеллигенции, все эти будущие Анны Каренины, доведённые до полноты и силы своего характера, однако остающиеся всё теми же и всё там же - разве всё это встречается у Гоголя? Нисколько...
      Гоголь говорит, что жена Тараса Бульбы знала любовь лишь кратчайший период своей юности, что-то вроде первых поцелуев и ласк и всё. Но Гоголь тотчас же показывает нам, что несмотря на полную замкнутость и изолированность этой любящей души (а знает она одни лишь окрики и побои, а мужа видит день-два в году и то хорошо), она продолжает любить. Гоголь показывает неисчезающие, неуничтожаемые чувства - вся любовь матери переместилась на детей, но осталась такой же глубокой и красивой.
      А "старосветские помещики"? День за днём, день за днём одно и тоже.
Где же чувства живут, в чём они живут? Чем они удерживаются?
      Неужели они живут и могут жить, и способны не умирать в той малости "доброго утра", на которую всего лишь и способны герои? Получается, что так.
А мы, наш сегодняшний мир со всеми нашими возможностями и "свободами" потеряли искренние, глубокие чувства, мы приобрели практически всё, но малость "доброго утра" потеряли, а вместе с ней по какой-то волшебной магии исчезло и само Бытие. И в этом смысле Гоголь нас обличает, если мы только можем в него вчитаться и вдуматься. А ещё точнее - если мы можем откликнуться на него.